Теория познания. Философия как оправдание абсолютов. В поисках causa finalis. Монография - Виктор Ильин

Между тем для соединения обыденного и невероятного в квазиобъяснительной процедуре нет никакой потребности. Достаточно представить предметом более пристального внимания: в чем идиосинкразия по поводу целевой причины? Классический рассудочный прагматизм в виде призраков механицизма и физикотеологизма съедает душу. Однако же не лучше витализм (энтелехия, организмизм), практикующий провал в когнитивную нелепицу.

Перед нами пример ситуации, где модели что-то объясняют, но не удовлетворяют ни объяснения (фикционализм кантианства, умножение сущностей витализма), ни их эвристические основания. В таких случаях озабочиваются разработкой более широкой модели, преодолевающей ограниченность, ошибочность предыдущих. Главное заключается в том, что отработка идеи новой модели должна опираться на непременный обмен нормативным опытом, кристаллизованном в дисциплинарном, междисциплинарном, методологическом фонде.

С позиций сказанного нельзя преуменьшить формотворческую роль объективной природы. Смысловой сдвиг с платформ как фикционализма, так и витализма, должен состоять именно в этом.

Греческий язык располагает двумя видами отрицания

– ού – отрицает наличие факта: утопия – место, которого нет, но бытие которого возможно;

– μή – исключает возможность факта: вечный двигатель первого и второго рода, бытия которого нет и оно невозможно.

Пользуясь данным различением, утвердим: в первом смысле, исходя из особенностей классической рациональности, отрицается факт целевой каузальности, который тем не менее может быть допущен под видом целесообразности; во втором смысле отрицается факт источника целей. При любой рациональности он положительно невозможен, но все-таки может быть допущен не под видом персофицированного существа, гилозоистского, антропоморфистского фактора, а под видом интегрального эффекта саморазвития.

Иными словами, отрицание телеологичного не влечет отрицания целесообразного (в своей сущности конститутивного, а не регулятивного). Целесообразно-гармоническое в природе не задано, – оно задается, отрабатывается, оформляется в прогрессивном развитии; оно не привносится (в том числе способностью суждения), а образуется. Естественная адаптивность, эффективность, оптимальность живого (морфогенетический, функциональный уровни) – не цель, а итог взаимодействия частей в целом (в том числе по вариационным, синергетическим, фрактальным зависимостям), плод самоорганизации.

В реконструкции составляющих живую плоть последней мофогенетических хитросплетений весомый вклад вносит только оформляющаяся оригинальная теория самоорганизованной критичности (ТСК), развенчивающая идеологию «планирования будущего» и замещающая ее идеологией «конструирование возможностей». О судьбе допустимо высказывать супранатуралистическое «судьба творится на небесах», о жизни допустимо высказывать натуралистическое «жизнь – тем более разумная – творится перебором потребно возможного», создающего плацдарм эмерджентности.

Основные идеи ТСК передаются содержательной триадой:

• прерывистое равновесие: чередование (внутренняя циклика) критических состояний разных масштабов «покой – катастрофа»;

• степенные законы: соотношение размеров лавинных процессов, описываемых экспоненциальной формулой;

• фрактальная геометрия: поддержание самоподобия систем в череде фазовых переходов.

Сведение неба (судьба) на землю (жизнь) производится детализацией «значащего участия» в самоорганизации. Самоорганизация – паушальный эффект чувствительности систем к объективным малым и точным воздействиям, вызывающим сильнейшие ответные реакции: в критических состояниях может случаться все в соответствии с вполне определенными статистическими законами (что, собственно, позволяет наращивать усложнение в разрядах прогрессирующей критичности)35. Чисто психологически заявляемая схема навевает момент дискомфортности: для нас эмоционально неприемлемо признавать, что вся окружающая действительность – «лишь один шаткий исход среди несметного числа… возможностей»36. Однако изменение психологического восприятия случайности позволяет решать дело, – креационизм (телеологизм) в этом случае вытесняется синергизмом.

Восстановим интригу сюжета «causa finalis».

