Седой Кавказ - Канта Ибрагимов

– На квартиру… К Масар, – пятилась из остатка сил Байтемиро-ва.

– Так она у меня, – сообразил Султанов.

Только за спиной хлопнула дверь, и хозяин квартиры стал бы-стро защелкивать все замки, Полла поняла, что ее вновь одурачили, и она в новом капкане.

– А где Масар? – вымолвила она.

– Проходи, проходи, – вежливо услащал воздух Оздемир, под-талкивая Поллу в помещение. – Посмотри, какая у меня квартира.

– Нет, – заартачилась Полла, – пожалуйста, отпусти меня! – слезливо просила она.

– Куда отпустить? – начал вскипать он. – Куда ты пойдешь в этом виде? Что люди скажут? Та же Масар что подумает? Посмотри на себя! А с этим как? – и Оздемир дернул наручники.

– Какая я несчастная дура! – простонала девушка и, закрыв ли-цо рукой, рыдая, поползла вниз по стене, будто у нее подкосились ноги.

– Полла! Милая Полла! – сжалился главврач, ловко подхватил ее и с торжествующим видом на руках внес в зал и бросил на диван. – Полежи, отдохни, – засуетился он, подкладывая под голову подушку, накрывая шерстяным пледом. – Спи, спи, – погладил он ее головку, выключил свет, закрыл дверь.

Всхлипывая, Полла уткнулась в подушку. От страданий и бес-сонницы последних дней у нее больше не было сил бороться, не мог-ла кому-либо противиться. Вскоре блаженное тепло, покой и тишина полностью овладели ее телом, и главное – сознанием, и в сладкой ис-томе, покоряясь обстоятельствам, она стала забываться и, все глубже погружаясь в желанный сон, слышала волнообразный крик Султано-ва.

– Так ты завхоз или нет?… Немедленно достань мне пилу по ме-таллу… Немедленно!

… От боли в запястье Полла проснулась. Шевельнула рукой и, ощутив холод металла, все вспомнила, в страхе натянула на голову одеяло… Мрак… Мрак везде, прежде всего в душе. В окно рвется февральский ветер, на железный подоконник падают капли.

– Тах, тах, тах, – как ее сердце, гулко бьются часы, их четкий ритм нарушает прерывистый храп из соседней комнаты.

Может быть, она так и лежала бы, считая мрак и одиночество как блаженный покой. Однако нестерпимая боль в запястье от наруч-ников не давала покоя, усиливала тяжесть мук.

Полла осторожно сдернула одеяло: с улицы комнату слегка ос-вещал мягкий, унылый свет неоновых фонарей. Она на цыпочках двинулась в коридор, там в кромешной темноте попыталась открыть дверь. Ослепительный свет ее вспугнул, она дрожа обернулась. Перед ней, упершись в стенку рукой в одних трусах, непонятно лыбясь, сто-ял Султанов.

– Выпусти меня, – на чеченском взмолилась Полла.

– Куда? Куда ты пойдешь такая? Давай я хоть наручники тебе спилю,- озаботилось лицо главврача, он попеременно переходил то на русский, более знакомый, то на чеченский.

– Спили, – жалобно протянула руку она. – Как в горле давит… Только что-нибудь наденьте!

– Хм… А что это ты забеспокоилась? Я ведь тебя откуда выта-щил? – вновь шельмоватая улыбка искривила лицо Султанова.

Полла, как от нестерпимой боли, простонала, от стыда закрыла лицо руками, отвернулась.

– Ну ладно, ладно, – стал гладить ее плечи Султанов, – досад-ная шутка… Пошли в комнату, мне пилу принесли.

Истекая потом, до крови натерев ладонь, он в течение получаса возился с наручниками.

– Теперь, Полла, ты свободна, – с пафосом заявил Султанов.

– Я могу идти?

– Нет, нет… Вначале искупайся, приведи себя и одежду в поря-док… Да и ночь еще на дворе, – по-отечески заботился хозяин квар-тиры.

– Я дома искупаюсь, – упиралась Полла.

– Как с такой вонью возвращаться!

Краска щедро залила лицо и даже шею девушки.

– Я не так выразился, – неудачно извинился Султанов, а Полла еще ниже склонила лицо. – Ну, – понял неловкость фраз мужчина. – Ведь как-то надо избавиться от этой мрази? – и чуточку погодя. – Вот тебе халат, чистое полотенце.

На совесть, более часа мылась Полла.

Когда она распаренная, румяная, свежая вышла из ванной, Оз-демир обомлел. Ему показалось, что синяк под ее глазом никак не сказывается на ее очаровании.

– Завтрак готов, – гостеприимно развел он руками.

– Нет, нет, я пойду… Огромное Вам спасибо… Отпустите меня.

– Ну, пусть хоть рассветет. Да и остыть тебе надо после ван-ной… А нет ли у тебя температуры? Уж больно распылалась ты.

– Нет, нет, я здорова.

– Не перечьте… Мы, как врачи, должны друг о друге заботить-ся… Давайте я измерю вам температуру и давление, и если все в нор-ме, отпущу.

– Отпустите?

– Что за вздор? Конечно.

