Акамие, или Любимая игрушка судьбы - Алекс Гарридо

Сам царь и бог Аттана и его жена были найдены сидящими на троне в пустом и гулком тронном зале. Гордые улыбки застыли на мертвых лицах. Повелитель Хайра приказал убрать их тела.

Теперь дворец аттанских владык был пуст и нем, только во внутреннем дворе, у подножия высокой башни, слышался затихающий шум схватки. Защитники дворца погибли, а рабы разбежались. Хайарды, кроме отряда, осаждавшего башню, покинули дворец по приказу царя: им принадлежало право брать любую добычу в городе, но не во дворце.

Перед гладкими до маслянистого блеска широкими ступенями царевичи оставили коней, передав поводья сопровождавшим их воинам, и вошли во дворец, дивясь странной, чуждой его красоте. Ни резьба, ни роспись не украшали огромные пространства стен и высоких потолков, лишь окна, узкими щелями отверзавшиеся по обе стороны, перегораживали залы пластами холодного зимнего света. В других залах окна были сделаны в потолке, и свет стоял узкими колоннами.

Обмениваясь удивленными возгласами, царевичи прошли череду гладких пустынных залов, невольно стараясь держаться вместе: своенравное эхо жило в этом дворце. Оно подхватывало каждый звук, играло и тешилось им долго и прихотливо.

Эртхиа попробовал было поиграть с ним, но Лакхаараа так дернул его за плащ, что ткань затрещала, надорвавшись у золотой пряжки на плече.

Акамие умоляюще посмотрел на брата, прижимая озябшей рукой черный шелк ко рту.

То насмешливые, то грозные отражения голосов пугали его. Таинственная сила, могущественная и недобрая, чудилась ему в огромных и безжизненно пустых помещениях дворца.

Столб яркого света впереди первым увидел Шаутара и молча указал на него рукой. Путь к свету преграждали черные решетки, заметные только на его фоне. Там, где свет не проглядывал за ними, они сливались с темнотой, и только большие золотые ромбы отчетливо светились на них. Это были ворота, и створки их были приоткрыты.

В узкую щель между ними, не колеблясь, скользнул Акамие, угадывая за воротам разрешение тревоги и напряжения, копившихся по дороге сюда.

Вошел, вздохнул глубоко и замер. Сзади слышал только дыхание вошедших следом царевичей и благоговейную тишину.

Ветер крадучись колыхал вдоль стен завесы, и бросался через весь зал, и заводил широкие круги, задевая лица и шевеля полы плащей незваных пришельцев. Ветер теперь хозяйничал здесь, пока новый владыка не займет опустевшего трона.

Трон был необыкновенный, как бы двойной: широкая золотая скамья опиралась на ось трех колес, два поддерживали трон по бокам, и третье посередине. Скамья предназначалась для владыки и бога Аттана, сына Солнца, и его сестры-жены.

Трон стоял на овальном возвышении у высокой и узкой дальней стены этого зала, имевшего странную форму: как будто стена за троном отрезала вершину треугольника, в основании которого находились широкие ворота с черно-золотыми решетками.

Потолок зала тоже под острым углом сходился где-то в темной вышине.

Окна, так же как и стены, завешенные тяжелой черной тканью, пропускали воздух, но не свет. Золотые орнаменты на завесах состояли из крестов, ромбов и вписанных в них колес.

Но единственным источником света, дававшего блеск золотым украшениям, было овальное окно в потолке прямо над троном. Широкий поток лучей низвергался оттуда, заливая трон золотым сиянием. Колеса горели, будто охваченные огнем.

От их жаркого блеска острее чувствовались неласковые прикосновения зимнего ветра. Акамие прерывисто вздохнул, кутаясь в длинный плащ, повернул лицо к братьям. Все стояли у черных ворот, и ни в ком не было видно желания подойти к трону. Темнота зала давила и пригибала, и никто из братьев не захотел склониться, а пройти через весь зал с прямой спиной, видно, не доставало ни в ком из них отваги.

Чуждая властная сила, незнакомая и враждебная хайардам, все еще царила в этом зале, похожем на святилище чужих богов.

Эхо загремело и захохотало за спиной царевичей. Все обернулись, едва не подпрыгнув, только Лакхаараа не отрывал взгляда от золотой колесницы.

Совершенно невозможно было определить, как далеко находится источник звуков, вызвавших эхо, и шум рос, разбиваясь о стены и падая вниз, чтобы снова взлететь во тьму под потолком.

Наконец фигуры идущих замелькали в ближнем зале, вспыхивая в полосах света.

Это был Ахми ан-Эриди из приближенных царя и сопровождавшие его воины, пригнавшие дюжину черных рабов, с золотыми кольцами, продетыми в широкие плоские носы, в золотых ошейниках и закутанных в пестрейшие плащи на меху.

Поклонившись царевичам, Ахми ан-Эриди сообщил, что царь пожелал пировать нынче вечером в тронном зале поверженных владык со своими сыновьями и военачальниками. Для устройства этого празднества и присланы пойманные воинами ан-Эриди рабы, пытавшиеся покинуть дворец.

Ему же, ан-Эриди, царь поручил проводить царевичей в сокровищницу, чтобы они смогли выбрать по своему вкусу наряды и украшения.

Акамие рад был покинуть тронный зал. Как сможет вернуться сюда для празднества, он не представлял.

Ханис, один, все еще удерживал нападавших перед узкой дверью в башню Небесной Ладьи. Чтобы попасть в нее, надо было пройти коридор длиной всего в три шага, но этих трех шагов хватало, чтобы Ханис мог встречать врагов по одному.

Там, за его спиной, узкая винтовая лестница начинала головокружительный взлет в высоту. А наверху, на открытой площадке, Ахана, сестра-невеста, возносила последнюю молитву Солнцу. За себя и за брата своего, сына царя и бога, наследника владык Аттана, который готов был защищать каждую ступень, лишь бы Ахана закончила свое последнее земное обращение к Солнцу без спешки, в подобающем случаю божественном спокойствии духа.

Выдернув меч из тела очередного противника, Ханис тяжело втянул воздух в измученные легкие. Пот заливал лицо, пересохшее горло горело. Скоро ли Ахана закончит молитву? Ведь Ханису еще должно хватить сил, чтобы вонзить меч себе в живот.

Новый противник был выше Ханиса и по меньшей мере в два раза шире в плечах. Ханис твердо встретил его атаку, но помимо воли прислушивался к звукам снаружи. Сквозь лязг металла о металл и азартные крики чужих гортанных голосов до него долетел наконец звонкий девичий голос, посылавший приветствие Солнцу.

Радостно и гордо воззвала Ахана к божеству, предупреждая, что уже идет к нему.

Крики во дворе разом стихли.

Ханис знал, что сестра его и невеста, став на самом краю площадки, протянула руки к Солнцу и с улыбкой сделала один шаг вперед.

Он замер на миг, ожидая звука удара нежного тела сестры о каменные плиты.

Меч противника плашмя обрушился на его голову.