Железо и розы - Александр Лекаренко

Бахмус был стариннейшим центром керамического производства, виноделия и курортом на водах, а также местом, где добывали лучшую в Европе каменную соль. Здешние целебные грязи и рапы были известны уже когда хан Кончак гонялся по этим местам за князем Игорем, чтобы сделать из его черепа чашку для минеральной воды, каолиновые же глины, равно целебные и приятные в виде драгоценного фарфора, стали разрабатываться в бытность Екатерины Великой. А в одной из соляных шахт, повелением самого Иосифа Виссарионовича Сталина было организовано производство шампанского, - лучшего, чем в Шампани, - но называемого теперь «Искристым», чтобы не обидеть вспыльчивых шампаньцев. Первый винокуренный завод здесь затеяли еще 150 лет назад, - ввиду свекловодческого региона поблизости и с тех пор гнали великолепный ром из свекловичного сахара, лукаво продолжая называть его «водкой», да еще и «пшеничной», притом в голову никому не приходило, что производство спирта из пшеницы в таком количестве, - сожрало бы урожай зерновых всей страны, а ангары, потребные для проращивания в тепле этого зерна, - не оставили бы места и для самих посевов. Так или иначе, но свекловичный ром был не хуже тростникового, «Искристое» продавалось дешевле, но лучше «шампанского» по всему миру, а Богом данные каолины и каменная соль обеспечивали хлебом насущным десятки тысяч жителей. Этот город никогда не бедствовал, даже когда носил в качестве имени, подпольную кличку какого-то советского борца с чем-то, - но с пришествием Новой Эры он начал процветать. Отцы, быстро ставшие хозяевами города, быстро оценили, - положив в карман, - его наличность и его потенциал разумно рассудив, что тяжкая индустрия, переводящая драгоценный каолин на производство канализационных труб из керамики, а драгоценную каменную соль за которую дерутся химики и кулинары от Шанхая до Парижа, - на посыпание дорог в зимнее время, - во все времена года тяжким бременем лежит на нежных ростках их приватного бизнеса и что производство курительных трубок из фарфора и керамических бутылок для «рома», - выгоднее, чем производство гектаров покоробленной облицовочной плитки и боя керамических труб. А по приправленной солью искристо-ромовой реке в приватно-узких фарфоровых берегах, - можно выплыть в светлое европейское будущее, минуя бурные воды и рифы постсоветской экономики. Они увидели перспективу города в курортном бизнесе и легкой, необременительной промышленности, обслуживающей этот бизнес - и ничуть не ошиблись. Близость к российской границе делала город центром контрабандной торговли, - на что местные власти закрывали глаза, ввиду ее исключительной выгодности, - а сам курорт был достаточно широко известен в России и требовал только евроремонта для привлечения отдыхающих среднего класса. Собственно, Россия никуда не уходила отсюда, здесь все говорили по-русски и приезжие из бывшей метрополии могли чувствовать себя и в своей тарелке и по-карману, в отличие, скажем, - от Карпат.

В этих условиях, предприятие Марининого папочки, производящее кислотоупорные керамические трубопроводы для электростанций и металлургических заводов, не то чтобы не вписывалось, - оно-то вписывалось, - но не пользовалось особым приоритетом в перспективе, обозначенной городскими властями. Тем более, что папочка когда-то был причастен, а отчасти являлся и сегодня этой властью, состоящей преимущественно из таких же, как он, - а потому, имел множестве конкурентов и врагов в муниципалитете.

Марина, Алеша и его девочки были существами другого сорта, - нестабильными, неимевшими, легко берущими и легко теряющими, - шершнями, залетевшими в гнездо трудолюбивых пчел и жирных трутней.

Г л а в а  23.

Марине и ее мужу, сожженному синайским солнцем выходцу из шатров израилевых, - вовсе не надо было двадцать лет ходить по пустыне, чтобы найти свою счастливую скважину. Скважина была пробита еще Советской властью, вблизи захиревшего вместе с ней санатория, еще двадцать лет назад, затем наглухо забита и забыта вместе с причиной, по которой она пробивалась. Компания «Источник» выкупила скважину на корню, вместе с античными развалинами санатория, чтобы вырастить из нее росток собственного благоденствия и выкупать в преуспеянии на вновь созданных рабочих местах, занятых в ней работников. Иностранный гражданин не мог завладеть национальными богатствами страны, - поэтому, на его деньги, ими завладела Марина, мудро сохранявшая один из родных паспортов, дававших ей такое право, - вместе с эксклюзивной возможностью наделять местом под солнцем, ею избранных граждан этой страны. А если бы ревнителю чистоты и правильности национального языка вольно было бы усмотреть в предыдущей фразе некоторую излишнюю витиеватость, - он мог бы обратиться к юридическим документам, оформляющим такого рода права, дающие возможность вымутить любую возможность из левоправовых загогулин и если у него не скиснут мозги от чтения подобных документов, убедиться в том, что данная фраза, равно как и ремарка к ней, - являются образцом лаконичности, точности и красоты стиля.

