Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич

Друг мой! Я в совершенном восторге от присланной Вами книги. Мне не только в высшей степени интересно, но и в высшей степени полезно будет просмотреть эту чудную книгу. Если позволите, я продержу ее до Вашего отъезда. Не знаю, как и благодарить Вас! Я сегодня целый день писал и очень доволен собой.

Ваш П. Чайковский.

Сейчас принимаюсь за чтение.

258. Чайковский - Мекк

[Флоренция]

8/20 декабря 1878 г.

Villa Bonciani.

Милый друг мой! В последние дни д. по горло погрузился в свою работу, до того, что не замечаю, как время идет. Я в отличном настроении, и дело идет как по маслу, Завтра у меня будет вполне готова целая большая и капитальная по значению в ряду других сцена. Засим я остановлюсь и буду ждать нашу сюиту, а также читать чудную книгу, присланную Вами. Впрочем, оговорюсь: она чудная как издание, написана же она •хотя и хорошо, но слишком очевидным намерением уверить читателя, что Иоанна и в самом деле водилась с архангелами, ангелами и святыми. Итак, хотя книга Wallon историческая, но с легким оттенком Четьи-Минеи. Тем не менее, я пожираю ее. В конце разбираются все литературные и музыкальные обработки сюжета, причем Шиллеру достается, a M-r Mermet (очень посредственный талант) осыпается похвалами. Тут же приложены два отрывка из его оперы, очень плохо ее рекомендующие. Особенно хор ангелов донельзя плох.

Я прочел с большим удовольствием рассказы Додэ, а также некоторые другие статьи последнего номера “Отечественных записок”. Но все это стирается перед захватывающим интересом писем Екатерины, за которые я чрезвычайно благодарен Вам. Нельзя не удивляться гениальному чутью женщины, которая сумела предсказать Наполеона и вообще так верно отзываться о характере французов, вполне сказавшемся гораздо позже. Как жаль, что письма эти, вероятно, не были в виду у Tain'а, когда он писал свою “Les origines de la revolution”, иначе он не преминул бы отдать справедливость современнице революции, которая своим громадным умом дошла до исторического взгляда на пережитый ее временем факт. Непостижимо также, как она успевала управлять своим царством, входя во всякую мелочь, воспитывать внуков, писать для них руководства, составлять наказы и инструкции и в то же время болтать с Гриммом, Вольтером, m-me Geoffrin и множеством других лиц. Я страстный поклонник этой необычайной женщины.

Вы спрашиваете, милый друг, сколько я здесь останусь. Я бы хотел уехать днем позже Вас. Мне хочется посмотреть виллу Oppenheim, после чего уже ничто меня не будет привлекать к Флоренции, ибо мне грустно будет думать, что Вас уже нет в моей близости.

Какой сегодня был странный день! В комнатах было холоднее, чем на воздухе. По временам веяло каким-то раскаленным ветром, так что не хватало воздуха для дыхания. Тем не менее, я был в городе, как и вчера, пешком туда и обратно. Это хорошая прогулка. В город я иду по Via Romana, а назад через San Miniatо.

Пишу Вам это письмо потому, что как-то непривычно мне проводить здесь дни, не сообщаясь с Вами. Но Вы меня огорчите и обидите, если ответите. Ведь у меня глаза здоровые, и для меня писать Вам - отдых. Ради бога, берегите свои глаза и отдохните хорошенько, милый мой друг. Я буду вполне доволен, если дня через два получу от Вас записочку. Будьте здоровы, милый друг.

Ваш П. Чайковский.

259. Мекк - Чайковскому

[Флоренция]

10 декабря 1878 г.

8 часов утра.

Как я давно не писала Вам, мой милый, бесценный друг! И сегодня могу написать только несколько слов, потому что у меня столько хлопот перед отъездом, а тут еще мне делает неприятности здешний дворник своими нелепыми, невозможными требованиями, - хочет, чтобы я ему на даче все вещи, как то: кровати, комоды разные, переставленные так, как мне этого требовалось, были поставлены на свои места, а также посуда и проч. и проч., и чтобы дача была вся вычищена и т. п., одним словом, не знает, что бы придумать позамысловатее одно другого, чтобы побольше стянуть с меня. От этого у меня сегодня даже голова болит. Но не стоит об этом говорить.

