Чаша отравы (СИ) - Герасимов Игорь Владимирович

— Прогресс средств производства... — сказал Рахим. — Можно поконкретнее?

— Смотри. Я это вроде уже говорил, но повторю для тебя. Наступит время, когда то же самое, что делает часть людей в рамках вынужденного чернового труда, будут в состоянии делать в автоматическом режиме неодушевлённые средства производства. Тогда люди обретут подлинное человеческое качество, избавятся от необходимости быть простой отчужденной функцией. На всех них будет возложено то, что неодушевленные устройства делать не смогут. То есть ставить цели, выражать волю, передавать опыт и ценности молодым, решать в качестве хозяев, разгадывать тайны мироздания, творить новое. В одиночку, группами, всем человечеством сообща. Когда всем будет гарантирована возможность, даже ничего не делая, закрывать базовые потребности, то необходимость в классовом делении общества исчезнет. И если оно вдруг и останется, то лишь искусственной волей правящего класса. Который теоретически может остановить историю, применив технологии тотального контроля и подавления, в том числе автоматикой, не нуждаясь даже в эксплуатируемых и низших как в рабочей силе. На неопределенный срок заморозить вырожденное состояние, с господами и «почвой».

— Ясно... — сказал Рахим.

— Кстати, ты сам вроде говорил, что не работал, сдавал квартиры. Аналог БОДа... — сказал Гена.

— Да, в каком-то смысле. Я привык довольствоваться малым. Когда была жива мама, мы сдавали квартиру ее покойной мамы, моей бабушки, на юго-западе Москвы. Жили в «зиловской» «трешке» отца, убитого в октябре 93-го. Потом мама умерла, и я решил, что лучше переселиться в небольшую квартирку за городом, съемную, а обе московских — сдавать. И нормально, в общем, жил. Не работал нигде, по крайней мере, на регулярной основе. Разве что подрабатывал из дома написанием статей, аналитикой, выборами, составлением и версткой агитматериалов. Расширял кругозор, вкладывал время и деньги в дополнительное образование. Историк, юрист, экономист — помимо инженера. Защитил кандидатскую по философии. Изучил до уровня свободного владения английский и испанский. Начал учить китайский. Марксизм, конечно же. Путешествовал — правда, в основном по России и ближнему зарубежью. Понятно, что я — не средний обыватель, и моя судьба не показательна, но я не прожирал то, что приходило мне просто так в качестве жизненного обеспечения. Я, будучи избавлен от необходимости пахать, занимался совершенствованием себя и мира. Однажды, правда, ненадолго, сошелся с одной женщиной, родилась дочь. Но не нашли общего языка, мягко говоря, — и ушла она, к нашему общему согласию, к питерцу, близкому ей по духу и мировоззрению. Там девочка и живет. Практически не общаемся, так как ее мать всячески препятствует. Будем надеяться, что дочь хорошим человеком вырастет. Может, даже революционеркой...

— Да... По-разному жизнь складывается... — прокомментировал Гена. — Моего уже год как нет. И у Дениса тоже... Ужас... У Рахима аж четверо, голодных...

— Будем надеяться, что они станут бойцами новой революции, восстановят Советский Таджикистан, — произнес Иван. — Только при новом социализме у людей будет перспектива и отступит голод.

— А можно допустить частный бизнес при социализме? — поинтересовался Денис.

— При социализме у нас он был. И сейчас есть в, скажем так, околосоциалистических странах. Если смотреть историю — то это и остаточный от дореволюционных времен частный капитал, и нэпманский капитал, и сельскохозяйственные артели, и промышленные, и индивидуально-кустарно-семейные предприятия в сфере мелкой торговли и услуг. Люди владели приусадебными хозяйствами, с которых и сами кормились, и сбывали продукцию на рынке. С другой стороны, до коллективизации в деревне доминировали кулаки, а перед падением социализма расползался, паразитировал на общественной собственности теневой капитал. По большому счету, социализм, конечно, должен так организовывать экономику, чтобы нужды в частном предпринимательстве не было вовсе. Но, с другой стороны, на определенном переходном этапе такое, думаю, можно допускать. Главное, чтобы частники не кормились за счет всеобщего достояния, а были встроены в общую народнохозяйственную систему с безусловным доминированием общественного уклада, принадлежащего всем без исключения сообща, на равных. Сам по себе частный капитал социализм не разлагает, если сохраняется неизменным политическое целеполагание и власть не «сливает» строй, основанный на общественной собственности. Но уходить от этого в любом случае рано или поздно надо. С другой стороны, я об этом упоминал, а сейчас изложу подробнее — нужно сделать так, чтобы в гибкой системе управления социалистической экономикой нашлось бы место и низовой инициативе по созданию нового или изменению существующего товара, блага, услуги, по учреждению точки реализации, по разработке венчурного продукта. Чтобы можно было, скажем, коллективно вложить свои личные сбережения и направить их явно, адресно на тот или иной новый проект. Тогда администрирование можно доверить инициатору и инвестору. Но царем и богом, наподобие капиталиста-частника, такой человек быть не вправе — всё это надо встраивать в единую систему, а все, кто там работает, должны получать регламентированную зарплату и премиальные. Под контролем народа. Под содержательным, как при франчайзинге, контролем — со стороны отраслевой и региональной администрации, и плановых органов. С обратной связью со стороны потребителей, которые будут жаловаться и предлагать в режиме реального времени. При таком подходе выиграют именно те обладатели деловой хватки, кто не враждебен народу, не намерен паразитировать, а нацелен на создание нового и конструктивного, — при нынешнем капитализме им ходу не дают, а главенствуют те, кто отжимает у более слабых. Как-то так. Гибридный подход. Вполне реальный на базе современной техники.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ну, может быть... — согласился Игнатенко.

