100 рассказов о стыковке - Владимир Сыромятников

Развитие советской пилотируемой космонавтики задержалось на несколько лет, а отношения между техническим директором и министром стали более натянутыми.

Год спустя этот конфликт обострился в связи с двумя обстоятельствами разного характера. Сначала «Известия» опубликовали большую статью под названием «На вершине пирамиды», поднявшую Бушуева, как показалось большому руководству, слишком высоко. Затем руководство проекта решилось на сравнительно небольшую модернизацию корабля «Союз», пойдя навстречу американцам, и Бушуев согласился изменить давление и состав атмосферы корабля в целом. Дело в том, что перед стыковкой с «Аполлоном» решили снижать давление в «Союзе», так как это значительно упрощало и укорачивало процедуру перехода из одного корабля в другой. Однако и такая модернизация потребовала изменений и дополнительной экспериментальной отработки, а значит, была связана с риском. Начальство, естественно, было недовольно.

Постановление ЦК КПСС и Совмина предусматривало целый ряд серьезных мероприятий, таких как ввод в строй нового ЦУПа в Подлипках, оснащенного вычислительной техникой для автоматизированной обработки информации, и строительство так называемой американской пристройки к МИКу [МИК — монтажно–испытательный корпус] на Байконуре для испытаний кораблей «Союз».

Пока решались большие и малые проблемы проекта в целом, мы продолжали отрабатывать новый полномасштабный АПАС также на двух фронтах: дома, на закрытой базе, и за кордоном.

Испытания масштабных моделей в 1972 году мы проводили в коридорах и холлах ИКИ. Два года спустя для контрольной предполетной стыковки понадобилась уже настоящая лаборатория. Для этого в упомянутом постановлении предусмотрели также строительство небольшого корпуса на заднем дворе ИКИ. Там образовался наш «предбанник», где мы работали со своими коллегами.

А в 50–ти км от ИКИ уже весной и летом 1973 года развернулась самая жаркая работа, настоящая «баня», которая продолжалась на всех последующих этапах.

Здесь, в Подлипках, где протекала наша основная, не «подпольная» жизнь, в КБ и на заводе ЗЭМ, мы проектировали свой АПАС, выпускали чертежи, готовили методики испытаний. Должность заместителя начальника отдела, которую я занимал в течение пяти с лишним лет до следующего критического события, происшедшего в октябре 1977 года, давала мне полномочия проводить единую техническую политику. Фактически мне приходилось координировать деятельность других подразделений КБ, а также цехов и отделов завода, вовлеченных в создание АПАСа.

Должен признать, что мое положение в работах по ЭПАСу оказалось в каком?то смысле привилегированным. Я уезжал в Америку или на другой «академический» конец Москвы, на встречу с зарубежными коллегами, а дело без остановки двигалось вперед. Самый большой внутренний воз вез Л. Вильницкий, его заслуга в создании АПАС-75, как и других стыковочных аппаратов, огромна. Вильницкому помогал основной освобожденный зам (от руководства лабораториями и секторами отдела) Ф. Ф. Овчинников, наш мудрый, все знающий, лишь несколько заторможенный. Вильницкий нес свой «иудейский крест» безропотно и до конца. Насколько мне известно, он даже не заикался об участии в открытой кампании, называя себя инвалидом 5–й группы.

Другие «подозрительные» товарищи по оружию продвинулись лишь до полуоткрытых позиций. Так, О. М. Розенберг — начальник испытательной лаборатории, электромеханик, русский, с примесью каких?то далеких немецких кровей и доставшейся от этих корней фамилией, был допущен только до испытаний масштабных моделей в Москве, в Академии наук. Тогда я дал себе тайный зарок вывезти Олега Михайловича и кого?нибудь из самых преданных делу женщин–конструкторов, Валентину Кульчак или Ирину Каверину, за кордон. Эту суперзадачу удалось выполнить только 20 лет спустя. Конструкторами в мое отсутствие руководил Генрих Иванович Зиманек, также имевший изъян в автобиографии, кажется, чешского происхождения. Ему тоже удалось продвинуться лишь до московской встречи с американскими коллегами. Возможно, дополнительное подозрение у все знавших органов вызывало то, что дома его звали Витей. Все они, советские россияне, тщательно проверенные еще при поступлении на работу в «почтовые ящики», а еще ранее — при поступлении на секретные специальности вузов, безропотно терпели это полунедоверие и тоже делали свое дело профессионально и до конца.

Над всеми нами, электромеханиками и прибористами КБ, возвышался В. Калашников, наш «паша». Надо сказать, что руководители подобного КБ, за исключением, конечно, К. Бушуева, во времена ЭПАСа, практически не участвовали в переговорах с американцами. Похоже, такой была установка сверху. 20 лет спустя, поднявшись до этого уровня, я и другие начальники оказались в числе настоящих технических руководителей международных программ.

К весне 1973 года мы выпустили все чертежи и остальную техническую документацию на новый полномасштабный стыковочный агрегат. АПАС изготавливала почти половина завода, нашего ЗЭМа. Два–три раза в неделю в просторном кабинете начальника приборного производства В. Скворцова проводилась оперативка, на которую приглашалось до сотни человек: начальники производств и цехов, технологи и мастера, конструкторы и испытатели, материаловеды и снабженцы. На совещаниях рассматривалось состояние дел, разбирались проблемы, намечались пути выхода из них и принимались сами решения. Не брезговали никакими мелочами: гоняли узлы и детали, доходили «до шурупа, до гвоздя», как выражался И. Б. Хазанов, работавший в то время начальником производства завода.

Исаак Борисович был прирожденным лидером, настоящим организатором производства. Похоже, он унаследовал эти качества от отца, который во время войны работал директором Красноярского оборонного завода. В начале 60–х годов, когда грабинское предприятие отдали Королеву, Хазанов возглавлял цех электромеханики, позднее он стал руководить всем приборным производством. Талант, воля и умение продвинули его еще выше. Видимо, пресловутая «инвалидность 5–й группы» не позволила ему, главному инженеру, стать директором завода после ухода с этого поста В. М. Ключарева в 1978 году.

В 1989 году мы отмечали 60–летие Хазанова. Готовясь к юбилею, я написал поздравление. Текст, напечатанный в нашей типографии, отличался от оригинала только двумя словами: там не было «Ху есть ху», их отказались принять наши печатники, переведя выражение на приличный русский язык: «Кто есть кто».

2.9 Золотая осень 1973 года

В мае 1973 года в цехе главной сборки нашего ЗЭМа появился первый настоящий АПАС. Наш полномасштабный андрогин выглядел красиво, не удивительно, что он работал хорошо, гораздо лучше, чем масштабная модель. Упрощение кинематики по сравнению с моделью пошло ему на пользу, можно сказать, сыграло решающую роль. Вращающиеся винты, которые заменили целый десяток дифференциалов, прекрасно справились с этой 6–степенной, сложной пространственной задачей. В дополнение к макету «Союза» мы построили макет американского «Аполлона». Всю предварительную отработку динамики стыковки провели по старинке с этими макетами, подвешенными на 40–метровых тросах, а также на горизонтальном стенде в «ацетиленовой» лаборатории. Оба стенда еще долго служили нам, стыковщикам, вплоть до середины 80–х годов, пока в действие не вошел наш собственный, отечественный компьютеризированный стенд. Однако это был уже другой период нашей жизни и деятельности.