Как я рада, дорогой мой, что у Вас так успешно идет новая работа, а какова она будет, уж это я знаю сама. Пожалуйста, милый друг мой, оставьте совсем у себя книгу, которую я Вам послала, она мне не нужна.

Я не помню, писала ли я Вам, что я уезжаю в четверг. Имея такие неприятности от здешнего дворника, я не хочу его просить, чтобы он после нашего отъезда пустил Вас в дом, друг мой, поэтому если Вы захотите посмотреть виллу, то придите как претендент нанять ее, тогда он Вам все покажет.

Как жаль, что тепло ушло; как мне было хорошо в этом теплом воздухе. Вообразите, что третьего дня вечером было 14° тепла, - ведь это наслаждение. Это потому, что дул сирокко, или, как итальянцы его называют, широкко; они говорят, что этот ветер всегда приносит тепло и дождь. Первое понятно, потому что идет из Африки, а второе - очень жаль.

Очень рада, друг мой, что Вам доставляет удовольствие переписка Екатерины; мне также очень нравится эта женщина. Сегодня предполагаю съездить в Boboli, а потом в Cascine. Что сюита не пришла еще? Теперь напишу Вам последнее письмо здесь перед самым отъездом, т. е, в среду или в четверг. Как мне грустно расставаться с Вами, мой дорогой. Всем сердцем Вас любящая

Н. ф.-Мекк.

260. Чайковский - Мекк

Воскресенье утром.

1878 г. декабря 10. Флоренция.

Villa Bonciani.

Представьте, милый друг мой, что моя героиня, т. е. Иоанна д'Арк, виновница того, что вчера я себя чувствовал в ненормально возбужденном состоянии и провел скверную ночь. Во-первых, я был в каком-то настроении подавленности перед громадностью задачи. Во-вторых, несмотря на то, что я с большим успехом окончил начатую сцену, на душе у меня было непокойно. Это со мной всегда бывает, когда мне предстоит большая и увлекательная работа. Очень трудно объяснить это состояние. Хочется поскорее-поскорее писать и писать. Мысли приливают к голове так, что там уж им места нет, приходишь в отчаяние перед человеческой немощью своей, с тоской думаешь о долгих днях, неделях, и месяцах, которые нужны, чтобы все это сделать, обдумать, написать. Так хотелось бы вот тут, сейчас же, одним взмахом пера окончить все разом! Наконец, вечером в этом возбужденном состоянии я принялся за чтение Вашей книги, и, когда дошол до последних дней Иоанны, ее мучений, казни и предшествовавшей ей abjuration [отречения], где силы ей изменили и она признала себя колдуньей, мне до того в лице ее стало жалко и больно за все человечество, что я почувствовал себя совершенно уничтоженным. О сне и думать было нечего. Под утро я выпил стакан вина, и это мне помогло: я заснул и встал сегодня с головною болью, но здоровый. Простите за сообщение этих подробностей, но я ощущаю потребность высказаться перед Вами. Недаром артисты называют свои произведения детьми своими. Смешанное ощущение острой муки, испытываемое при этом, и наслаждения в самом деле может сравниться с муками деторождения, среди которых и страдают и в то же время радостно ожидают свое дитя.

Сегодня день чудный, и я намерен посвятить его исключительно гулянью, чтобы отдохнуть и набраться сил. Нельзя жаловаться на здешнюю зиму. После двух-трех дурных дней она всегда дает в награду такие дни, как сегодня.

Возвращаюсь к книге Wallon. Теперь, прочитавши ее всю, я должен Вам сказать откровенно, что это вещь очень слабая, если исключить превосходное, роскошное издание и бездну интересных facsimile. Вместо того, чтобы постараться объяснить нам все величие факта, героинею которого является девятнадцатилетняя девушка, естественным образом, г. Wallon тщится доказать, что Иоанна в самом деле ежедневно разговаривала с архангелом Михаилом и другими небесными силами и что она говорила и поступала под наитием святого духа. Но тогда отчего же эта могущественная протекция не извлекла ее из когтей инквизиции? В начале процесса Иоанна постоянно говорила, что эти защитники освободят ее из тюрьмы, и даже назначала сроки. Ничего этого не сбылось, и г. Wallon решительно не дает нам объяснения, почему за все ее великие дела архангел Михаил и другие ниспослали ей в награду тюрьму и костер.