Джейкоб Генри Шифф. Гений финансового мира и главный спонсор русских революций - Адлер Сайрус

Шифф догадывался, что его речь у многих вызвала отторжение. Свои боль и удивление он выразил в письме Хэмилтону Холту от 18 декабря, указав, что он всего лишь стремился донести до всех присутствовавших, что Лига в защиту мира не может иметь ценности, «если не удастся заключить мир, так прочно основанный на праве и справедливости по отношению ко всем народам, что иного пути практически не будет».

Переживая из-за того, что его слова истолковали превратно, Шифф в дальнейшем часто отказывался произносить речи. Именно поэтому он отклонил приглашение от Шурмана, президента Корнелльского университета: «Оказалось, что меня совершенно неверно понимают как в странах Антанты, так и в странах Четверного союза, а вполне естественное сочувствие, которое я питаю к стране, где я родился, в целом истолковывают как мое стремление занять сторону Германии и выразить враждебные чувства по отношению к Великобритании и Франции. Это совершенно не так, ибо я бы глубоко сожалел, если бы Четверному союзу удалось разбить либо Англию, либо Францию, либо обе эти державы».

15 февраля 1917 г., после поездки в Вашингтон, Шифф пришел к выводу, что «мы не сможем поддерживать мир с Германией, как ни хотят этого президент и значительная часть страны, ибо, очевидно, «сильные мира сего» в Германии приняли решение о безжалостной войне».

Произошел разрыв дипломатических отношений с Германией, из США выслали посла Бернсторффа. Страна готовилась к вступлению в мировую войну. 14 марта 1917 г. Шифф написал Элиоту: «Вы правы в том, что для американцев немецкого происхождения настали печальные времена – в моем случае, из-за моего естественного сочувствия народу, среди которого я вырос и который я по-прежнему люблю. Но с тех пор, как была потоплена «Лузитания» и последовали безжалостные и бесчеловечные действия немецкого правительства, мое отношение к Германии претерпело существенные изменения, и теперь я только надеюсь, что вскоре Великобритании и Франции удастся настоять на мире, после которого уже невозможно будет возвращение к прежним условиям, ввергнувшим мир в нынешнее ужасное положение».

Когда объявили войну, Шифф писал Вильсону:

«6 апреля 1917 г.

Уважаемый господин президент!

Теперь, когда я вернулся после недолгого отсутствия, я в Вашем полном распоряжении, если мои услуги могут быть каким-либо способом востребованы в нынешнем тяжелом положении.

Желаю Вам здоровья и сил, ибо страна нуждается в Вас…

Искренне Ваш,

Джейкоб Г. Шифф».

С начала 1917 г., когда в США начали активно готовиться к вступлению в войну, Шифф старался предложить свою помощь везде, где мог быть полезен человек его возраста и его характера. Согласившись с назначением мэра Нью-Йорка, он стал делегатом на конгрессе конструктивного патриотизма, который проходил в Вашингтоне 25–27 января. 16 апреля он послал министру сельского хозяйства копию телеграммы, полученной от Макса Синьора из Цинциннати, убеждая, что единственный способ, каким Америка способна незамедлительно и действенно помочь союзникам, заключается в наращивании поставок продуктов и что в этой области нельзя жалеть усилий. Другие его мероприятия, связанные с войной, особенно с ее финансированием, будут описаны ниже.

27 апреля 1917 г., в ответ на просьбу подписать патриотическое письмо, Шифф согласился при условии, что из письма уберут фразу, которая утверждала, что в войне повинно правительство Германии: «Мое мнение таково, что Германия изначально не развязывала войну, но это скорее было вызвано действиями предыдущего царского правительства России и правительства Австрии, хотя Германия без труда могла бы предотвратить войну, если бы пожелала».

Насколько создавшееся положение давило на него, становится понятно из письма от 10 августа 1917 г.: «В каком ужасном беспорядке сейчас весь мир, и почти нигде не видно ни единого проблеска света! Особенно огорчает меня Россия, и хотя я ни на минуту не верю в возвращение прежнего положения дел в связи с нашими единоверцами, боюсь, беспорядки в России будут способствовать продлению войны, что повлечет за собой большие человеческие жертвы и потери для нашей страны. Надеюсь лишь на то, что народы всех стран так устали от войны и так хотят мира, что их правительства вскоре вынуждены будут найти выход…»

Однако и Шифф постепенно приходил к выводу, что борьбу придется довести до конца. В письме от 28 августа он пишет заинтересованному корреспонденту: «Я человек мирный, я люблю мир, понимаю, что нет счастья превыше мира, и я предпочел бы, чтобы наша страна понесла большие материальные потери… во имя мира, а не из-за войны. И все же я понимаю: если нам не удастся положить конец тому, что в целом называется… «милитаризмом», под чем подразумевается позволение одной стране приобретать такую физическую власть и силу, что она может отрицать почти весь мир и удерживать его в безвыходном положении, как делала Германия три прошедших года, уже не может быть возврата к длительному счастью и процветанию… То, что можно временно залатать, с помощью раннего мира, снова порвется, пусть даже не в наше время, а… при жизни следующего и дальнейших поколений. В начале конфликта, три года назад, моя точка зрения была другой, но ход войны, способ, каким ее ведет Германия, и отношение германского правящего класса во главе с императором к собственному народу, который недавно потребовал демократических преобразований… вынудили меня занять ту позицию по отношению к моей родине, какую я сейчас пытаюсь Вам объяснить».

Шло время, и в войне все чаще принимали участие его родственники. В октябре в газетах сообщили, что его племянник, Мортимер Г. Шифф, молодой английский адвокат и капитан британской армии, был тяжело ранен и пропал без вести; позже подтвердилось известие о его смерти. Другой племянник, Отто Шифф, подданный Великобритании, но немец по рождению, в 42 года вступил добровольцем в армию Великобритании и уехал на фронт, хотя его отец по-прежнему жил в Германии.

18 марта 1918 г., когда положение армий Антанты было весьма плачевным, Шифф писал: «По-моему, сейчас странам Антанты и Германии уже поздно, если вообще возможно, обсуждать «некоторое подобие мира». Сознавать это горько и печально, но, на мой взгляд, сейчас можно сделать только одно: продолжать сражаться изо всех сил, пока и правительству Германии, и немецкому народу не надоест воевать и они не будут готовы заключить мир, который раз и навсегда покончит с германским милитаризмом, ставшим проклятием для всего мира. До того, как цель будет достигнута, Америка может недосчитаться как людей, так и материальных богатств, но будь что будет; лучше, если мы заново начнем отстраивать то, что появилось у нас после Войны за независимость, чем вынудим наших потомков стать рабами Германии… если ей удастся навязать нам мир на своих условиях. Мы имели возможность увидеть, что последнее означало для России и Румынии, и, если мы сейчас сдадимся, мы и наши союзники окажемся не в лучшем положении».