Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он долго и упорно терпел ее внешнее безразличие, холодность и отчужденность, покуда Змея не дозволила самой себе стать его женщиной и его женою. Упорством и невероятным терпением этот глупый мальчишка добился своего, и замкнутый, чурающийся привязанностей дух открылся перед настойчивым ухажером. Ольга забеременела вновь, на этот раз от Даримира.
Плод не тяготил ее чрева, развивался нормально и вышел в положенный срок; роды были легкими, как и все последующие; близнецы оказались однополые и оба мальчики — Медведь и Волк, Ставр и Вольга. “Это мой подарок тебе”, — сказала Змея Дариму, позволяя плачущему от счастья отцу наречь младенцев. После этого брат посадил первые две яблони в роще на мысу и подарил их новорожденным сыновьям. Когда Дарим умер, именно Ставр и Вольга превратили березняк в цветущий по весне яблоневый сад.
Постепенно жизнь наша вошла в спокойное русло. Дарим обустроил конезавод, выхаживал и пестовал породистых лошадей для знатных господ. Я, сколь мог, помогал ему в этом деле, но все более тянулся к детям и книгам, учил моих племянников читать и писать, покуда их мать пропадала по лесам да окрестным деревням. Иногда мне казалось, что воспитание юных духов проходили лишь под моим надзором. Не видя Ольгу днями, а то и неделями, они не скучали, но быстро дичали, если не получали должного внимания. Младшеньких, тех, что еще требовали ее молока, она забирала с собою, отнятых от груди оставляла на попечение домоседствующего мужа и безногого калеки, что недовольно ворчал, но был только рад возиться с малышами. Так проявлялся ее нрав вольного и властного духа. Жили мы хорошо и богато, вот только мутилась вода вкруг нашей жизни, полнясь страхами и слухами соседей.
Первое и последнее крупное столкновение пришлось на ее третью беременность. Стояла поздняя осень, необычайно дождливая и холодная. В деревнях окрест нашего дома начался мор скота. Уж неизвестно, с каких болот принесло в эти края гнилое поветрие, но живность мёрла в невероятных количествах, сгнивала нутром и издыхала за два-три дня. Люди отправляли ходоков к ведьме с просьбой помочь преодолеть горе, но те уходили ни с чем, разнося весть о ее нетронутом болезнью подворье. Ольга ходила мрачнее тучи, готовясь понести через месяц, скалилась на мужа и детей, недовольная и молчаливая, будто чувствуя скорую беду. Зачем-то достала свой меч, долго и любовно чистила его, после чего спрятала обратно. Вместе с ненастьем внезапно проявила себя старая рана Даримира: он стал глохнуть на правое ухо, начались сильные мигрени, что добавляло неприятностей в общий котел невзгод и приводило Ольгу в состояние отчаяния пополам с яростью. Она не могла лечить мужа, не могла помочь людям, ибо плод в ее утробе понес бы тогда невосполнимую утрату и близняшки родились бы больными или раньше срока.
Однажды, греясь в теплой горнице у печи и вдумчиво глядя на всполохи огня сквозь неприкрытое заслоном устье, она, наконец, поведала нам причину своих терзаний.
— Ждите беды. Скоро, очень скоро крестьяне явятся сюда с вилами да факелами клеймить строптивую колдовку, проклявшую их землю.
— Так что ж ты не объяснишь им причину? — спросил я.
— Причину? Почему наш скот стоит нетронут? А их коровы мрут, да еще в зиму? Дурень, тут и без причины вина как на ладони. Отчаяние, оно, знаешь ли, сильнее разума. Особенно тогда, когда разум ограничен выживанием.
“Вчера умерли два жеребенка”.
Дарим замер на последнем жесте, потом пожал плечами и смущенно улыбнулся под ее насмешливым взглядом.
— Да уж, неблагодарные ублюдки, — вновь уставившись в огонь, мрачно пробубнила она. Родя недовольно засопел за столом: он не любил, когда его мать ругалась “мерзкими” словами — но Ниява, сидевшая подле, одернула брата. Тот вновь молча принялся за разложенные на скатерти сухоцветы и корешки, но, спустя некоторое время, все же спросил:
— И почему же они неблагодарные ублюдки?
Змея глянула на сына и усмехнулась.
— Ну, видимо потому же, почему ты — глупый щенок. Мозгов маловато. Ничему не внемлют перед страхом голодной смерти. Я не могу пустить заразу через свое тело и очистить этот край. Потому и направила ее на скот, от людей отвела. Так ведь кто из этих остолопов поймет? Хоть бы ты, Белослав, учил их, темных, развивал способность к мышлению не только брюхом, но и духом.
* * *
— Ты хочешь знать подробности того дня, дядя? — Родим почесывает кончик носа, задумчиво глядя в пространство своими невероятными глазами в опушке густых черных ресниц. Я тихо улыбаюсь, заметив знакомый жест, что парень перенял у матери. Он уже давно не ребенок, но я знаю про удивительную способность всех детей Змеи выуживать из памяти нужные события в мельчайших подробностях и потому терпеливо жду, не мешая племяннику погружаться в глубины своего сознания. Спустя некоторое время он, будто проснувшись, сосредотачивает свой соколиный взор на моем морщинистом лице. Внимательный взгляд живорожденного духа надо испытать на себе, чтобы понять силу его воздействия. Кажется, что эти глаза зрят сквозь твою душу. Я как-то спросил Ставра — самого прямолинейного и честного из всех братьев, что он видит? Тот поглядел на меня, как на умалишенного и ответил, слегка озадаченный вопросом: “Что вижу? Тебя, дядя. А ты что думал?” Когда я начал разъяснять ему суть, он затряс вихрастой своей головою и со словами “а чтоб вас с вашей философией!” развернулся ко мне могучей спиною и ушел, раздраженно бурча себе под нос про умников, которых слишком много развелось под солнцем. Вот и сейчас мне хочется спросить Сокола, что же он видит и чему смеется, пряча улыбку в рыжие свои усы, но он, будто угадав мои мысли, начинает говорить.
* * *
Несколько дней дождь лил не переставая. Матушка сидела дома безвылазно, и мы с сестрой считали это некой карой, наказанием свыше. Только вот не понимали, за что же на нас осерчал Творец. Ты же знаешь, как она бывает несносна, когда подолгу сидит в замкнутом пространстве. Присовокупи к тому ее беременность, плохую погоду, недовольство в деревне, обострившуюся болезнь отца, и сам вспомнишь, как она довлела над нами. Мерзлый ливень за окном иногда казался райским садом по сравнению с пребыванием в родных стенах. Но однажды утром я проснулся от тишины, глухой и ватной, словно уши забило воском. Дождь кончился. Горница вся была залита утренним холодным светом, а у окна сидела матушка и глядела сквозь
