Невеста миллионера (СИ) - Попова Любовь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Именно для этого соскребаю себя с кровати и усаживаюсь в кресло, чтобы поехать в душ. Принимать я его разлюбил, потому что вечно чувствую себя стариком. Особенно, когда в центре душевой стоит это дебильное приспособление.
После очередной унизительной процедуры я разгребаю свои завалы, нахожу чистую футболку, джинсы и одевшись выезжаю в кухню, уже готовый к очередной пикировке с моей Шехерезадой. Но на кухне пусто. Чисто, пахнет вкусно, но пусто.
Меня пробирает страх, что Ева опять могла исчезнуть. Я тут же набираю охране.
— Ева выходила?
— Кто?
— Повариха, болван! Выходила из дома?
— Нет, Босс. Все тихо.
— Ага, как в гробу. Не выпускать ни при каких обстоятельствах, понял?
— Кого?
— Повариху! Неужели за такие бабки тебе сложно мозг в работу подключать? Е
Идиоты…
Отключаюсь и еду по дому, не часто, но поглядывая на лестницу второго этажа. Не орать же мне «Ева» на весь дом. Но вдруг, из ее комнаты доносится тихий голос, и я мчусь туда, застывая у полуоткрытой двери.
— Да, милый. Как тебе там? Не устаешь?
Что за хрень? Милый? И какой такой милый позволяет такой женщине работать в доме озабоченного мужика? Пусть даже и инвалида.
— Да. Все хорошо. Нормальная работа. Может даже получится кредит немножко перекрыть.
Кредит? Хотя, о чем я? Какой обыватель сейчас без кредита. Сейчас стало модно иметь кредитную карту. Но на транжиру Ева не похожа.
— Не переживай. Тебе эта поездка нужна. И не сомневайся в себе. Я люблю тебя.
Люблю тебя… Как серпом по яйцам. То есть у нее кто-то есть, а она со мной флиртует. Нет, не может она такой быть. Или флирт мне мерещится…
Она выходит в дверь, и я не успеваю уехать. Мы сталкиваемся взглядами и ее лицо мгновенное покрывается розовыми пятнами. Она открывает рот, чтобы возмутиться, чтобы высказать, может быть даже сказать коронное. «А мама не учила вас, что подслушивать нехорошо?» Я бы обязательно ответил, что моя мать ничему меня не учила. Она сидела в комнате круглыми сутками, пока однажды отец не убил ее. Обстоятельств я не знаю, но он врал, когда рассказывал с каким удовольствием это сделал. А еще о том, что вернулся бы вспять и никогда бы не завел двух спиногрызов. Никому бы этого не рассказал, а на нее бы правду вывалил.
Ну же Ева, скажи хоть что-то…
Но она молча собирается уйти, но я не могу так просто ее отпустить.
— Кто он? — в ответ молчание и прямая, застывшая спина. — Кто он, Ева?
— Не ваше дело, — не оборачивается она, а меня злость с головы до ног пробирает. От тайн и секретов кружится голова, и я кричу ей вслед так что стены дрожат.
— Мое, пока ты работаешь в этом доме.
— Что? — оборачивается. — Я могу уйти, Харитон Геннадьевич. И сделаю это прямо сейчас.
— Не уйдешь. Я знаю правду.
— Правду? — поднимает она бровь. — И какую же правду вы знаете?
— Ты не Ева. Это имя принадлежит умершей бабке. Ты убила ее?
— Я ее не убивала! Как у вас язык повернулся сказать, что я ее убила?
— А как у тебя язык повернулся, сказать, что ты бросишь меня?
— Брошу?
— Ты поняла, о чем я, — подъезжаю ближе и как не приятно смотреть на ее снизу-вверх, я все равно остаюсь на месте. — Ты не уйдешь отсюда, пока я тебе не скажу.
— Слышали, что гордость и самоуверенность самый худший грех.
— Так же как прелюбодеяние, но именно к этому я хочу тебя склонить. Так кто он, Ева? И откуда у тебя кредиты? Большие?
Он отстраняется от моей руки, но я все равно ощущаю запах ванили. Так близко, что голова кругом.
— Я не буду об этом говорить. Хотите историй, сначала расскажите свою.
— Расскажу, я все тебе расскажу. Буду исповедоваться, пока ты не сжалишься надо мной и согреешь мою постель…
Глава 22. Харитон
— Не будет этого, — подбирается она вся и замирает, когда моя рука нащупывает ее лодыжку. Но она не убегает, а продолжает смотреть мне в лицо, часто дыша, от чего ее кофта натягивается на маленькой, но такой желанной груди. И можно даже разглядеть соски, если смотреть очень внимательно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Неужели я тебе совсем не нравлюсь?
