Теория познания. Философия как оправдание абсолютов. В поисках causa finalis. Монография - Виктор Ильин

Уровень «Ты». Акты конституирования «Я» чего бы то ни было – сугубая произвольность; от них невозможно перейти к бытию ни «иной», ни «собственной» потенциальности. «Я» как порождающая инстанция – бедно, пусто. «Человек, предоставленный самому себе, – заявляет Бердяев, – оставленный с самим собой и своим «человеческим», бессилен и немощен, ему не открывается истина, не раскрывается для него смысл бытия, не доступен ему разум вещей»64.

Путь к «иному» мостится предметной дифференцировкой взаимодействия «Я» с «не-Я». В социальной плоскости это – коммуникация. «Отдельный, отъединенный человек, – замечает Фейербах, – как нечто обособленное не заключает человеческой сущности. Человеческая сущность налицо только в общении, в единстве человека с человеком»65. Подлинность человека выявляется, удостоверяется другим человеком; тихая обреченность, неполноценность, отщепенство, разорванность с миром, дно бесовства, бесцветная невменяемость ego преодолеваются контекстом завязывания мирового интереса в контактах с alter ego. «Два человека, – настаивает Фейербах, – необходимы для образования человека – духовного в такой же мере, как и физического. Общение человека с человеком есть первый принцип и критерий истинности и всеобщности»66. В ментальной плоскости это – аппрезентация. «Я» наращивает собственную потенциальность не вследствие саморазъедающего анализа, но вследствие прирастания «Ты» в приведениях его в соприсутствие. Богатстве «моего», следовательно, имеет источником огромный головокружительный ресурс отношений с «другим» в неизменно расширяющемся сообщественном опыте.

Уровень «Мы». Нерв антропологического – межсубъективное взаимодействие, фундируемое равноправием его агентов. Однако же интенциональные горизонты, проступающие на срезах в обмене деятельностью «Я» с «Ты», чреваты заявлением «особого характера» субъективности. Вектор самости с установкой «не как все» привносит в коммуникацию элемент нерезонансности инстанций субъективного.

Разносубъективность, следовательно, способна выказывать себя под углом зрения демонстрации преимуществ «Я» перед «Ты» и vice versa. Выхваченная лучом света полная картина отношения «Я» к «Ты» сводится к исходам:

а) «Я» поглощает «Ты» – репрессивная затратность;

б) «Ты» поглощает «Я» – репрессивная мучительность.

Насильственная опека в коммуникационных конфигурациях «Я» и «Ты», говоря словами Вышеславцева, – принудительная спекуляция на понижение субъективности, представляет высшую и наиболее комичную форму глупости. От а) и б) выгодно отличается

в) «Я» и «Ты», удостоверяя самозначимость, в опыте сопринадлежности, сродства, единства образуют «Мы»67.

Экзистенциальный акт и мотивация образования «Мы» распадается на случаи:

• непосредственное индивидуальное общение tet-a-tet, именуемое Шюцем Umwelt;

• анонимное, функционально опосредованное общение при отыгрывании социальных ролей – Mitwelt.

Оба типа общения строго разнесены по локусам обмена деятельностью, выход за границы которых обусловливает гиперболизацию (фамильярность) либо десикацию (тоталитарная корпоративность) «Я».

Уровень «Они». Ассоциативный модус субъективности, получаемый как оппозиция соучастной общности «Мы». «Они» выявляется и проявляется на сравнительной основе целеустремительных тенденций, а именно: где мотивации (а) «для того, чтобы» (цель) и (б) «потому, что» (обстоятельства) корректируются диалогическим отношением ипостасей, неслиянное единение личностей («Мы») заменяется контрагентным. В последнем основное – не допустить упирающуюся в неразрешимость бескомпромиссно стальную безотчетность, влекущую проживание жизни навыворот. Истребительные противопоставления «Я» – «Мы» и «Мы» – «Они» обрекают на бесцветно-невменяемые тупики эгоизма, когда то «Я», то «Мы» ничего не должны, свободны, делают, что хотят.

