Дневник самоходчика: Боевой путь механика-водителя ИСУ-152 - Электрон Приклонский

Поколебавшись несколько секунд, приказываю Салову и Мацапаеву снять весь механизм: все равно оружейники будут его ремонтировать, а стрелять на такую дистанцию, чтобы ствол нужно было задирать, случается раз в год по обещанию, и сегодня тем более этого делать не придется. Главное – скорее встать в строй. И ребята, вспотев от волнения, устраняют неисправность. Но в эти считаные минуты картина на поле изменилась. По самоходкам, приблизившимся к опушке без сопровождения пехоты, ударили фаустники, но попали только в одну, не пробив, к счастью экипажа, бортовой брони. После этого машины на правом фланге подались назад, и посреди луга остались, продолжая вести огонь с места, лишь две ИСУ-152 нашей батареи.  

Румянцев, потерявший из виду нашу машину, решил, что мы празднуем труса, и вызвал меня по рации к себе, не желая слушать никаких объяснений. Делать нечего. Оставив экипаж заканчивать ремонт орудия, бегу по лугу, то и дело бросаясь ничком на землю при близком разрыве. Добираюсь благополучно, докладываю. Комбат гневно обрушивается на меня: оказывается (так считает он, Румянцев), атака сорвалась из-за нас! Черт с тобой! Молчу. Если слишком разойдется, спрошу, где он был вчера, когда нас тут немцы чуть было не прижали и командир полка сам взялся руководить действиями самоходок. И в этот момент позади «флагманской» ИСУ подала голос наша, выкатываясь на луг из кустов орешника. Мне хорошо видно ее из полуприкрытого квадратного люка. Комбат вскидывает голову и замолкает, прислушиваясь. Снова раздается гулкий басовитый рев.

– Кто это там развоевался?

– Мои. Разрешите идти?

– Идите.

Злясь и радуясь одновременно, чертом вылетаю из квадратного люка и несусь по лугу обратно, пригибаясь и петляя, как заяц: по башне самоходки позади меня сразу процокала длинная очередь. Потом пули пошли низом, и мне пришлось приземлиться и ползти дальше по полегшей, притоптанной гусеницами траве. Уже совсем недалеко, метрах в пятидесяти – шестидесяти, моя машина, а на полпути к ней – маленький бугорок, и пули взбивают на нем фонтанчики пыли и косят желтоватую траву. И головы нельзя поднять. Спиной чувствую, что какой-то фриц охотится за мной... Вот прицепился, сволочь! Злюсь на не в меру усердного пулеметчика и на комбата, устроившего мне эту «прогулочку», и не припомню, кому из них досталось больше «благословений». Злюсь, крепко прижимаясь грудью и щекой к земле, а сам постепенно подбираю под себя левую ногу для резкого прыжка вперед, с нетерпеливым трепетом выжидая, когда немец прекратит или хотя бы перенесет огонь. Главное – успеть за бугорок. Заткнулся, гад! Наверно, лента кончилась. Стремительно взметываюсь и «быстрее лани» достигаю заветной цели, камнем падаю по ту сторону и распластываюсь по земле. Пули с опозданием зашлепали по верху бугорка, с коротким свистом проносятся над ним. Подо мною какое-то углубление, и в нем возится что-то живое, пыхтит, пытаясь   избавиться от груза, навалившегося неожиданно сверху. Не отрываясь от земли, чуть отодвигаюсь в сторону и вижу в полуметре голову и плечи солдатика. Пилотка съехала ему на самый нос, из просторного ворота гимнастерки выглядывает тонкая пацанья шея. Поправив пилотку, солдат сперва с испуганным удивлением смотрит на меня, помаргивая редкими ресницами, потом прижимается к стенке своей узенькой ячейки, молча приглашая занять место рядом. С трудом, хотя тоже не толстый, втискиваюсь в вертикальную нору. Одна из стенок у нее даже кирпичная. Должно быть, остаток фундамента от какой-то давным-давно снесенной постройки.

– Надежно закрепился, – хвалю из вежливости хозяина норы, – из такого замка тебя только миной или бомбой выковырять можно, да и то при прямом попадании. Попотел небось?

– Да нет, – застеснялся паренек. – На дыру эту я случайно наткнулся, когда пулеметчик ихний прижал. По лугу никому проходу не дает, сучье вымя. Так и садит – не высунься. Вот смотрите.

Боец надел пилотку на винтовочный шомпол и начал медленно приподнимать ее над бугорком. Тотчас хлестнула пулеметная очередь.

– Так что «загорать» вам здесь до сумерек, товарищ лейтенант. И как это он давеча не срезал вас – в толк не возьму.

Но «загорать» мне было очень некогда, и в паузах между очередями машу рукой и громко кричу, повернув голову в сторону своей машины. На мое счастье, через несколько минут кто-то из экипажа заметил мои сигналы, и Нил, осторожно обогнув наше убежище, загородил бугорок от заядлого фрица кормою самоходки. Вползаю в башню с надмоторной брони через квадратный люк, радуюсь про себя возвращению, как радуются возвращению в родной дом. Пехотинец не пожелал расстаться со своим окопчиком.

Остальные машины наши, прикрывая друг друга огнем, вернулись на исходный рубеж: в лесу без пехоты делать нечего, а сгореть легче легкого.

Наблюдаем с Дмитрием в перископы за опушкой прямо перед нами. Лес еще больше поредел за сегодня. Во многих местах деревья крест-накрест попадали друг на друга, образовав завалы, среди которых нет-нет да и промелькнет уменьшенная расстоянием фигура чужого солдата. Наше внимание   привлек один из них, который почему-то, в отличие от других, не исчез сразу, а несколько минут мотался туда-сюда по опушке и в ее глубине. Двигался он неровно и часто менял направление: то приникал к земле, то перемахивал через ствол поваленного дерева и словно сквозь землю проваливался, очевидно спрыгивая в воронку или окоп, то быстро перебегал голое место, и тогда незастегнутая шинель его трепыхала полами, будто крыльями.

– Связной? – гадает вслух Салов, следя за странными маневрами немца. – Нет, наверно, связист. Концы с концами свести не может, должно, вот и рыскает по передку. Фитиль схлопотал от офицера...

– Да помогите же фрицу! – не выдерживает Нил, поднимаясь со своего сиденья, и заглядывает в перископ наводчика. – Двиньте по нему осколочным: он же, стервец, налаживает связь на вашу голову!

Митя старательно прицеливается и «двигает». Летят по воздуху вырванные с корнем кусты, описав верхушкой в небе широкую дугу, тяжело рухнула высокая сосна. «Крылатый» фриц больше не показывался.

Быстро сгущаются октябрьские сумерки. Когда совсем стемнело, через реку к боевым машинам доставляют обед, а заодно и недельный запас махорки, соли, сахарного песку и офицерский доппаек, в который входит печенье и сливочное масло. Последних двух продуктов хватает нам на одно экипажное чаепитие.

Котелки с едой убираем в машину и приступаем к пиршеству. Сегодня опять суп из ячневой крупы и сушеной картошки, на второе – вечная пшенная каша.

– Интересно знать, кто кого переживет: мы ее или она нас? – мрачно пошутил наводчик, орудуя ложкой в котелке.