Краснокирпичный, весь в завитках и башенках стиль старого Бахмуса, очень мало походил на центр современного города, современным городом была его южная окраина, загроможденная многоэтажками, северная же, заселенная сталинским ампиром дач и санаториев, постепенно исчезала в лесу. Купленный Мариной особняк, построенный в позапрошлом веке, еще в середине прошлого выглядел как старый, слегка пообносившийся джентльмен, но пережив бордель лет и чехарду контор, - превратился просто в бомжа к началу нынешнего, - развалину без окон без дверей, со съехавшей крышей, сидящего на заросшем бурьяном пустыре, посреди кучек дерьма и пустых бутылок. Но деньги делают чудеса, - особенно, ясли они большие и халявные, а воображение не стеснено тяжелыми воспоминаниями о поте лица, пролитого за каждую копейку. Дому вставили зубы, окна, двери и новые ворота, с золотыми коронками в виде французских лилий, провели полный евроремонт организма - и старый джентльмен, усмехнувшись, поправил чуть косо посаженную «бабочку», снова потянул серебряную фляжку из кармана кирпично-полосатых штанов и развалившись в своих кожаных креслах, - взглянул в будущее блекло-голубыми глазами поляризованных итальянских окон. Алеша полюбил этот дом, - он сделал его сам, выздоравливая вместе с ним и превращая треснувшую кирпичную коробку из-под чужих игрушек в элегантный симбиоз комфортабельного офиса с очень комфортабельным жилищем, - при небольшой помощи синайского джина, располагавшего гигантским количеством волшебных волос в курчавой бороде и нулем воображения. - Что это за еврей? - удивлялся Алеша, - Ни хрена не понимающий по-русски? - Но Даня оказался хорошим парнем, вполне понимающим положение Алеши при Марине и свое положение в этой стране при них обоих, - он приехал сюда ковать бабки, а не разыгрывать роль Отелло и вполне справлялся с ролью кузнеца своего счастья. Так же как и Миша, нашедший упокоение в обетованной земле, Даня обладал даже не качеством, - а уникальной способностью, которая вновь и вновь повергала Алешу в изумление, - он был честен. Он платил, чтобы получить свои полтора, на каждый вложенный доллар, не пытался схимичить на мелочах - и постоянно выигрывал. Прежде всего, он имел уважение Марины, а поиметь уважение такой курвы как Марина, - было воистину подвигом и намного, намного сложнее, чем поиметь ее саму. Затем, он имел уважение Алеши, который был обязан Марине и вкладывая подчеркнутое уважение в отношения с другом жены, - вынуждал того платить полтора на каждый вложенный доллар. Алеша втайне восхищался этим человеком, который демонстрировал всей своей жизнью, как можно взять жизнь за горло, - не держа в другой руке пистолет. Притом Даня вовсе не был мирным, - он был вспыльчив, - но умел взять за горло и самого себя, что на весах судьбы весило значительно больше, чем полтора за доллар. Своим инстинктом прирожденного убийцы, Алеша чуял в нем брезгливость особого рода, свойственную и ему самому, - Дане легче было убить, чем обругать или тем более, - ввязаться в мужицкую склоку на кулачках. Алеша обладал или думал что обладал самурайской честностью, которая позволяла ему, - даже сидя на пустыре своей жизни с перебитыми ногами, - ощущать себя выше мира презренных торгашей. Если бы он украл у Дани, - он опозорил бы себя. Если бы он переспал с Даниной женой, - он опозорил бы себя. Если бы он посмеялся над Даней, а Даня презрительно улыбнулся бы в ответ, - Алеше пришлось бы пойти и сделать себе харакири. Эта честность была его стержнем, его сияющим мечом,- без нее он просто стал бы одним из них, - что было намного, намного хуже, чем смерть. И эта сатанинская честность, взращенная им на духовном плане,  - простым и естественным образом сочеталась с его почти повседневным и вполне физиологическим опытом, - мозги вылетают, ум, сила, богатство, положение в обществе и власть, легко уступают натяжению курка. Натяжению курка не поддавалось лишь неуловимое нечто, что перевешивало на сатанинских весах судьбы, - власть, богатство, силу и славу, человеческое достоинство и ум человека, - само не поддаваясь никаким определениям. С тех пор, как Алеша перестал быть мальчиком и выковал свой стержень, он никогда, нигде не встречал человека, которого мог бы считать равным себе. Даже если человек превосходил его во всем, - у Алеши всегда имелось секретное оружие для защиты своей чести от его присутствия в этом мире. Но это оружие не действовало против Дани, - Даня был торгашом. И Даня был мужем, а не мужиком, - таким мужем, рядом с которым даже Марина теряла курвость высокой пробы и становилась высококачественной женой. Он был умен, благороден, честен - и щедр. Он знал, что такое уважение. Такой человек, - был вызовом, - для человека, находящегося в состоянии войны со всем миром, он вынуждал воина прекратить перемирие с самим собой.