Несущественная деталь - Иэн Бэнкс

Она почувствовала желание повернуться, словно лежала в сказочно удобной кровати, но провела слишком много времени на этом боку и теперь должна была поменять положение. Она поняла, что испытывает необыкновенную легкость, хотя стоило ей только подумать об этом, как она почувствовала некоторую ободряющую тяжесть.

Она почувствовала, что делает глубокий здоровый вдох, и, как подобает, повернулась, глаза ее продолжали оставаться плотно закрытыми. У нее возникло туманное ощущение, что она толком не знает, где находится, но ее это не волновало. Обычно это чувство немного тревожило ее, редко вызывало сильный страх. Но не теперь. Она почему-то знала, что в безопасности, что о ней заботятся, что ей ничего не грозит.

Ей было хорошо. Больше того — очень хорошо.

Подумав об этом, она поняла, что даже не может вспомнить, когда ей было так хорошо, так безопасно, так замечательно. Она почувствовала, как чуть морщится ее лоб. Да брось ты, сказала она себе. Наверняка, ты и раньше чувствовала что-то такое. К легкому, но безусловному ее огорчению, у нее были лишь смутные воспоминания о том, когда она в последний раз испытывала такое же безмятежно-счастливое ощущение. Может быть, на руках матери, когда была маленькой девочкой.

Она знала, что если проснется полностью, то вспомнит по-настоящему, но, как бы ни хотела одна ее половина полностью пробудиться, чтобы ответить на этот вопрос и поставить точку, другая ее половина была абсолютно счастлива тем, что она лежит там, где лежит, сонная, уверенная в своей безопасности и довольная.

Это чувство было ей знакомо. Оно составляло лучшую часть любого дня, правда, потом ей предстояло встать и в полной мере окунуться в реалии мира и обязанности, которые свалились на нее. Если тебе повезет, то ты спишь, как младенец, — полностью, глубоко, беззаботно. И только просыпаясь, вспоминаешь обо всем том, что тебе предстоит, обо всех обидах, что не забываешь, обо всех жестокостях по отношению к тебе. И тем не менее, даже мысль об этом мрачном процессе не могла уничтожить это настроение легкости и счастья.

Она вздохнула долгим, глубоким, здоровым вздохом, хотя и не без сожаления, что сон уходит от нее, как туман, сдуваемый ветерком.

Накрывавшие ее простыни были необыкновенно роскошными на ощупь, мягкими, текучими. Они поползли по ее обнаженному телу, когда она завершила вздох и чуть шевельнулась под этим теплым материалом. Она подумала, что и у Самого нет таких необыкновенных…

Она почувствовала судорогу, дернулась. Перед ней стал появляться ужасающий образ, чье-то ненавистное лицо, а потом — словно какая-то другая часть ее мозга решила уменьшить ее страхи — этот страх стих, и тревогу словно сдуло, как пыль.

Она больше могла не бояться того, чего боялась прежде. Что ж, это неплохо, подумала она.

И еще она подумала, что ей и в самом деле пора просыпаться.

Она открыла глаза. У нее было смутное впечатление о широкой кровати, белых простынях и большой комнате с высоким потолком, большими открытыми окнами, на которых сквознячок слегка шевелит полупрозрачные белые занавески. Ее обдувал теплый, пахнущий цветами ветерок. Сквозь проемы окон внутрь проникали косые золотистые солнечные лучи.

Она заметила, что изножье кровати светится каким-то неясным сиянием, которое обрело резкость, и она увидела слово: ИМИТАЦИЯ.

«Имитация?» — подумала она, садясь и протирая глаза. Когда она снова их открыла, комната качнулась и обрела резкость. Это место выглядело абсолютно, совершенно реальным, но комната больше не интересовала ее. Челюсть у нее отвисла, и рот так и остался открытым, стоило ей осознать то, что ее взгляд ухватил мельком, когда она несколькими мгновениями раньше поднесла руки к лицу.

Она очень медленно опустила голову и снова поднесла руки к лицу, посмотрела на тыльные стороны ладоней, потом на ладони, потом — на предплечья, потом еще наклонила голову, чтобы увидеть свои груди. Она отпрыгнула назад к изголовью кровати, сбросив с себя при этом простыню, и уставилась на свое обнаженное тело.

Она снова подняла руки, уставилась на них, разглядывая пальцы, ногти, изучала их, словно пытаясь увидеть что-то очень маленькое — такое маленькое, что почти и не увидеть. Наконец она подняла голову, обшарила взглядом комнату, потом вскочила с кровати — слово ИМИТАЦИЯ оставалось на своем месте, в поле ее зрения в изножье кровати — и подбежала к большому зеркалу между двумя высокими окнами с их чуть колышущимися занавесками.

И на ее лице тоже ничего. Она разглядывала себя.