— Вообще, советский опыт показал, что если, в принципе, полностью запретить негосударственную торговлю и услуги, ориентированные на широкого потребителя, то это всё равно будет. Но те, кто занимались подобным, оказались на порядки токсичнее, чем те, кто занимался бы этим под контролем государства. Они агрессивно наращивали капитал за счет общенародного хозяйства и тем самым взращивали зерна классового общества, от которого народ избавился благодаря социалистической революции.

— Классовое общество... — произнес Эргашев. — В нем корень зла, так?

— Да, Рахим. Именно оно в основе всего негатива. Знаете, что неприемлемо больше всего в классовом обществе, раз уж мы начали обобщать? Вовсе не то, что ресурсы, жизненные блага распределяются неравномерно. И не то, что силы, кровь и жизни масс людей властители используют как инструмент в конкурентной борьбе друг с другом. Исключительно в своих частных интересах. А то, что управление заведомо неоптимально, иррационально, хаотично. Не в интересах общества в целом, а в интересах отдельных лиц и кланов. Остальные же беззащитны перед их волей...

— Да уж... — протянул Дашкевич.

— Злые языки говорят, что социализм — это прошлое. Но ведь однажды СССР решил, пусть и на менее развитой материальной базе, казавшиеся неразрешимыми проблемы. Избавил общество от той неприемлемости, о которой я только что сказал. Теперь эти проблемы вернулись. И, значит, тот способ их решения опять востребован. Многие предпочитают считать, что это просто исторический эксцесс, что он возник как флюктуация на переходе от одной социальной системы в России к другой. Мол, на фоне войны, при падении монархии в процесс неожиданно вклинилась группка чудаков, кто болел не за собственный интерес, а за всеобщий. Ну и пусть считают. Да, советский социализм в какой-то мере опередил свое время. Но всё равно — это стало началом великой эпохи. Даже эры. Я бы даже сказал, что именно в 1917 году началось то, что Ефремов назвал Эрой Мирового Воссоединения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— У него она, насколько помню, заняла столетия... — вставил Игнатенко.

— Так и будет, разумеется. Счет идет именно на века. Мы не доживем до полного расцвета цивилизации и начала подлинной истории человечества. В эту эру будут и мирные периоды, и опустошительные войны, и победы, и поражения, и восхождения, и падения в пропасть. Первоначально тем, кто свершил Великий Октябрь, казалось, что еще несколько лет, и мировая революция установит коммунизм на всей планете. Не получилось. Но зато удалось закрепиться в одной стране, отбиться от внешних и внутренних врагов. Потом была Вторая мировая война, родилась мировая социалистическая система, рухнул колониализм. И, казалось, вот еще несколько десятилетий — и коммунизм победит. Не получилось. Социализм в Европе как ядро альтернативной цивилизации погиб. Но не всё так однозначно. Красное знамя держит поднимающийся с каждым годом Китай. Успешно развивается Вьетнам. Не сдается братская Белоруссия. Удерживают социалистические завоевания КНДР и Куба. Недавно в Непале коммунисты свергли монархию и пришли к власти. В Латинской Америке левые берут власть то в одной, то в другой стране, правда, с переменным пока успехом, но прогресс очевиден. В недрах человечества жива потребность в преодолении накопившихся противоречий. Причем исходя из всеобщего интереса, ибо только это — по-настоящему эффективное решение проблем. Если смотреть на то, как зарождался и побеждал капитализм, то можно увидеть некоторые аналогии. Первая волна — Реформация, Тридцатилетняя война, становление независимых Нидерландов, Фронда во Франции, буржуазная революция в Англии. Потом откат на полтора века — но неполный откат. Англия, где хоть и произошла реставрация, сохранилась монархия и власть аристократии, всё же встала на капиталистический путь развития. Славная революция, кстати, завоевания реставрации частично отменила. Те же Нидерланды развивались как буржуазное государство... Потом, спустя более века, — вторая волна, это завоевание Соединенными Штатами независимости, это Великая Французская революция, ее вырождение в наполеоновщину, Реставрация... Частичное отбрасывание реставрации, Июльская революция... Революция 1848 года, причем волна эта прокатилась по всей Европе... Наполеоновский переворот — в смысле, Наполеон Третий... Волны различных размеров, группы волн набегали и откатывались. А там уже зарождалось новое начало, со своими волнами, — социалистическое. Выступление лионских ткачей. Чартистское движение в Британии. Маркс и Энгельс, Манифест Коммунистической партии, Первый, потом Второй Интернационал... Парижская Коммуна. Расстрелянная демонстрация чикагских рабочих, положившая начало Первомаю. А потом — поистине девятый вал, наш семнадцатый год...  Мощнейший стремительный натиск, непосредственно почти на полмира, а опосредованно — на весь мир. Правда, ненадолго, сейчас мы переживаем глубокий спад, симметрично первому серьезному накату. Но всё равно — ничего ровным счетом еще не кончено. Так, пульсациями, и вершится история. Так и развивается, восходит разумная цивилизация. Я вижу это — как историк и философ. Я вижу, что будет дальше, пусть и не при нашей жизни, но вижу. По-другому быть не может.