Дневник самоходчика: Боевой путь механика-водителя ИСУ-152 - Электрон Приклонский

Ведя огонь, маневрируем вперед-назад до тех пор, пока дорога не начала расползаться: гать под нею совсем гнилая. Бьет и немецкая артиллерия то по болоту, то по лесу на нашей стороне. Разрывы очень сильные. Видимо, садит дальнобойная. Куда-нибудь. Но все равно неприятно: накроет каким-то дурацким неприцельным. Чтобы не засесть, приказываю Нилу отводить машину с дороги в укрытие. Самоходка медленно, метр за метром, пятится. Так как из машины сейчас не только вылезти, но и носа высунуть невозможно без риска отправиться на тот свет, команды приходится подавать водителю по ТПУ, что я и делаю, глядя из своего люка назад, на дорогу, и во все глаза следя, чтобы корма, упаси бог, не слишком приблизилась к обочине, а Нил, еще полный впечатлений от «великого валмиерского сидения», очень послушно и с крайней осторожностью правит кормой вперед к земле обетованной.

Уже оставалось около сотни метров до опушки, откуда, прикрывая нас, дружно бьют наши самоходки и что-то беззвучно орет, размахивая руками, Румянцев, как вдруг машина моя перестает двигаться, хотя двигатель работает в прежнем режиме и передачи водитель, я это вижу, не выключал. По личному опыту   (у других водителей это тоже случалось) мы с Нилом знаем, что вышло из строя полужесткое соединение главного фрикциона с коробкой перемены передач. На соединительной муфте по неизвестным нам причинам после двух-трехмесячной эксплуатации нашей тяжелой системы начинают срезаться болты. В ЗИПе их маловато, и у нас они давно кончились. Пришлось бежать под огнем побираться (хорошо, что недалеко) к машинам, стоящим в опушке, и вымаливать у водителей по болтику драгоценному, с которыми наш брат расстается скрепя сердце. Федя Сидоров без звука отдал последний, спрятанный в нагрудном кармане. На следующей машине болтов вообще не оказалось. А надо еще два: меньше чем на трех не выедешь...

Бегу дальше, к самоходке комбата. И снова Румянцев, брызгая слюной, набрасывается с упреками, подозревая наш экипаж, и в первую очередь, разумеется, командира, в трусости. Проделывает он это в присутствии офицеров своей машины и на глазах у подчиненных... Истинная б...! Придя в ярость от такой огульности, взрываюсь не хуже пороха и высказываю этому тупице все, что накипело на сердце:

– Уж чего-чего, а трусости за моим экипажем никто, кроме «героя» Румянцева, еще не замечал. А впрочем, чего еще можно ожидать от типа, который свои же грехи ищет сначала у других... Чем орать без толку, лучше б приказал затащить аварийную машину в кустарник, пока ее фриц не раздолбал прямо на дороге.

Тут Румянцев захлопнул рот, увидев, как Карапузов быстро подвел свою самоходку к нашей, взял беспомощную машину на буксир и поволок в лес.

С презрением взглянув на смущенную рожу старшого, вылезаю из люка и уже более спокойно говорю:

– Такие оскорбления легко не прощаются. Смотри, как бы тебе не пришлось отвечать за них.

А на крыло рядом со мной вскарабкался запарившийся автоматчик, просунул голову в люк и доложил: пулеметной очередью из лесу убит командир ИСУ-122, что застряла на дороге. Это тот самый незнакомый мне лейтенант, который командовал последним взводом нашей батареи в бою за мызу Эрдеме, когда ранило осколком комбата Сергея Федотова.

Подхожу к своей машине – и вдруг снова ожил «ишак». Он скрипит и задыхается где-то совсем рядом. Спешно ныряю к себе в люк, и мы, все пятеро, съежившись, тихо предвкушаем   удовольствие, которое может доставить фугасная мина, упади она нам на крышу башни. Но мины пропели, удаляясь, и стали грохотать, к нашему изумлению и восторгу, на той стороне болота, в лесу, занятом фашистами. Кто-то умелый из наших решил попотчевать фрицев из их собственного изобретения.

Вслед за залпом «ишака» снова дружно ударили стоящие в опушке и даже сидящие в болоте самоходки, и пехотинцы, где ползком, где короткими перебежками перетаскивая свои «максимы» и пушечки с тонкими, словно иголки, стволами, начали приближаться к чужому берегу. Затем справа и слева от нас выскочили из лесу приземистые СУ-76, быстрые и верткие, и побежали, ведя огонь с ходу, прямо через болото, по слабенькому дерну, который, к нашему «тяжелому» удивлению, не проваливался, а только прогибался под «кленовыми листочками», как с нежной грустью называют эту легкую машину те, кто воюет на ней. Есть у нее и другие прозвища: «клизма» и «сучка». Первое из них, как видно, присвоено ей за ее профиль, а может быть, за то воздействие, которое она оказывает на неприятеля, подбираясь к нему скрытно, благодаря своей низкорослости, и нападая внезапно, так как высокая проходимость позволяет нашей легкой самоходке появляться в таких местах, где предусмотрительный немец обычно ее не ожидает; а в скорострельности СУ-76 не откажешь. Второе же имя, уменьшительно-оскорбительное, возникло или от СУ, или от «сука», но мне ни разу еще не случалось слышать, чтобы кто-либо так ругательски обзывал нашу тяжелую самоходную установку.

Однако как там кого ни зовут, а бой перекинулся уже на ту сторону болота, и все, у кого хватило ума не увязнуть, торопливо пустились в обход, как будто этого нельзя было сделать раньше. А впрочем, что нам может быть известно о том, как было бы лучше? Из смотровой щели или перископа много ли увидишь?

По карте мы всего в пяти километрах от Риги. Разряжаем орудие в сторону противника – это стало обычаем. Вскоре пришли тягачи (вот это оперативность!) и повытаскивали застрявшие в болоте машины, которые одна за другой уходят в направлении города. Мы остаемся совсем одни и без всякой надежды подкрепиться. Но обед, да еще и с трофейной выпивкой, а главное – три недостающих болтика для муфты нам все-таки привезли поздним вечером.  

Потом неведомо откуда, словно с неба свалилась, явилась Федькина Нина, поправившаяся после ранения. Узнав своих, обрадовалась страшно. Мы тоже, только вот угостить ничем не смогли ее, так как опоздала она к ужину, и ей пришлось довольствоваться горячим кипятком с последними ржаными сухарями. Заморив червячка и согревшись, она откопала на дне своей сумы затрепанную колоду карт, но сражаться в «дурня» было некогда: весь экипаж нетерпеливо занялся делом. К 21.00 сами заканчиваем ремонт, но, не зная пути, вынуждены, ввиду наступившей ненастной, черной ночи, заночевать неподалеку от места дневного боя. Как раз и сарай кстати подвернулся с соломой. Тепло и мягко. Накрапывает мелкий дождь, тихо царапая по крыше из драни, глухо погромыхивает артиллерия где-то под самой Ригой. Выставив часового, засыпаем.

Немец, теснимый со всех сторон, ночью отошел к окраинам города.

Торопливо напившись молока без хлеба (автоматчики наши бдительно несли службу и обнаружили поблизости погреб), на рассвете мы «снялись с якоря» и помчались догонять своих, оставив на месте, где ремонтировались, фанерную дощечку с надписью: «Хозяйство П. выехало в Ригу». Это придумал Нил в пику ремонтникам, которых вчера мы так и не дождались.