Современная комедия - Джон Голсуорси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Милая Марджори!
Если тебе нечего делать, загляни ко мне сегодня утром.
Шропшир».
Что бы это могло быть? Она посмотрела на себя в зеркало и решила, что нужно хоть немного подкраситься. В одиннадцать часов она была у маркиза. Ее провели в рабочий кабинет. Дед стоял без пиджака и рассматривал что-то в лупу.
– Садись, Марджори, – сказал он, – через минуту я буду свободен.
Сесть было негде, разве что на пол, и Марджори Феррар предпочла стоять.
– Я так и думал, – сказал маркиз. – Итальянцы ошиблись.
Он отложил лупу, пригладил седые волосы и взлохмаченную бородку, потом двумя пальцами подкрутил кверху бровь и почесал за ухом.
– Ошиблись: никакой реакции нет.
Он повернулся к внучке и сощурился.
– Ты здесь еще не была. Садись на окно.
Она уселась спиной к свету на широкий подоконник, под которым скрывалась электрическая батарея.
– Итак, ты довела дело до суда, Марджори?
– Да, пришлось.
– А зачем?
Он стоял, слегка склонив голову набок, щеки у него были розовые, а взгляд очень зоркий. Она подумала: «Ну что ж… Я его внучка. Рискну».
– Простая честность, если хотите знать.
Маркиз выпятил губы, вникая в смысл ее слов.
– Я читал твои показания, если ты это имеешь в виду, – сказал он.
– Нет. Я хотела уяснить себе свое положение.
– И уяснила?
– О да.
– Ты все еще намерена выйти замуж?
Умный старик!
– Нет.
– Кто порвал? Он или ты?
– Он говорит, что женится на мне, если я ему все расскажу. Но я предпочитаю не рассказывать.
Маркиз сделал два шага, поставил ногу на ящик и принял свою любимую позу. Его красный шелковый галстук развевался, не стесненный булавкой; суконные брюки были сине-зеленые, рубашка зелено-синяя. Необычайно красочная фигура.
– А много есть о чем рассказать?
– Порядочно.
– Что ж, Марджори, ты помнишь, что я тебе говорил?
– Да, дедушка, но я не совсем согласна. Я лично отнюдь не хочу быть символом.
– Ну, значит, ты исключение, но от исключений-то весь вред и происходит.
– Если б еще люди допускали, что есть кто-то лучше их. Но сейчас так не бывает.
– Это, положим, неверно, – перебил маркиз. – А каково у тебя на душе?
Она улыбнулась:
– Подумать о своих грехах не вредно, дедушка.
– Новый вид развлечения, а? Итак, ты с ним порвала?
– Ну да.
– У тебя есть долги?
– Есть.
– Сколько?
Марджори Феррар колебалась. Убавить цифру или не стоит?
– Говори правду, Марджори.
– Ну, около пяти тысяч.
Старый пэр вытянул губы и меланхолически свистнул.
– Большая часть, конечно, связана с моей помолвкой.
– Я слышал, что на днях твой отец выиграл на скачках?
Старик все знает!
– Да, но, кажется, он уже все спустил.
– Очень возможно, – сказал маркиз. – Что же ты думаешь предпринять?
Подавив желание задать ему тот же вопрос, она сказала:
– Я подумывала о том, чтобы пойти на сцену.
– Пожалуй, тебе это подходит. Играть ты умеешь?
– Я не Дузе.
– Дузе? – Маркиз покачал головой. – Ристори – вот это игра! Дузе! Конечно, она была очень талантлива, но всегда одна и та же. Значит, выходить за него ты не хочешь? – Он пристально на нее посмотрел. – Пожалуй, ты права. У тебя записано, сколько ты кому должна?
Марджори Феррар стала рыться в сумочке.
– Вот список.
Она заметила, как он сморщил нос, но что ему не понравилось: запах духов или сумма, – не знала.
– Твоя бабка, – сказал он, – тратила на свои платья одну пятую того, что тратишь ты. Теперь вы ходите полуголые, а стоит это дорого.
