Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея - Александр Вельтман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну полно, оставь; это что-то порядочное.
— Тем лучше; мне и хочется чего-нибудь comme il faut.[239] Ступай, ступай, mon cher.
— Дудки, любезный! — сказал первый, удаляясь. Оставшийся молодой человек, очень приятной наружности,
но с плутовскими глазами, подсел к Саломее.
— Как приятно уединение, — сказал он, вздохнув, — ах, как приятно!
Саломея приподняла голову, взглянула на молодого человека, и дух ее замер.
— Георгий! — проговорила она; но без звуку, так тихо, что, казалось, только дыхание ее разрешилось этим именем.
— Но совершенное уединение — несчастие, — сказал молодой человек, как будто сам себе, бросив на Саломею страстный взор.
— Георгий! — повторила Саломея столь же тихо, — «и это он!»
— Вы позволите мне разделить с вами здесь уединение? — спросил молодой человек, обращаясь к ней.
«О, какие скверные мужчины, даже в эти лета! и это он!» — подумала Саломея, удаляясь.
— Куда вы бежите от меня? Чего вы испугались? Саломея пошла по дорожке, выходящей на шоссе. Молодой человек следовал за ней.
— Барыня, а барыня! подавать, что ли? — крикнул с шоссе извозчик Ванька, приостановив свою клячу. — Ась? извольте садиться!
Кровь закипела в Саломее.
— Боже, — проговорила она сама себе, — что мне делать! куда я пойду!
— Что ж, барыня? — повторил извозчик, — подавать, что ль? Саломея остановилась в отчаянии.
— Вы, кажется, заблудились? — сказал молодой человек, подходя к ней, — позвольте вас проводить?
— Georges! — вскричала Саломея вне себя. Молодой человек вспыхнул, оробел от недоумения. «Кто это такая? — подумал он, — она меня знает!»
— Georges!.. — повторила Саломея смягченным голосом, откинув вуаль, — не стыдно ли тебе!
— Это вы, вы! — вскричал молодой человек, бросаясь к ней.
— Это я… Какая встреча!.. Как ты переменился!.. — сказала взволнованная Саломея. И она забылась, обняла юношу, того самого Георгия, которого хотела образовать в пример всем мужчинам.
«О милый друг! Теперь с тобою радость;А я один — и мой печален путь…» —
раздался голос товарища из-за куста.
— Ах, пусти! — проговорила Саломея, отталкивая от себя Георгия.
— Не бойтесь, это мой товарищ.
— Мне все равно; бог знает, что подумает он обо мне!.. Но… «Что мне делать?» — подумала Саломея. — Послушай, друг мой Георгий… ты сам, бог знает, за кого меня принял… Дай мне руку… я не знаю, где я найду теперь мужа…
— Вы замужем?…
— Замужем, — произнесла Саломея, — но, боже мой, найдет ли меня муж?… У нас сломался экипаж, лошади понесли… во мне замерло сердце, и я не помню… не знаю, как очутилась здесь одна… Георгий, ты меня проводишь?.
— Как угодно. Ах, как вы переменились, как вы похорошели!
— Я утомилась, пойдем, сядем. Покуда разъедутся все и покуда смеркнется… мне совестно идти пешком с тобой.
— Как можно пешком такую даль, надо взять извозчика.
— Это страшно!.. Погодим… Расскажи мне, каким образом очутился ты здесь.
— История не долга. Батюшка прислал меня сюда к одному знакомому на руки, с тем чтоб он озаботился приготовить меня к университетскому экзамену для поступления на службу. Вот я и готовлюсь; но толку будет мало: я чувствую в себе призвание к музыке. Душа просит гармонических звуков, чтоб высказать чувства свои, отвечать голосу природы! Вы открыли во мне это призвание…
— О Георгий! как ты хорош! Я предвидела в тебе страстную душу, для которой нет иных выражений.
— А вы? скажите мне, куда вы исчезли вдруг? Это по сию пору тайна для всех нас. Батюшка стал еще угрюмее, привязчивее, скупее: только и знает, что считает деньги да жалуется, что скоро принужден будет идти по миру… Мне не высылает даже на необходимое, и я живу на чужой счет…
— Бедный!
— Право, мне совестно, я наделал кучу долгов… Скажите же, куда вы пропали?
— Мне невозможно было оставаться… А тебя это огорчило?
— Ах, если б вы знали!
— Бедный Георгий, мне только тебя одного и было жаль!
Георгий схватил руку Саломеи.
— Вы любили меня?
— О, любила!
— А теперь?
— Теперь?…
— Обнимите меня, как прежде обнимали.
— Я тебя любила и обнимала, как сына.
— Ну, хоть как сына.
— Полно, Георгий, полно!
«О милый друг! Теперь с тобою радость;А я один — и мой печален путь…» —
раздался снова напев товарища в кустах. Саломея оттолкнула от себя Георгия.
— Не бойтесь, это мой товарищ…
— Это все равно для меня!
— Quousque tandem abutere, о Catilina, patientia nostra![240] — крикнул Георгий.
— Mea res agitur, paries cum proximi ardet,[241] — отвечал товарищ, уходя.
Между тем совершенно уже смерклось.
— Боже мой, уж темно, — сказала Саломея, — пойдем, ты должен меня проводить до дому… Ты знаешь Чарова?
— Нет.
— Как же мы отыщем его дом?
— Трудно узнать! — отвечал Георгий, взяв Саломею под руку.
И они вышли на шоссе.
За извозчиками дело не стало.
— Прикажете подавать, господа, что ли? — крикнул один. — Ах, поедем скорей. Я не знаю, что обо мне подумают. Что я скажу мужу?
— Что ж, господа, садитесь, довезу!
— Пошел ты, Ванька! — крикнул Георгий.
— Обознались! — отвечал извозчик.
— Как быть, пролеток нет; придется ехать на Ваньке.
— Ах, уж все равно, — отвечала Саломея.
— Эй! давай!
Георгий вскочил на калибер верхом.
— Подвинься, дурень.
— Да и то почти на хвосте у коня, — отвечал извозчик, прижавшись, как пласт, к передку.
С трудом усадил Георгий Саломею в ущелье между собой и Ванькой.
— О боже мой, я упаду! — вскрикнула она, когда извозчик хлыстнул вожжой по кляче.
Помчалась чалая к Тверской заставе.
— Держи меня, держи, Георгий, я упаду! — раздавалось и по шоссе и по мостовой.
III
Что делает Чаров?
Когда запрягли и подали коляску, Чаров вбежал в диванную комнату.
— Едем, ma ch?re!.. Где ж она?… Ты не видала, милая, куда вышла дама? — спросил он у проходившей горничной девушки.
— Не видала-с.
— Что за чудеса!.. Mon cher Карачеев!..
— Ах, извините, пожалуйста, что я вас оставил на минуту, — отозвался Карачеев, выходя в залу, — жене моей дурно.
— Да что дурно, — прервал Чаров, — я не знаю, куда девалась мадам Мильву а?
— Может быть, она в саду?
— Может быть. Они пошли в сад.