Иван Грозный - Борис Флоря

Прежде чем царь в 1577 году приступил к реализации этой идеи, была предпринята очень серьезная попытка полностью уничтожить шведскую власть на территории Ливонии. Под властью шведов здесь оставался только Таллин, и зимой 1576/77 года русские войска были посланы овладеть этим городом. 22 января началась осада. Во главе армии встал молодой родственник царя, сын князя Ивана Федоровича Мстиславского Федор, даже не имевший боярского сана, но настоящим командующим армии был боярин Иван Васильевич Меньшой Шереметев, один из тех, кого еще несколько лет назад царь обвинял в тайных сношениях с Крымом. В Москве были настроены очень серьезно. По сведениям, которыми располагали в Таллине (показания русских пленных, записанные таллинским хронистом Балтазаром Рюссовым), под стенами города была собрана большая часть русской тяжелой артиллерии, а Иван Васильевич Шереметев обещал царю или взять город Ревель, или не являться живым перед его лицом. Город обстреливали калеными ядрами, рассчитывая вызвать пожары, но ни вызвать пожары, ни сделать проломы в городских стенах не удалось. Боярин Иван Васильевич Шереметев скончался от ранения ядром, и 13 марта 1577 года русские войска вынуждены были снять осаду.

Это была серьезная неудача в ливонской политике царя, но на его планы она не повлияла. Еще 10 февраля 1577 года Иван принял решение о походе на юг Ливонии, на земли, находившиеся под властью Речи Посполитой. Весной на западной границе начался сбор войск для похода, а 21 апреля из Москвы на запад направился сам царь. Его сопровождал весь его двор, великий князь тверской Симеон Бекбулатович и многие бояре. Сбор большого войска, в состав которого вошли не только дворянские ополчения многих уездов, но и отряды казанских и ногайских татар, занял довольно много времени. Лишь к концу июня все предназначенные для похода полки собрались в районе Пскова, куда прибыл царь.

9 июля 1577 года перед выступлением в поход Иван IV отправил грамоту князю Александру Полубенскому, управлявшему польско-литовскими владениями в Ливонии в отсутствие «администратора» — наместника Яна Иеронимовича Ходкевича. Эта грамота занимает особое место в письменном наследии царя — в последний раз он рассуждал о характере и природе государственной власти. В грамоте царь говорил об эволюции, изменении характера государства с общим развитием человечества, как его понимали в средневековой исторической традиции. Эти рассуждения были, по-видимому, результатом чтения томов «Лицевого свода» — многотомного иллюстрированного изложения мировой и древнерусской истории, создававшегося как раз в 70-е годы XVI века по заказу царя.

Государство в представлении царя возникает «неблагочестне» — в условиях, когда человечество, проявив неповиновение воле Бога, оказывается во власти дьявола, который «во своей воле нача водити человечество». Тогда-то и появляются первые «мучители и властцодержъцы и царие».

Но Бог оказался милостив и согласился принять во внимание человеческое несовершенство. Так, например, «сходя к немощи их», он согласился на то, чтобы люди приносили жертвы, «токмо бы истинному Богу жертвы творили, а не бесом». Тогда же, и опять «сходя к немощи человечьстей», Бог «царство благослови», вверив власть над Израилем царю Давиду. В дальнейшем Бог оказал благоволение и императору Августу — «своим Рожеством и Августа кесаря прослави... и распространи его царство». В целом, однако, цари — носители власти, «вси дьяволу поработившеся» и преследовали учеников Христа и вообще христиан, подвергая их казням и мучениям. Так продолжалось до тех пор, пока Бог не воздвиг «благочестия корень — великого во благочестии сияюща Костянтина Флавия царя» — императора Константина Великого, «царя правды християнска», тогда соединились «священство и царство воедино». Позднее таким же образом Бог избрал и Владимира Киевского, «как царя правды християнска», а его законным преемником являлся сам Иван IV.

История человечества выступает в сознании царя как история глубокого изменения характера «царства» — созданное под властью дьявола, а затем терпимое Богом лишь во внимание к человеческому несовершенству царство превращается в избранное орудие Божьей воли, утверждающее во всем мире истинную веру. Послание Грозного производит впечатление полемики со сторонниками иных взглядов, которые, считая государство созданием дьявола, сомневались в его высоком назначении. Доводы царя должны были эти сомнения рассеять. Почему эти рассуждения он поместил во вступительной части грамоты литовскому гетману, так и останется, вероятно, загадкой.

Основной текст грамоты резко отличается по своему тону от возвышенного, торжественного изложения вводной части.

Царь издевался над официальным титулом Полубенского — «вице-регент земли Инфлянские, справца рыцарства вольного». Вольные люди — это бродяги, поэтому Полубенский должен был бы называться «справца над шибеницыными людьми, которые в Литве ушли от шибеницы (виселицы. — Б.Ф.)». Царь припоминал Полубенскому и совершенные им в недавнем прошлом дурные деяния: в 1569 году, выдав себя и своих людей за опричников, Полубенский захватил псковский пригород Изборск, где его солдаты ограбили местные храмы. Поступив так, констатировал царь, Полубенский «отступил от крестьянства». Однако милость Божия вернула царю его древнюю вотчину, «а ваша надежда — Крон и Зевс... ни во что же бысть». Убеждение царя в том, что те, кто выступает против него, тем самым ставят себя вне христианского мира, оказываются оружием враждебных христианству сил, нашло в грамоте Полубенскому еще одно яркое выражение.

Та часть грамоты, ради которой она собственно и была написана и послана, была по-деловому лаконична. Ставя в известность Полубенского, что он направляется «своих вотчин разсмотрити», царь предлагал, чтобы гетман «из нашие бы еси вотчины из Лифлянские земли поехал со всеми людьми». В этом случае русские войска их не тронут. Царь хотел, по возможности, удалить польско-литовские войска с территории Ливонии мирным путем, рассчитывая, что в этом случае правящим кругам Польско-Литовского государства будет легче примириться с утратой «Инфлянской земли».

Когда 13 июля русская армия двинулась из Пскова в поход на юг, в ливонские замки, лежавшие на ее пути, стали посылать царские грамоты с предложением сдать их русским войскам. Царь обещал в этом случае, что гарнизонам этих городов «казни никоторые не будет» и они свободно смогут уйти в Речь Посполитую. Стоящие в замках польской Ливонии гарнизоны, небольшие по численности, плохо снабжавшиеся и не получавшие своевременно жалованья, не могли оказать серьезного сопротивления русской армии и не горели желанием это делать. Замки сдавались один за другим. Царь размещал в них свои гарнизоны и артиллерию, отдавал распоряжения о строительстве православных храмов и двигался дальше. Обещания его исполнялись: сдавшихся в плен польских и литовских людей отсылали в Речь Посполитую. Иногда при этом царь даже жаловал их шубами.