Скандинавский детектив - Стиг Трентер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Они делают свое дело, я свое. Что мне до них?
— Судебная психиатрия у нас в стране отстала на пару десятков лет, — заметил Бродин.
— Не знаю. Может быть. Меня только интересует, освободят ли меня от ответственности.
— Следствие едва началось. Ничего определенного сказать пока нельзя. Но я думаю, что было бы полезно и для врачей, и для тебя самого, если бы ты мне доверился.
— Это не имеет смысла, если меня и так отправят за границу. А что произойдет, если я вернусь в Швецию?
— Я об этом еще не задумывался, но, судя по всему, тебя вновь арестуют. Потом, быть может, вышлют еще раз. Я не уверен, но могу выяснить, если хочешь.
— Не нужно, просто любопытно.
Разговор снова прервался. Бродин заметно нервничал и то и дело поправлял очки. Наконец снял их и машинально стал протирать платком. Он был очень близорук и без очков сильно щурился. И вдруг прищелкнул пальцами.
— Да, я забыл. Сегодня мне звонила твоя мать.
— Я не хочу иметь с ней дела. — И совершенно нелогично Форс добавил: — Чего она хотела?
— Только спрашивала, как ты себя чувствуешь. Хочет навестить тебя, когда получит разрешение.
— Может не стараться. Я вовсе не хочу ее видеть. Нам нечего сказать друг другу.
— Но ты же должен с нею встретиться перед отъездом.
— Зачем? Я совершенно не хочу.
— Тебе виднее. Для нее это будет потрясением. Она ведь стареет, подумай об этом.
— Мне это совершенно ни к чему. Она мне абсолютно безразлична.
Бродин почувствовал себя неловко. Он сказал матери, что сын все время про нее спрашивает. Ему было жаль мать Форса, и он всегда говорил ей то, что она ожидала услышать. А теперь был просто возмущен, что Форс не хочет видеть мать.
Потратив несколько минут на неудачные попытки разговорить Енса, он покинул камеру. Форс, не вставая, что-то буркнул на прощание.
И все же Бродин был доволен визитом к клиенту. Форс подписал согласие, а это — самое главное. Вернись он из Лангхольмен без подписи, это не пошло бы на пользу его реноме.
В караульной он попросил разрешения позвонить и набрал номер высокопоставленной особы в Министерстве иностранных дел.
— Бродин, — представился он. — Все прошло удачно.
В камере Форс встал и снова подошел к окну. Он потер виски, закрыл глаза и прошептал: «Я знал, что мне помогут».
ВТОРОЕ ПИСЬМО
Стиг Бергсон был одним из ветеранов шведских криминальных репортеров. Он был так стар, что помнил времена, когда писали под псевдонимом или вообще не подписывали свои заметки. И всегда чувствовал себя неловко, видя под материалами свою фамилию.
Поскольку Бергсон работал в вечерней газете, которую заканчивали печатать рано утром, около семи он уже занимался первым выпуском. Часом позже приходила утренняя почта. И в этой почте он получил письмо, опущенное Ингой Мари накануне.
В то утро Бергсон получил три письма. В первом была выписка из банковского счета. Открыв его, он только вздохнул, увидев, как неважно обстоят его дела. Второе содержало дурацкую рекламу некоей авиакомпании, услугами которой ему когда-то довелось воспользоваться. С тех пор отдел рекламы настойчиво засыпал его проспектами. А третье письмо было от похитителей. Белый конверт, совершенно обычно адресованный, даже с почтовым кодом.
Адрес и само письмо напечатаны на машинке. Отправитель, разумеется, не указан. Но все равно легко было установить, что письмо отправлено из центра города. Бумага и конверт того типа, что продается по всей стране в огромных количествах. Совершенно невероятно, чтобы на их основании полиция могла выследить того или тех, кто написал письмо.
Бергсон надорвал конверт ногтем, достал листок и начал читать. Закончив, позвонил фотографу, который обещал явиться через десять минут. За это время Бергсон заскочил в соседнюю комнату и сделал с письма пару ксерокопий. Только потом позвонил в полицию. С властями его всегда связывали дружеские отношения, и он старался их поддерживать. Никогда он не пытался играть в частного детектива и тем более не собирался делать это сейчас. Но в том, чтобы его газета получила исключительное право на такую сенсацию, он, конечно, был заинтересован.
После стольких лет работы криминальным репортером Бергсон весьма скептически относился ко всяким письмам, сопровождавшим любое сенсационное преступление. Всегда хватало людей, которые в подобных ситуациях не в состоянии сдержать свое желание прославиться.