Он со всей серьезностью, без спешки, даже записывая, провел поверхностное обследование.

– Так… Ты на редкость здоровая девушка! После таких потря-сений – все в пределах нормы… Детей у тебя ведь нет? А беремен-ность не прерывала?

– Отпустите меня! – вскочила Полла, нервно потирая отек на запястье.

– Меня, как врача-исследователя, интересует этот вопрос, – с тем же бесстрастным лицом говорил Султанов. – Так как насчет бе-ременности? Не стесняйтесь – мы ведь коллеги… Отвечайте правду, и я вас отпущу.

– Нет, – злобно фыркнула Полла.

– Это прекрасно! – на русском воскликнул Султанов, – встал, улыбаясь, дружелюбно тронул ее за локоть и, увидев ее протестную реакцию, в том же торжествующем, безапелляционном тоне продол-жил, – я думаю, после того, что мы с тобой пережили, эти ужимки неуместны. Более того, это неблагодарно с твоей стороны. – Будучи чуточку ниже нее, он снизу, в упор, испытующе пронизывал ее сощу-ренными глазами.

– Я Вам очень благодарна, – впервые на русском вымолвила шепотом Полла, потупив взгляд.

– Ну-у-у! Не стоит благодарности! – отпустил он ее локоть. – Ладно…- потер довольно ладони, – пьем кофе и все.

– Я не могу есть, – умоляюще сказала Полла. – У меня от кляпа до сих пор рот жжет.

– Так, так, так, – скороговоркой затараторил Султанов, – а ну-ка, садись! Дай посмотрю, что там во рту?

– Нет, нет, спасибо… Я пойду.

– Не торопись, – вновь взял он ее локоть, потянул вниз. – Я, как коллега, обязан полностью позаботиться о тебе. Сиди спокойней. Сейчас возьму ложку. Скажи – а-а… Какие зубы! Слушай, а у тебя ни одного больного зуба! Никакого кариеса и парадонтоза! И все на мес-те! Ты прелесть, Полла! Вот почему у тебя изо рта нет тухлого запа-ха!

– При чем тут мой запах? – отстранилась возмущенно Полла.

– Это очень важно! – как опытный лектор, констатировал Оз-демир, – плохой запах из полости рта говорит о нездоровье и старос-ти и, что первостепенно, – портит поцелуй, претит партнеру и, явля-ясь неотъемлемым элементом секса, может сказаться на взаимном влечении…

– Что вы несете?! – взбунтовалась Полла, перебивая нравоучи-теля. – Немедленно выпустите меня! Я не позволю!

– Полла! Полла! Дорогая! – встал поперек дороги Оздемир, учащенно моргая сквозь линзы очков. – Постойте! Вы меня не так поняли.

– Я все прекрасно поняла! Уйдите с моей дороги…

– Полла! Погоди! Выслушай меня! – Султанов хотел схватить ее руки.- Я люблю тебя! Люблю! Слышишь?

– Я не желаю этого слышать! Уйдите с дороги! Откройте дверь! Отпустите меня!

– Так, значит, я зря рисковал жизнью? – металлическая жест-кость появилась в голосе и в выражении лица Султанова. – Ты что, думаешь, я просто так в это дерьмо лез? – он все сильней сдавливал ей руки и нажимал на пораненное запястье. – Ты знаешь, что теперь твои насильники будут меня преследовать? Ты об этом думала, когда я тебя спасал?

– Отпустите! Мне больно! – сдавленно простонала девушка.

А он еще больше раздражаясь, со свирепым лицом, сдавливал ее руки, тянул вниз.

– А-а-а! – заорала Полла, опускаясь от боли коленками на ко-вер.

– Молчи! – сдавил он ее лицо и тонкими от бешенства губами, глядя в упор, сквозь зубы процедил. – Ты хочешь, чтобы они меня теперь убили? Чтобы я один невинно пострадал? Так разве это пра-вильно? Что молчишь? – теперь он схватил в горсть ее пышные, еще влажные волосы и заставил смотреть в свое искаженное лицо.

– Что мне сказать? – плакала она.

– Теперь только ты меня можешь спасти, как я тебя спас до это-го.

– Как?

– Став моей.

– Убей сразу!

– Что? Не мил я тебе? Старый, лысый, низкий! Тогда, хочешь, я тебя возвращу на прежнее место? К батарее, в интересную позу?! – шипел он ей в лицо.

– Да, – сквозь слезы твердо сказала она.

– Сволочь! – заорал он и хлестнул ее ладонью по лицу.

От пощечины она упала.

– Полла! Полла! Извини! Я не хотел! – бросился он к ней.- Я люблю тебя! Люблю! Пойми меня!

– Не трожь, – отстранилась она, чуть ли не по-пластунски пяти-лась от его рук к стене.

– Полла, они убьют меня! Только сказав, что ты была моя, я найду спасение. – Теперь лицо у него жалостливое, только пузырьки слюны в уголках рта напоминают о недавнем гневе.

– Я потаскухой не была и не буду! И все за насилие ответят…

– Так я не потаскухой говорю, а моей женой! Женой, Полла! – и он полез лапать ее, начал целовать в лицо, пытаясь овладеть губами.