Равнозначимость уровней субъектности указывает на характерный факт: отсутствие унитарной онтологии антропологии. В прямом и самом точном значении слова онтология антропологии – подвижна, текуча, полимерна. В зависимости от способа представленности, заявленности субъекта попеременно радикализуются мономы: «Я», «Ты»; биномы: «Я» – «Ты», «Мы» – «Они», «Я» – «Мы», «Ты» – «Мы», «Я» – «Они», «Ты» – «Они», «Мы» – «Они»; полиномы: многообразие диад, триад, тетрад и так далее с разветвленной п-местной типологизацией ипостасей эго, альтер эго, общностей («Мы»), оппозиций («Они»); «Я» – «Ты» – «Он» (Флоренский), «Я» – «Ты» – «Мы» (Соловьев, Франк) и т. д.

Заслуживает, следовательно, всяческой поддержки высказанная А.И. Уемовым, Ю.А. Урманцевым, В. И. Фалько перспективная идея многоместных классификаций антропной реальности. Системная онтология человеческого, жизненного фиксируется не плоскостными, линейными, а объемными образами с использованием голограмм, тетраграмм, пентаграмм, булевых решеток, мультиплетов и т. д.

Антропная хроногеометрия. Порядки взаимного сосуществования и последовательного существования в антропологии выражены не физическими и социальными величинами, а человеческими значимостями – перманентно созидаемыми выразительными судьбическими формами. Романтика необозримой натуралистической человекоотстраненности антропологии чужда. Антропный смысл явлений не в вечном, этот смысл – в скоротечных жизненных хронотопах – мгновениях68.

Антропное пространство. В задании метрики пространства ра-дикализуются не интервалы между точками, а их гуманитарная наполненность, экзистенциальная напряженность, апокалиптический эффект, судьбоносность. В задании топологии пространства стандартным представлением множества X, между точками и подмножествами которого определено предельное отношение (отношение дистантной близости), поступаются. Антропные пространственные размерности (локусы) могут быть сколь угодно несопряженными – не имеющими окрестностей, соприкосновений, замыканий. Ключевыми метафорами здесь выступают понятия, отображающие внутри-субъектные доминанты, как то: моральное терзание, гамлетовский жар, ледяное отчуждение, романтический надрыв, нравственный разлом, разрыв с миром, верность долгу и т. д., произрастающие на зафлаженном поле человеческой жизненной драмы.

Антропное пространство, параметры которого имеют сентиментальный оттенок вывихов персональной судьбы, всегда неоднородно, неизотропно. В каждой точке его – трезвая ясность, уверенная определенность лица, несущего свой жизненный крест до конца. В каждом перемещении – векторизованное движение относительно привилегированной системы отсчета – мировой персональной линии (система витальных, социальных запросов), судьбы.

Подобная ситуация, рассчитанная на ось характера, исключает введение регуляризации, осреднений, центрирует невынутый костяк персонального. Перед его твердым, упрямым достоинством отступает выхолащивающая способность изучающей субъективность гносеологии преодолевать сопротивление индивида.

Гносеология выполняет бутафорский макет субъективного, подменяя его когито (Декарт), абстрактным сознанием (Кант), интеллигенцией (Фихте), мировым духом (Гегель), трансцендентальностью (марбуржцы). Перекрывающая же жесткую силу гносеологической обезличенности антропология выполняет автопортрет ввязанного в жизненный контекст частного участливого сознания. Антропология, следовательно, выносит вердикт субъективности за скобками гносеологических (и рассчитанных на них некачественных хроногеометрических) универсализаций.

Антропное время. Бергсон различает во времени протяженность (le temps) и длительность (duree). Утрируя последнее, антропология идет дальше, погрязая в «длении». Без ложного пафоса антропология предает забвению «было», «будет»; фикс-пункт ее – «есть», «стоящее теперь», вечное настоящее – nunc stans. Как говорил Шопенгауэр: «В прошедшем не жил ни один человек (сравните, Тютчев: «Былое – было ли когда?» – В.И.)», и в будущем ни один человек жить не будет; лишь настоящее – форма всей жизни»69.

В отсчет времени китайцы клали «превратность» – дискретные участки тока событий. Антропология снабжает их фовическим образом спрессованного в мгновение времени. Она не знает «до» и «после», концентрируясь на непосредственном переживании представленной в мгновении-моменте полноты бытия. Наиболее глубокая антропологически ориентированная философия по этой причине моментализм.

Вспомним Набокова:

В этой жизни богатой узорами,

…

Я почел бы за лучшее счастие

Так сложить ее дивный ковер,

Чтоб пришелся узор настоящего

На былое, на прежний узор;

Чтоб опять очутиться мне – о, не

В общем месте хотений таких,