Фотограф пришел даже раньше, чем обещал. Он сделал множество снимков письма и самого Бергсона. Вскоре после этого появилась полиция в лице сотрудника уголовного отдела Карлквиста. С Бергсоном они были знакомы давным-давно.
— Значит, ты получил письмо, — начал Карлквист, который жил на Кронобергсгатан на Кунгсхольме, неподалеку от главного управления полиции.
— С утренней почтой, — кивнул Бергсон.
— Полагаю, ты получаешь немало писем такого рода?
— Разумеется. Мне вечно пишет уйма ненормальных.
— И что ты о нем думаешь?
— Я не уверен, но на первый взгляд оно подлинное.
— Почему ты так думаешь?
— Трудно сказать. Может быть, интуиция.
— Узнаешь манеру письма?
— Нет.
Карлквист осторожно взял письмо двумя пальцами, сразу отметил, что писавший плохо владел машинкой, и вспомнил, что то же самое было и с первым письмом, которое премьер нашел у себя дома.
Содержание письма было следующим:
«В нынешней ситуации вы, конечно, понимаете, что мы относимся к делу серьезно. Обе наши подопечные живы и здоровы. Пока мы удовлетворены действиями властей. Заложниц освободим, когда получим подтверждение, что Енс Форс прибыл в страну назначения. Подробности освобождения сообщим».
И это все.
Карлквист еще раз прочитал письмо. Он пришел к выводу, что Бергсон прав и письмо действительно от похитителей. Эксперты наверняка быстро определят, напечатано ли оно на той же машинке, что и первое.
— Мне кажется, ты прав, — сказал он Бергсону. — Ты сообщил премьеру?
— Нет, как бы я мог это сделать? Он же скрывается. По крайней мере, сейчас к нему нет доступа.
— Ага, — протянул Карлквист. — Но мне казалось, что я видел в сегодняшних газетах большое интервью с ним.
— Разосланное Телеграфным агентством.
— Готов биться об заклад, что письмо ты уже сфотографировал. И даже сделал копии.
— Как ты смеешь подозревать меня в чем-то подобном? — Бергсон широко улыбнулся.
Карлквист сунул письмо в папку и пошел к дверям.
— Послушай, — окликнул его Бергсон, — надеюсь, ты не позвонишь в другую газету?
— Нет, можешь быть спокоен.
В управлении полиции Карлквист показал письмо комиссару.
— Нужно уведомить Сундлина, — решил тот.
— А как его поймать?
— Думаю, он все еще в «Парк-отеле», но проверь.
Карлквист позвонил в службу безопасности. Его переключали то туда, то сюда, пока он не попал на нужного человека, который подтвердил, что Сундлин все еще в отеле.
— Но если хочешь убедиться, можно ли с ним поговорить, позвони по этому номеру.
И Карлквист получил номер телефона специальной линии, зарезервированной для премьера. Он набрал его, трубку снял Ольсон.
— Привет, это Карлквист. Сундлин там?
— Да. Это срочно?
— Пожалуй, да.
— Ладно, минутку.
Через несколько секунд Карлквист услышал хорошо знакомый голос премьера. Коротко и сжато он передал содержание письма.
— Они пишут, что довольны нашим поведением? — переспросил Сундлин.
— Да.
— Приятно слышать. Спасибо за известие.
Полицейские эксперты быстро установили, что письмо отпечатано на той же машинке, что и предыдущее. И бумага та же самая.
— Странно, что за дело берутся такие дилетанты, — заметил Карлквист.
— Это что касается машинки, — усмехнулся коллега. — В остальном эти типы исключительно профессиональны и хладнокровны. Интересно, сумеем ли мы их когда-нибудь поймать.
АННИ И КРИСТИНА
Анни внезапно проснулась, посмотрела на часы. Половина седьмого. Кристина спала в другой постели. Она раскрылась и сбросила одеяло.
Анни собралась, было встать и укрыть малышку, но так себя и не заставила. В комнате было тепло. Солнце уже пробивалось сквозь темные шторы.
Поначалу Анни помышляла о бегстве. Но, подумав, отказалась от подобных планов. У нее самой был, конечно, шанс, но Кристину пришлось бы оставить. Она понимала, какие это повлекло бы последствия.
Кристина вдруг заворочалась и тоже проснулась, глядя на Анни широко раскрытыми глазами.
— Сегодня поедем домой? — спросила она.
— Не знаю. Может быть.
— Я хочу домой. Тут неинтересно. Хочу к папе.
Она чуть не плакала. Анни встала и взяла малышку на колени. Девочка вспотела, волосы были влажные. Постепенно она успокоилась, но в глазах все еще стояла обида.