– Чем меньше материи, дедушка, тем лучше должен быть покрой.
– Ты отослала ему его подарки?
– Уже упакованы.
– Отошли все, ничего не оставляй, – сказал маркиз.
– Конечно.
– Чтобы выручить тебя, мне придется продать Гейнсборо, – сказал он вдруг.
– Ох нет!
Прекрасная картина кисти Гейнсборо – портрет бабки маркиза, когда та была ребенком! Марджори Феррар протянула руку за списком. Не выпуская его, старик снял ногу с ящика, посмотрел на нее блестящими проницательными старыми глазами.
– Я бы хотел знать, Марджори, можно ли заключить с тобой договор. Ты умеешь держать слово?
Она почувствовала, что краснеет.
– Думаю, что да. Зависит от того, какое я должна дать обещание. Но, право же, дедушка, я не хочу, чтобы вы продавали Гейнсборо.
– К несчастью, – сказал маркиз, – у меня больше ничего нет. Должно быть, я сам виноват, что у меня такие расточительные дети. Других такая напасть миновала.
Она удержалась от улыбки.
– Времена сейчас трудные, – продолжал маркиз. – Имение стоит денег, шахты стоят денег, этот дом стоит денег. А где взять деньги? У меня вот есть одно изобретение, на котором можно бы разбогатеть, но никто им не интересуется.
Бедный дедушка, в его-то годы! Она вздохнула.
– Я не хотела надоедать вам, дедушка, я как-нибудь выпутаюсь.
Старый пэр прошелся по комнате. Марджори Феррар заметила, что на ногах у него красные домашние туфли без каблуков.
– Вернемся к нашей теме, Марджори. Если ты смотришь на жизнь как на веселое времяпрепровождение, как ты можешь что-нибудь обещать?
– Что я должна обещать, дедушка?
Маленький, слегка сгорбленный, он подошел и остановился перед ней.
– Волосы у тебя рыжие, и, пожалуй, из тебя выйдет толк. Ты действительно думаешь, что сумеешь зарабатывать деньги?
– Думаю, что сумею.
– Если я заплачу твоим кредиторам, можешь ли ты дать мне слово, что впредь всегда будешь платить наличными? Только не говори «да», с тем чтобы сейчас же пойти и заказать себе кучу новых тряпок. Я требую от тебя слова леди, если ты понимаешь, что это такое.
Она встала.
– Вы, конечно, имеете право так говорить, но я не хочу, чтобы вы продавали Гейнсборо.
– Это тебя не касается. Быть может, я где-нибудь наскребу денег. Можешь ты это обещать?
– Да, обещаю.
– И сдержишь слово?
– Сдержу. Что еще, дедушка?
– Я бы тебя попросил больше не бросать тень на наше имя, но, пожалуй, это значило бы переводить часы назад. Дух времени против меня.
Она отвернулась к окну. Дух времени! Все это очень хорошо, но о чем он говорит? Бросать тень? Да нет же, она прославила родовое имя – вытащила его из затхлого сундука, повесила у всех на виду. Люди рот раскрывают, когда читают о ней. А раскрывают они рот, когда читают о дедушке? Но этого ему не понять. И она смиренно сказала:
– Я постараюсь. Мне хочется уехать в Америку.
Глаза старика блеснули.
– И ввести новую моду – брать в мужья американцев? Кажется, этого еще не делали. Выбери такого, который интересуется электричеством, и привези его сюда. У нас найдется дело для американца. Ну-с, этот список я оставлю у себя. Вот еще что, Марджори: мне восемьдесят лет, а тебе сколько, двадцать пять? Не будь такой стремительной, а то к пятидесяти годам тебе все наскучит; а люди, которым все наскучило, безнадежно скучны. Прощай!
Он протянул ей руку.
Свободна! Она глубоко вздохнула и, схватив его руку, поднесла к губам. Ой, он смотрит на свою руку. Неужели она запачкала ее губной помадой? И