Прежде всего, у нее изменился цвет кожи. Она должна была быть абсолютно черной, как сажа, а вместо этого… она даже не могла подобрать название для этого цвета. Грязно-золотой? Глинистый? Нечистого солнечного заката?

Уже одно это было плохо, но она увидела и кое-что похуже.

«Где, черт побери, моя интаглия?» — спросила она у самой себя.

ИМИТАЦИЯ — гласило слово у ее ног, а она продолжала разглядывать себя — перед ней стояла красивая, но без единой телесной завитушки молодая обнаженная светлокожая женщина. Вроде бы похожая на нее, подумала она, по костной структуре и общим пропорциям тела, но и то с большой натяжкой. Ее гладкая кожа стала светлой, красновато-золотистой, и волосы совершенно не те — слишком длинные и слишком темные.

ИМИТАЦИЯ — не гасло слово. Она стукнула кулаком по раме зеркала, ощутила боль именно такой интенсивности, какую и предполагала, и втянула сквозь зубы теплый, ароматный воздух (зубы тоже были без всяких меток, слишком ровные и белые, как белки ее глаз). Когда она ударила по раме, та задрожала, и все зеркало сдвинулось на несколько миллиметров по полированному деревянному полу, чуть изменив угол наклона.

«О-го-го», — пробормотала она, тряся ушибленной рукой и переходя к ближайшему окну. Чуть наклонив голову, она отодвинула в сторону прозрачную, невесомую занавеску.

Она смотрела с изогнутого каменного балкона, поднятого на этаж над землей, и видела перед собой залитые солнцем просторы, высаженные аккуратно подстриженными зелеными и голубыми деревьями, покрытые желтовато-зеленой травой, дальше, у подножий чуть беспорядочных лесистых холмов лежал туман, самые дальние их вершины голубели на фоне далеких высоких гор, верхушки которых сверкали белизной. С одной стороны, за лугом, на котором паслось стадо маленьких черных животных, посверкивала в бело-желтых лучах солнца река.

Она некоторое время вглядывалась в этот пейзаж, потом отошла назад, ухватила колышущуюся внушительных размеров занавеску и поднесла к глазам. Нахмурилась, разглядывая почти что микроскопическую вязь кружев. За спиной у нее остались ставни и стеклянные окна; она снова мельком увидела себя в окне, тряхнула головой, — какие непривычные ощущения вызвал у нее этот жест из-за длинных волос, — потом опустилась на одно колено у каменной балконной ограды, потерла двумя пальцами ее красноватую широкую верхушку, ощутила зернистость камня, эта шероховатость осталась, когда она потерла пальцы один о другой. Она нагнулась над оградой — та пахла камнем.

И, тем не менее, слово гласило: ИМИТАЦИЯ. Она вздохнула еще раз, теперь с раздражением, и посмотрела на небо, усеянное множеством белых облачков.

Она уже знала, что такое имитация, успела побывать в виртуальных средах, но даже те из них, что основывались на применении определенного типа наркотиков, с помощью которых ты сам создавал детали, не были так убедительны, как эта. Имитации, в которых она бывала раньше, больше походили на сны, чем на реальность. Они выглядели довольно убедительно, но стоило тебе начать искать пиксели, или зерна, или фракталы, или как уж они там называются, как ты их находила. То, что она видела — и чувствовала, и обоняла — здесь, было совершенно, категорически безупречным. У нее на мгновение закружилась голова, она было поплыла, но тут же снова все вернулось в норму — она даже качнуться или споткнуться не успела.

И тем не менее, небо было слишком уж голубым, солнечные лучи слишком золотистыми, холмы и в особенности горы не подергивались дымкой и не терялись вдалеке, как на настоящей планете, и хотя она чувствовала себя полностью собой внутри себя (так сказать), находилась она в теле, которое было совершенно, категорически лишенным каких-либо рисунков, отчего она чувствовала себя такой обнаженной, как никогда прежде. Никакой интаглии, никаких татуировок, никаких значков — ничего. И это было самым весомым доводом в пользу того, что все это не на самом деле.

Вернее, вторым по весомости; было еще это красное парящее слово, всегда в нижней части поля ее зрения. ИМИТАЦИЯ. Оно не оставляло никаких сомнений.

Она с балкона осмотрела здание — насколько это можно было сделать оттуда. Довольно большой вычурный дом из красного песчаника с множеством высоких окон, какими-то выступающими частями, несколькими башнями, у основания дорожка, вымощенная мелкими камушками. Она чутко прислушалась — звуки, похожие на игру ветерка в вершинах ближайших деревьев, несколько высоких, чуть жалобных криков — вероятно, голоса птиц, тихое мычание, доносящееся из стада пасущихся на лугу четвероногих животных.