— Прекратите, — облизывает она губы. — Мне это не нужно..
— Тогда почему ты не убегаешь, почему смотришь мне в глаза так, словно хочешь, чтобы я поднял руку выше. Погладил? Приласкал? А что еще ты хочешь, Ева. Чтобы задрал юбку? Чтобы забрался под трусики, чтобы вошел…
— Хватит! Я здесь не для этого!
— Ты здесь, потому что я хочу тебя!
Она хлопает длинными ресницами, открывает рот, закрывает.
— Тогда я уйду! — пытается она сделать шаг, но я нажимаю на коленную чашечку с двух сторон пальцами и она падает прямо на пол, негромко ахнув, а я уже не соображаю, тону в ее запахе, собственной похоти, готовый исполнить все, о чем фантазировал.
Она собирается подняться. Но я успеваю схватить ее хвост и притянуть к себе. Посмотреть на губы, мягкие, нежные, такие розовые, что в ушах звенит, голос пропадает.
— Не уйдешь, потому что тогда я заявлю на тебя. Подниму все документы и начну шантажировать. И твой любовник или муж больше не увидит тебя. Не молчи! Отвечай, кому ты сказала, что любишь! Ты меня должна любить, поняла, меня одного, только меня. Дергаю ее к себе и накрываю губы, языком проскальзываю внутрь мягкого рта, ласкаю нёбо, пытаюсь ввязяться в бой, хочу дать понять, что не отступлю, что хочу видеть ее вот такой же, на коленях, обнаженной. Принадлежащей только мне.
Может быть поэтому тяну руку к груди, сжимаю холмик. Она тут же взбрыкивает и вырывается.
— Найдите себе другую, меня это не…
— Ева, кто это? Кому ты сказала, что любишь? — требую ответа, и она тоже срывается.
— Сыну, Харитон Геннадьевич! Сыну!
Что, твою мать…? Какому еще сыну? И чей у нее сын? Где отец сына?
Она пытается уйти, а у меня в горле пересыхает.
— Сыну? У тебя сын? И где же он?
— На сборах в Англии.
Ого…
— Ты сказала, что у тебя кредиты…
— Слушайте! Я ваш повар. Именно для этого я здесь! Хотите уложить меня в постель, придется изнасиловать, а иначе даже не мечтайте, но ведь даже этого у вас не получится…
— Это еще почему?
— Не догоните, — дергает она бровями и напоследок говорит, шокированному такой бестактностью по отношению к бедному инвалиду — И идите поешьте. Я конечно рада, что вы начали читать, но не тратить же на эту всю ночь.
— Так мне было интересно, что случилось, когда с Жанны слетели розовые очки.
— Она столкнулась с жизнью, — сказала она, скрывшись на кухне, а я остался в столовой. Раздумывать, что говорила она совсем не о Жанне. Может быть в этой истории есть схожие черты?
Ева выносит поднос, уставленный двумя блюдами. Суп пюре с гренками — обожаю его. Рыбу с овощами. Я вдыхаю запах блюд, чувствуя, как во рту скопилась слюна, а затем поднимаю взгляд на Еву, что принесла еще чайник и чашки на подносе.
— Хочешь кредит закрою, какая там сумма?
Она иронично усмехается.
— Даже не могу предположить, что такой самаритян, как вы попросите взамен. Наверное, чтобы я душу вам продала?
— Было бы неплохо, но лучше в придачу с телом, — не стал отпираться я. Да, мне не нравится, что у нее сын и я даже предположить не могу во сколько она его родила, но мысль владеть ее телом, покушаться на эти губы каждый день при первой подвернувшейся возможности… Даже думать об этом сложно. В паху тут же тянуть начинает.
Но тут Ева смеется. Искренен, но грустно.
— Вы что же думаете, что если бы я не захотела, я бы не решила проблему таким образом? Вы думаете я не знаю, что красива, или что меня хочет каждый второй кабель? Только знаете, что, плевала я на ваши желания. Я хочу быть сама себе хозяйкой. Не зависеть больше ни от кого.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Ох уж эта эмансипация…
Она уходит, а я вспоминаю вчерашний разговор о свободе. И от кого же ты зависела моя Ева? От меня не надо зависеть, надо мне принадлежать.
Беру телефон и набираю нужный номер.
