Евангелие от рыжего кота - Саша Суздаль

— В порт Лимиссо, — ответил сержант.

— Позволь, я помогу тебе, — сказал заскучавший в крепости Жан ле Мен и сержант вынужден был согласиться. Они доковыляли до ворот крепости, которые на ночь были закрыты. Просить стражей их открыть не имело смысла, так как пешком они не дойдут, а попутный транспорт пойдёт только утром. Правда, до утра оставалось совсем не долго, так как небо на востоке уже слегка посветлело, приглушая звёздную россыпь.

Ожидание помогло найти повозку, которая привезла раненного, но её ездовой замешкался и ворота закрыли, поэтому пришлось остаться до утра. Пассажиры на обратный путь были очень кстати, и сержант, рядом с Жан ле Меном, завалился на повозку и поспал до утра. Проснулся он оттого, что дорога вся в кочках и Гуго де Монтегю здорово тряхнуло. Рана отозвалась болью и он, просыпаясь, уселся удобней. Местность вокруг, покрытая скудной растительностью, не вызывала радостных ощущений, а виноградники, посаженные полосами, только слегка манили глаз присыпанной пылью зеленью.

Землетрясение, произошедшее с полусотню лет назад, кругом оставило свои следы, а несчастный город Лимиссо разрушило полностью. Новые постройки, сделанные без всяких городских планов, не соблюдали пропорций друг с другом, а улицы были безобразно кривы. Только порт, отстроенный первым, отличался своей функциональностью, а остальное сооружали, как заблагорассудится.

Рассчитавшись с ездовым, сержант прошёлся вдоль пирса, высматривая того, кто может что-то знать об ушедших вчера кораблях. Его острый взгляд заприметил стайку мальчишек, по всей видимости, бездомных и ещё не проданных в рабство, что в данных краях дело весьма вероятное. Ушлый пацан лет пятнадцати, уже не мальчик, а юноша, пусть и не внушал доверия, но мог знать, на какой корабль сел Раймонд де Торн. Он поманил его пальцем, и юноша подошёл легкой походкой, сохраняя достоинство, как истинный дож.

— Если ты сможешь мне помочь, я тебе дам целое сольдо, — сказал Гуго де Монтегю и глаза у юноши загорелись.

— Слушаю, господин, — сказал он, склонив голову и озорно блеснув глазами.

— Я хочу знать, на какой корабль сел рыцарь-госпитальер и монахиня, — сказал сержант, внимательно глядя в глаза мальчика

— Рыцарь-госпитальер, с монахиней на руках, сел на корабль «Святой Петроний». Капитан судна – Доменико Секьявро из Венеции, — четко доложил юноша, не отводя глаза.

— Что значит на руках? — не понял Гуго де Монтегю, грозно поглядывая на юношу.

— Я забыл тебе сказать, Гуго, что Мария спала на руках Раймонда, — промолвил Жан ле Мен совсем спокойным голосом.

— Что значит, спала? — не понял Гуго: — Среди белого дня?

Жан ле Мен не мог ничего добавить.

— Если позволите, господин, — сказал юноша и Гуго кивнул головой, — мне кажется, она была без сознания.

Гуго присел на причальный камень, понимая, что встреча с ассасином и для Марии не прошла бесследно.

— Возможно, ты знаешь, куда отправился корабль? — задумчиво спросил Гуго де Монтегю и посмотрел на юношу.

— Это будет вам стоить ещё одно сольдо, — промолвил юноша, и сержант тот час протянул ему ладонь с двумя монетами. Не ожидавший такого скорого ответа, юноша стушевался и скороговоркой произнёс:

— Я не возьму от вас денег, если возьмёте меня с собой.

Гуго де Монтегю внимательно посмотрел на юношу, а потом произнёс: — Я не могу тебя взять с собой, так как мне нечем тебя кормить.

— Я могу подрабатывать юнгой на корабле, — промолвил юноша

— Давай возьмём мальца, уж больно он боек, — произнёс Жан ле Мен, и это решило сомнения сержанта.

— Эй, ты! — крикнул Гуго де Монтегю и юноша повернулся.

— Меня звать Адонис, — сообщил он, подходя к сержанту, — а ваш друг уплыл в Понт.

— Куда их, к чертям, понесло, прости Господи, — рассердился Гуго де Монтегю, понимая, что среди сарацинов защитить Марию не так-то просто.

— Если мы поспешим, то успеем на корабль «Надежда», который отправляется туда же, — сообщил Адонис и первым побежал по пирсу в направлении отдельно стоящего корабля.

После разговора с неизвестным арабом, который интересовался друзьями убитого, монах вернулся в церковь и, склонив голову, трижды прочитал молитву за упокой души раба божьего Дюдона, а потом посчитал, что исполнил свою миссию, отчего полез в карман чёрной засаленной рясы и вытащил кусок хлеба с ветчиной. В воздухе, кроме запаха ладана, разнеслись соблазнительные миазмы остро пахнущего мяса, оскверняющие лоно церкви, но умиротворяющие душу монаха. Он, истекая слюной, уже хотел вгрызться зубами в соблазнительные вкусности, как услышал тихое: «Дай!»

«Демоны!» — подумал монах, хотя лоно церкви не их парафия. Тем не менее, он подумал, что здесь его демоны не осилят, и снова раскрыл рот, собираясь откусить большой кусок. «И мне дай!» — настойчиво повторил тихий голос, и монах озабоченно повернулся, полагая, что над ним шутит его напарник, которого он сменил с утра. В храме никого не было, и монах снова подумал: «Демоны!» Он тут же покаялся в своих грехах, в том числе и в чревоугодии, а когда закончил с умиротворённой душой, то снова поднёс ко рту свой завтрак.

— Дай кусочек, жадина, — произнёс немного окрепший голос, и монах встал от возмущения.

На него смотрел покойник, вернее не на его лицо, а на кусок хлеба и ветчину в его руках. Монах видел всякое, но оживших покойников – никогда.

— Усопший, мёртвым не положено есть, — сказал монах, вгрызаясь в мясо, и полагая, что нанюхался благовоний, отчего наблюдает галлюцинацию.

— Дай хоть кусочек, зараза, — просил покойник, но монах его не слушал и быстро уничтожал завтрак.

— Господь велел делиться, — прорычал покойник и встал с гроба, перевернув его на пол. Выдрав у монаха последний кусочек хлеба и крошку мяса, Дюдон де Компс бросил всё в рот и не глотал, смакуя.

— Сколько тебе заплатили за похороны? — деловито спросил Дюдон и монах честно ответил: — Двенадцать сольдо.

— Не ври!? — удивился Дюдон щедрости своих друзей. Монах вытащил из кармана монеты и госпитальер посчитал. Еще раз удивившись, он сгрёб половину монет с руки онемевшего монаха и сказал: — Похороны отменяются.

С этими словами он покинул церковь. Пузо болело. Хасан аль-Каин, подлец, проткнул его своим кинжалом и подумал, что убил, так как у Дюдон де Компса от раны случился приступ, отчего его парализовало. Такое с ним случалось и раньше, после того, как упрямый отец продержал его всю ночь на морозе, воспитывая в нем характер. Только по воле отца он отправился на восток защищать веру Христову. Правда, сухой и жаркий климат не часто напоминал ему о болезни, и Дюдону здесь нравилось, в особенности восточная кухня. Так как он считал себя пострадавшим за веру, то никогда не отказывал себе в малом грехе – чревоугодии.