Иван Грозный - Борис Флоря

К середине августа войско вышло на берег Западной Двины. Здесь у города Чествина русское войско впервые встретило сопротивление. Город был взят штурмом, и расправа с гарнизоном и населением оказалась жестокой: часть пленных царь «велел... по кольям сажать», а других приказал «роспродать татаром и всяким людям в работу». Жестокость расправы говорит о том, что царь полагал спор из-за Ливонии законченным и не считал теперь нужным тратить усилия на приобретение симпатий ее населения. Новым подданным было наглядно показано, что их ждет, если они не будут оказывать надлежащего повиновения новой власти.

Когда 25 августа царь со своим войском подошел к городу Кокнезе (Куконосу) на Западной Двине, ему стало известно о совершенно нежелательной активности его вассала, ливонского короля Магнуса. Воспользовавшись распространившимися слухами о походе русской армии, Магнус, желая увеличить свои доходы и владения, предложил многим городам польской Ливонии, чтобы избежать прямого подчинения русской власти, подчиниться ему, Магнусу. Уговоры оказались успешными. Население более десятка городов и городков выгнало польско-литовские гарнизоны и подчинилось представителям Магнуса, территория его «Ливонского королевства» сильно увеличилась. К числу этих городов принадлежал и Кокнезе, под стенами которого остановились русские войска. Все эти действия Магнуса были предприняты без одобрения и без ведома царя, что, конечно, не могло не вызвать его неудовольствия. Если бы исход борьбы за Ливонию оставался неясным и царь нуждался бы в расположении ливонцев и союзе с Данией, он, вероятно, попытался бы скрыть свое неудовольствие и даже похвалил бы Магнуса за активность. Но к 1577 году, по мнению царя, спор о Ливонии решился окончательно в пользу России. Магнус и его Ливонское королевство становились ненужными. Напротив, ливонскому населению следовало ясно и недвусмысленно показать, кто является подлинным хозяином в стране.

Прежде всего царь в самой резкой и грубой форме поставил Магнуса на место. Без всяких обиняков он дал понять, что новые города будут у Магнуса отобраны, а если Магнусу недостаточно тех владений, которые ему выделил царь, «и ты поездь в свою земель Езель (остров Сааремаа, переданный Магнусу датским королем. — Б.Ф.) да и в Дацкую землю за море». Царь потребовал, чтобы Магнус явился к нему, и отдал его под стражу. По свидетельству Балтазара Рюссова, «царь велел отвести его вместе с его придворными в старую хату без крыши, где он должен был лежать на соломе пять суток, а придворные день и ночь ждали своей смерти». После этого царь разрешил Магнусу уехать в свои владения. Расправа с населением городов, присягнувших Магнусу, была также жестокой. Так, приближенных Магнуса в Кокнезе царь приказал казнить, а горожан «распродать татаром и всяким людем».

Среди городов, перешедших на сторону Магнуса, была и крепость Валмиера (Вольмар), где находился незадачливый «вице-регент» князь Александр Полубенский. Местные горожане схватили его и выдали Магнусу. Узнав о местонахождении пленника, царь послал за ним своего думного дворянина Баима Воейкова и сумел получить Полубенского в свои руки. К тому времени в нескольких городах Ливонии еще находились польские гарнизоны, и царь воспользовался пленником, чтобы склонить их к сдаче. В эти города вместе с царскими грамотами были посланы письма от Полубенского, который предлагал своим подчиненным сдаться, так как «нет нам отсеки ни надежи... от панов-рады, ни от гетманов, ни от земли Польские и Литовские», а своими силами сопротивляться русской армии невозможно. Подчиненные вняли его советам и сдали свои замки русским воеводам.

Иван IV мог быть доволен результатами похода. Теперь вся территория Ливонии на север от Западной Двины и Риги находилась под русской властью, и появились серьезные основания для надежд, что и Рига вынуждена будет подчиниться власти царя. В Ригу была отправлена царская грамота рижскому магистрату и городской общине («поспольству»). Извещая о том, что ливонская «вотчина» уже под его властью, царь сообщал, что он на время «меч свой поунял», ожидая от жителей Риги изъявления покорности.

Окончание похода ознаменовалось 10 сентября пиром, который царь устроил в Валмиере. На пиру вместе с воеводами и дворянами из царского войска присутствовали князь Александр Полубенский и «вся литва», которая сдалась русским воеводам по его совету. Царь «давал им шубы и кубки, а иным ковши жаловал», а затем отпустил их в Речь Посполитую. Вместе с Александром Полубенским царь отправил в Речь Посполитую целый ряд посланий.

Полубенский вез с собой грамоты царя королю Стефану Баторию и своему непосредственному начальнику — «администратору» Яну Иеронимовичу Ходкевичу. Грамота королю была короткой и довольно сухой по тону. Царь ставил короля в известность, что «мужики Лифлянские земли, нам большую свою израду являючи, подклонилися под Литовскую руку», но теперь «мы ту свою отчину Лифлянъскую землю чистили». «И ты б, — писал Иван IV Баторию, — о том досаду отложил и с нами нежитья не хотел, занеже то не при тебе делалось».

Совсем иным по тону было письмо Яну Ходкевичу. Этот уникальный в письменном наследии Ивана IV текст показывает, каким был эпистолярный стиль царя, когда он хотел произвести благоприятное впечатление на своего корреспондента. «Мужныей храбрый и велемудрый и дородный» — такими словами открывалась царская грамота. Царь давно «дивился» его «храборству» и «исках еже любити тя и жаловати». Он с особой похвалой отзывался об отваге, проявленной Ходкевичем при осаде русской крепости Улы в 1568 году. «Муж велеразумный и храбрый» не должен огорчаться тем, что от него «отошла» Ливонская земля: «А убытка тебе здеся ни в чом нет, и ты б о том не кручинился». Гораздо лучше «сия смущения отложити и промышляти о покое християнском», а мир, давал понять царь, вполне возможен, если Речь Посполитая не будет пытаться восстановить свою власть в Ливонии.

Тон письма ясно показывает, что царю хотелось бы избежать возобновления войны, добиться того, чтобы Речь Посполитая согласилась признать новые границы, установившиеся после его похода в Ливонию. Эту цель преследовали и те миролюбивые жесты по отношению к Речи Посполитой, которые он неоднократно предпринимал во время похода. Мнению короля он явно не придавал при этом особого значения. Этого правителя, не «природного», наследственного, а выборного государя, Иван считал игрушкой в руках магнатов, которые и будут решать вопрос о войне или мире с Россией и которых поэтому царь пытался заранее расположить к себе.

Наряду с этими грамотами «государственного» значения, связанными с вопросами большой политики, Полубенский повез с собой еще ряд царских грамот, появление которых можно объяснить только особенностями характера Ивана IV. Это были грамоты, посланные царем изменникам — ливонцам Таубе и Крузе, беглому стрелецкому голове Тимофею Тетери ну, князю Андрею Михайловичу Курбскому. Никакой необходимости в посылке этих грамот не было и никаких практических последствий они иметь не могли. Но в этот момент триумфа, когда, несмотря на все трудности, царь почти добился достижения цели, к которой он стремился много лет, Иван не мог отказать себе в удовольствии взяться за перо, чтобы указать изменникам на то, сколь тщетными оказались все их направленные против него интриги, в каком жалком положении оказались они сами.