Шахерезада. Тысяча и одно воспоминание - Галина Козловская

Дорогой мой дружочек Милочка!

Ужасно по Вас соскучилась! Размечталась, что Вы ко мне при– едете. Ну, просто подавай мне Милу, как беременной – моченые яблоки. Сейчас же, получив мое письмо и напрягши воображение соображением обстоятельств и похлопав по карманам, покупайте билет и катите ко мне. Во-первых, осень теперь, слава Богу, устанавливается, адова жара кончилась (лето было нестерпимо жарким и мучительным), и, во-вторых, в первых числах октября у меня, по-видимому, будут милые гости из США – Тед и его родители (туристами). Очень бы мне хотелось Вас с ними познакомить.

Чем мне Вас еще соблазнить? Почитаете мои воспоминания об Ахматовой. Виленкин принял их на пять с плюсом, но, к сожалению, издаст только то, что касается непосредственно Анны Андреевны. Очень жаль – как уж они обкарнают рукопись из четырех печатных листов в два? Без атмосферы, без Времени. «Советский писатель» не возражает, если воспоминания будут полностью напечатаны в каком-нибудь толстом журнале. Но журналы настолько сейчас забиты рукописями, ждавшими своей очереди годами, что даже Женя, такой ныне влиятельный, ничего не может сделать. И в самом деле, чего лезть без очереди. Столько сейчас интересного печатается, что не успеваешь читать!

Кроме того, я бы с удовольствием почитала Вам письма, которые я, как нечаянную радость, получаю от одного американского журналиста и писателя. Человек видел меня всего один вечер сорок четыре года тому назад, а письма шлет удивительные. Словом, эпистолярный почти что роман. Это в мои-то года! Вы бы получили от них удовольствие, как от чего-то очень редкого, трогательного, давно забытого, – и это от человека очень современного и знаменитого.

Мы с Журушкой начинаем оправляться от чудовищного лета – он чистит перышки, я леплю и пишу стихи. Он, милый мой, стареет и теперь, едва начинает темнеть, бежит в дом, жмется ко мне в ожидании ласки и разговоров.

Я бы хотела, чтобы Вы познакомились с моим новым прелестным другом Олей, но боюсь, что дача ляжет поперек пути, и она, не повидав Вас, бросит в почтовый ящик это письмецо. Ничего о Вас не знаю вот уж сколько месяцев. А ведь о скольких вещах надо поговорить. И привязанность к Вам разгорается от Вашего молчания.

Ваша тезка – маленькая Милочка – родила ребеночка совершенно невероятной прелести. Я была в гостях и совершенно влюбилась в это воплощенное очарование. Но херувим всё же ест ее поедом, и у нее личико стало с кулачок.

Передайте мои приветы Валере Молдаверу and family и Фильштинским. Когда будете ехать ко мне (видите, даже не сомневаюсь), позвоните моим Пастернакам. Вдруг будут хорошие новости.

Целую Вас, моя дорогая, и жду.

Жду непременно. Ваша, как всегда

Дорогой дружочек мой Мила!

Как давно Вы мне уже не пишете, а я до сих пор не поблагодарила за присланные с Валерой гостинцы. Гречка была сенсация, и угощаюсь ею в праздничные дни.

Не писала Вам, потому что тяжко расшиблась, когда упала, ударившись головой об угол шкафа. <…> Я ужасно ослабела от всего этого и теперь уже совсем дурно хожу.

Радуюсь за Вас, что Вы вся ушли в подрастающее детство, ушли совсем, с головой. Но грущу, что внуки отняли у меня надежду увидеть Вас. А это так мне нужно, и Ваш приезд был бы одной из последних радостей в моей убывающей жизни.

Чередуясь со снегом и дождем, у нас всё чаще выпадают теплые солнечные дни. Сегодня плюс 15. Пишу Вам на крылечке. В моем всё еще по-зимнему разоренном саду уже проклюнулись гиацинты и отцвели подснежники. В эту минуту Журушка трогательно танцует трем горлянкам, сидящим перед ним на земле. Очень жалею, что Ваша тезка не повидалась с Вами. Рассказала бы мне насвежо всё про Вас. Пока Вас не захлестнули заботы весенних посевов и дачные дела, напишите мне хорошее большое письмо.

Вместе со всеми тону в разливе сенсационной литературы. Попью валерьянки и снова кидаюсь в омут. Думали ли мы с Вами дожить до такого?

У меня появилась надежда, что мои воспоминания об Анне Андреевне могут быть напечатаны в «Ардисе»: как будто мои верные друзья подключили к этому Иосифа Бродского. Говорят, у него вышла книга прозы «Less than one», очень примечательная. Стихов, напечатанных у нас, еще не читала.

Надеюсь, что Вы в крепком здравии и Ваша энергия, столь же жизненно мощная, как всегда, – источник радости для Вас и Ваших близких.

Целую Вас и прошу помнить, что я Вас очень люблю.

Дорогой мой дружочек Милочка!

<…> Я устала огорчаться, что для меня и для Козлика в наших изданиях «мест нет» из-за обилия иных материалов. Единственно, чего Женя Пастернак мог добиться, это напечатания в сборнике «Воспоминания современников об А. Ахматовой». «Советский писатель» обкарнает меня наполовину и по усмотрению неведомого редактора. Ни в Москве, ни в Ленинграде напечатать в большом журнале полностью не удалось…

Один очень милый рижанин, Роман Давидович Тименчик, участвующий в издании книги «Анна Ахматова и музыка», обрадовался, что у Козлика есть неизданная музыка на ее стихи, и предложил издать в этой книге. Я ему всё послала, и вот мне недавно позвонила из Ленинграда редакторша, что из трех вещей – «Пролога» к «Поэме без героя» и двух романсов: «Царскосельская статуя» и «А я росла в узорной тишине» – они решили напечатать только «Пролог», так как на остальные у них «нет места из-за обилия материалов».

Признаюсь, я обиделась, как ребенок. И если я смиренно приняла отказ от меня как автора, то за Козлика я обиделась ужасно.

Больно то, что пока эти вещи жили своей жизнью в секретере, любовно хранимые моей памятью и сердцем, это было одно. Это, при их жизни, было их обоюдной радостью. Она очень любила эти вещи и всегда просила их ей петь. И вдруг это настоящее, любимое ею отсекается равнодушным секачем редактора, причем я сильно сомневаюсь, что у них будет много вещей такого художественного уровня…

Дорогой, дорогой мой дружочек Милочка!

<…> В «Советский композитор» ничего не послала. Не хотят и не надо. В книге «Анна Ахматова и музыка» будет напечатан «Пролог» к «Поэме без героя» и факсимильно (так меня заверил Миша Мейлах) два романса.

Еще приехал в Ташкент поэт и ученый Дмитрий Сухарев. Он влюбился в мои воспоминания и попросил меня сделать для журнала «День поэзии» сокращенный вариант. Я его просьбу выполнила и осталась этим вариантом очень довольна. Я в нем нашла какую-то удачную свободную форму. Первый большой вариант он затребовал, чтобы предлагать какому-нибудь большому журналу. К моему огорчению, составитель «Дня поэзии» Таня Бек уже кое-что подсократила и подправила…