Юг без севера (Истории похороненной жизни) - Чарлз Буковски

Они ждали.

Наконец, Рыжий и Салли вынырнули из-за камней. Подошли к ним.

- Спасибо, братья, - сказал Рыжий. - Прекрасный кусочек она у вас.

- Чтоб вы в аду сгнили! - сказал Лео.

Рыжий расхохотался:

- Мир! Мир!.. - Он сложил из пальцев эмблему. - Ну ладно, я, наверное, пойду...

Рыжий наскоро свернул сигаретку, смочив край и улыбаясь при этом. Зажег, затянулся и пошел к северу, держась в тенечке.

- Давай остаток пути проедем стопом, - сказал Дэйл. - Товарняки никуда не годятся.

- Шоссе - к западу, - отозвался Лео. - Пошли.

Они двинулись на запад.

- Господи, - произнесла Салли, - я едва ноги передвигаю! Он - животное!

Лео с Дэйлом ничего не ответили.

- Только бы не залететь, - сказал Салли.

- Салли, - вымолвил Лео, - мне жаль...

- Ох, заткнись!

Они шли дальше. День склонялся к вечеру, и пустынная жара спадала.

- Ненавижу мужчин! - произнесла Салли.

Из-за куста выскочил дикий кролик, и Лео с Дэйлом отскочили.

- Кролик, - сказал Лео. - Кролик.

- Кролик напугал вас, парни, правда?

- А что, после того, что произошло, мы нервничаем.

- Вы нервничаете? А что обо мне говорить? Слушайте, давайте присядем на минутку.

Я устала.

Им попался участок тени, и Салли уселась между ними.

- Хотя знаете... - промолвила она.

- Что?

- Было неплохо. На строго сексуальной основе, то есть. Он в самом деле в меня вставил. На строго сексуальной основе это было нечто.

- Что? - переспросил Дэйл.

- Я имею в виду, в моральном смысле я его ненавижу. Сукиного сына следует пристрелить. Собака. Свинья. Но на строго сексуальной основе это было нечто...

Они немного посидели, не издавая ни звука. Потом вытащили две оставшиеся сигареты и выкурили их, передавая друг другу.

- Жалко, что дури не осталось, - сказал Лео.

- Господи, я знала, что так и будет, - произнесла Салли. - Да вас, парни, почти не существует.

- Может, тебе станет лучше, если мы тебя изнасилуем? - спросил Лео.

- Не будь дураком.

- Думаешь, я не смогу тебя изнасиловать?

- Надо было с ним уйти. Вы, парни, - ничтожества.

- Значит, он тебе понравился? - спросил Дэйл.

- Не грузись! - ответила Салли. - Лучше пошли на шоссе голосовать.

- Я тебе могу впендюрить, - сказал Лео, - так, что заплачешь.

- А можно посмотреть? - рассмеявшись, спросил Дэйл.

- Нечего там будет смотреть, - сказала Салли. - Пошли. Шевелитесь.

Они встали и зашагали к трассе. Идти до нее было десять минут. Выбравшись на бетонку, Салли встала и вытянула большой палец. Лео с Дэйлом остались в стороне, чтоб не заметили. Они забыли про вьетконговский флаг. Они оставили его возле сортировочной станции. Он валялся в грязи около железнодорожного полотна. Война продолжалась. Семь рыжих муравьев крупной породы ползли по флагу.

ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ СОЧИНИТЬ РАССКАЗ О ЛЮБВИ

Марджи собиралась на свиданку с этим парнем но пути к ней этот парень встретил другого парня в кожаной куртке и парень в кожаной куртке распахнул свою кожаную куртку и показал ее парню свои сиськи поэтому ее парень приехал к Марджи и сказал что на свиданку прийти не сможет потому что парень в кожаной куртке показал ему свои сиськи и он теперь собирается этого парня отъебать. Поэтому Марджи отправилась повидать Карла. Карл был дома, она села и сказала Карлу:

- Этот парень собирался пригласить меня в кафе где столики стоят снаружи и мы собирались пить вино и разговаривать, просто пить вино и разговаривать, вот и все, ничего больше, но по пути сюда этот парень встретил другого парня в кожаной куртке и парень в кожаной куртке показал этому парню свои сиськи и теперь этот парень собирается отъебать парня в кожаной куртке, поэтому ни столика, ни вина, ни разговоров мне не светит.

- Я не могу писать, - промолвил Карл. - Ушло.

Затем он встал и вышел в ванную, закрыл за собой дверь и посрал. Карл ходил срать четыре-пять раз в день. Больше делать было нечего. Он принимал пять-шесть ванн в день. Делать больше нечего было. Напивался он по тем же самым причинам.

Марджи услышала шум воды из бачка. Потом Карл вышел.

- Человек просто не может писать по восемь часов в день. Он даже не может писать каждый день или каждую неделю. Полная засада. Ничего не остается делать - только ждать.

Карл подошел к холодильнику и вернулся с шестериком Мичелоба. Открыл бутылочку.

- Я величайший писатель в мире, - сказал он. - А ты знаешь, как это сложно?

Марджи не ответила.