«Если рассматривать всю совокупность данного нам внешним опытом с последней точки зрения, – отмечает Дриш, – то есть рефлектируя, то является необходимость в принципе, который не заимствуется из опыта, но который устанавливается для себя самой рефлектирующей способностью суждения. Такой принцип действительно существует. Содержанием его является утверждение, что природу можно объединить под точку зрения, как будто какой-то разум сделал ее соответствующей нашим подсознательным способностям»37. Речь идет о принципе разума, а не природы. Реализм же, свойственный характеру науки, требует признать целесообразность природы.

Целесообразное задается соответствием свойств целям. Каким? В человеческом мире – замыслам, побуждениям человека. В природном мире – автономному самопреобразовательному тектонизму.

Телеология, как известно, находит завершение в теологии. Как подмечает Кант, «объективно мы не можем утверждать: существует разумная первосущность; мы можем лишь субъективно использовать это положение для применения нашей способности суждения в ее рефлексии о целях природы, которые можно мыслить лишь согласно принципу преднамеренной каузальности некоей высшей причины»38. Между тем, как вытекает из сказанного, такая смысловая линия по сути своей избыточна: допущение органического детерминизма, целесообразности как совокупного итога наращивающего адаптацию прогрессивного развития, естественного глобального эволюционизма отменяет качественную ценность физикотеологических демонстраций. Следует понять: система предопределения не объясняет, а отрицает развитие. Скопление обслуживающих теологию телеологических аргументов не имеет доказательного значения.

Одновременно на фоне этого проступает капитальная проблема монопольного положения человека в космосе: созерцание бесчисленных миров, натурально, «лишает всякого значение меня как животное существо, которое должно вернуть обратно планете ту материю, из которой оно было создано, после того, как в течение короткого времени (неизвестно каким образом) обладало жизненной силой» (Кант). Ввиду принципиальной неясности, – как мы пришли, почему мы ушли, – перед лицом нашей космической привилегированности быть сапиентами – представителями (высшей?!) сферы мироздания, носителями разумного начала – обостряется грандиозный вопрос родового призвания. Понимание уникальности, исключительности нашего природно-космического обстояния наводит на амбициозное движение в сакраментальных руслах – мы:

• продукты harmonia prestabilitada (переработанный Лейбницем окказионализм);

• статисты экспериментирующего над нами более высокого разума неизвестной природы;

• порождения (по образу и подобию) всевышнего.

Неясность, – через какие словоформы вводить цель, как ее символически репрезентировать, – тезаурус снимает сближениями: теоцентризм, антропоцентризм, космоцентризм.

Теоцентризм. Утрирует онтологический аргумент Ансельма Кентерберийского: «… мы веруем, что ты есть нечто, больше чего нельзя ничего себе представить. Значит, когда «сказал безумец в сердце своем: нет бога» (Пс. 31, 1; 52,2), – он сказал, что какой-то такой природы нет? Но, конечно, такой безумец слышит, как я говорю: «нечто, больше чего нельзя ничего себе представить», – понимает то, что слышит; а то, что он понимает, есть в его уме, даже если он не имеет в виду, что такая вещь существует. Ведь одно дело быть вещи в уме, другое – подразумевать, что вещь существует… Значит, убедится даже безумец, что хотя бы в уме есть нечто, больше чего нельзя ничего себе представить, так как когда он слышит это (выражение), он его понимает, а все, что понимается, есть в уме. И, конечно, то больше чего нельзя ничего себе представить, не может быть только в уме. Ибо если оно уже есть, по крайней мере, только в уме, можно представить себе, что оно есть и в действительности (! – В.И.), что больше. Значит, если то, больше чего нельзя ничего себе представить, существует только в уме, тогда то, больше чего нельзя ничего себе представить, есть то, больше чего можно представить себе. Но этого, конечно, не может быть. Итак, без сомнения, нечто, больше чего нельзя ничего себе представить, существует и в уме, и в действительности»39. И далее, согласно разъяснениям Фомы Аквинского, обоснует реальность всевышнего 5 способами:

• от факта движения к необходимости перводвигателя;

• от множества причин к первопричине;

• от случайности к необходимости;

• от иерархии совершенного к наисовершеннейшему;