- Я чувствую, как по мне всему боль ползает. Будто вторая кожа. Хорошо бы ее сбросить, как змее.

- Так ложись на ковер и попробуй.

- Слушай, - спросил он, - а где я с тобой познакомился?

- В забегаловке у Барни.

- Н-да, тогда кое-что ясно. Выпей пива.

Карл открыл бутылку и передал ей.

- Ага, - сказала Марджи, - я знаю. Тебе нужно одиночество. Тебе необходимо быть одному. Только когда тебе хочется или когда мы ругаемся, ты садишься на телефон.

Говоришь, что я тебе нужна. Говоришь, что с бодуна помираешь. Ты быстро слабеешь.

- Я быстро слабею.

- И ты со мной такой скучный, ты никогда не загораешься. Вы, писатели, такие...

драгоценные... вы людей терпеть не можете. Человечество смердит, правильно?

- Правильно.

- Но всякий раз, когда мы ругаемся, ты начинаешь закатывать эти гигантские балехи на четыре дня. И тут ты вдруг становишься остроумным, таким ГОВОРЛИВЫМ!

Ты внезапно полон жизни, болтаешь, танцуешь, поешь. Пляшешь на кофейном столике, швыряешь бутылки в окно, играешь Шекспира целыми актами. Внезапно ты жив - когда меня нет. О, я об этом слышу!

- Мне не нравятся вечеринки. Особенно я не люблю людей на вечеринках.

- Для парня, который не любит вечеринки, ты определенно закатываешь их больше, чем достаточно.

- Послушай, Марджи, ты не понимаешь. Я больше не могу писать. Сдох. Я где-то не туда свернул. Где-то я умер среди ночи.

- Ты умрешь только одним способом - от одного из своих здоровенных бодунов.

- Джефферс сказал, что даже самые сильные люди попадают в капканы.

- Кто такой Джефферс?

- Мужик, превративший Большой Сюр в ловушку для туристов.

- Что ты собирался делать сегодня вечером?

- Слушать песни Рахманинова.

- А это еще кто?

- Мертвый русский.

- Ты посмотри на себя. Ты просто сидишь.

- Я жду. Некоторые парни ждут по два года. Иногда это так и не возвращается.

- А если никогда не вернется?

- Тогда я просто надену башмаки и спущусь на Главную Улицу.

- Почему ты не устроишься на приличную работу?

- Приличных работ не бывает. Если у писателя не получается жить творчеством, он покойник.

- Ох, да ладно тебе, Карл! У миллиардов людей в мире не получается жить творчеством. Ты хочешь сказать, что они покойники?

- Да.

- А у тебя - душа? Ты - один из немногих, у кого есть душа?

- Похоже, что так.

- Похоже, что так! Ты со своей пишущей машиночкой! Ты со своими крохотными чеками! Да моя бабушка больше тебя зарабатывает!

Карл откупорил следующую бутылку пива.

- Пиво! Пиво! Ты со своим проклятым пивом! Оно даже в рассказах твоих есть!

"Марти поднес ко рту бутылку пива. Он оторвал от нее взгляд, и тут в бар вошла эта крупная блондинка и села рядом с ним..." Ты прав. Ты кончился. Твой материал ограничен, очень ограничен. Ты не можешь написать рассказ о любви, ты не можешь написать приличную любовную историю.

- Ты права, Марджи.

- Если человек не может написать любовную историю, он бесполезен.

- А ты их сколько написала?

- Я не претендую на то, чтоб быть писателем.

- Зато, - произнес Карл, - ты, кажется, становишься в позу чертовского литературного критика.

Вскоре после этого Марджи ушла. Карл сидел и пил оставшееся пиво. Это правда, умение писать его оставило. Нескольких врагов-подпольщиков осчастливил. Теперь смогут вырасти на одно деление. Смерть их радует, будь они хоть в подполье, хоть сверху. Он вспомнил Эндикотта, как тот сидит и разглагольствует:

- Ну что, Хемингуэя нет, Дос-Пассоса нет, Пэтчена нет, Паунда нет, Берримен с моста прыгнул... все выглядит лучше, лучше и лучше.

Зазвонил телефон. Карл снял трубку.

- Мистер Гэнтлинг?

- Да? - ответил он.

- Мы хотели поинтересоваться, не сможете ли вы почитать в Колледже Фэйрмаунт?

- Ну, смог бы, какого числа?

- Тридцатого, следующего месяца.

- Мне кажется, я тогда ничем не занят.

- Наш обычный гонорар - сто долларов.

- Обычно я получаю сто пятьдесят. Гинзберг получает тысячу.

- Так то Гинзберг. Мы можем предложить только сто.

- Хорошо.

- Прекрасно, мистер Гэнтлинг. Мы пришлем вам подробности письмом.

- Как насчет дороги? Дьявольски далеко к вам добираться.

- Ладно, двадцать пять долларов на дорогу.

- Договорились.

- Вы не согласились бы побеседовать со студентами на занятиях?

- Нет.

- Будет бесплатный обед.

- Принимаю.

- Прекрасно, мистер Гэнтлинг, мы с нетерпением ждем вас на кампусе.