Последняя битва императоров. Параллельная история Первой мировой - Валерий Шамбаров

Ну а другим пришлось учиться. И не только учиться воевать — учиться любви к свой Родине. В первые полгода войны никакого массового народного сопротивления не было. На Украине, в Белоруссии, западных районах России еще помнили «культурную» оккупацию 1918 г. После большевистских коллективизаций, раскулачиваний, религиозных гонений казалось — может, так будет лучше? Врага нередко встречали хлебом-солью, открывали церкви… Но пришли совсем не избавители. В 1918 г. немцы сдерживались, потому что их стране было слишком туго. А в 1941 г. они считали себя хозяевами.

Точно так же, как в 1914 г., германское командование пустило в ход «превентивный» террор. Сразу запугать, чтобы и мысли не возникло о враждебных акциях. Но теперь террор применяли в еще больших масштабах. Белорусские, украинские, русские деревни заполыхали не в ответ на действия партизан, а просто так, для острастки. Улицы захваченных городов оклеивались приказами с угрозой смерти за все, от «саботажа» до незарегистрированных домашних животных. Начались расстрелы заложников по любому поводу. В первый день оккупации Минска казнили 100 человек за какой-то оборванный провод. В Великих Луках расстреливали девушек за «неисполнение распоряжения военных властей» — за отказ идти в солдатский бордель. Широко развернулись и расправы над «коммунистическими активистами», к коим до кучи причисляли депутатов захудалых сельсоветов, бригадиров, родственников советских офицеров, да еще и истребляли целыми семьями. Так, в Бахмаче сожгли в станционном складе 300 «стахановок» с детьми. Полным ходом пошли «реквизиции» с насилиями и грабежами.

Опыт «особого обращения» с русскими пленными немцы тоже выработали еще в прошлую войну. А сейчас их, вдобавок, оказалось чересчур много. Но стоило ли церемониться с «недочеловеками»? Приказ Кейтеля от 8 сентября 1941 г. разрешил «как правило» применять против них оружие. То бишь, расстреливать, чтобы не возиться. А лагеря в большинстве представляли собой огороженные участки открытого поля, пленных держали на солнцепеке и холоде без крыши над головой, без еды. В первую же зиму сдавшиеся миллионы почти целиком вымерли. Потом спохватились, что погибло столько молодых мужчин, а в хозяйстве не хватает рабочих рук. Вышли из положения еще одним испытанным способом, принялись угонять в рабство мирных граждан. Начали подгребать и «примаков», устроившихся по деревням. Вот тогда-то и стало шириться партизанские движение.

Германское руководство извлекло из пыли старые проекты германизаций и депортаций. Опять же, доработало их, расширило. По плану «Ост» (колонизации восточных земель) предусматривалось «выселить» поляков — 80–85 %, литовцев, латышей и эстонцев — 50 %, украинцев — 65 %, белорусов — 75 %. А куда их надо «депортировать», на этот раз подразумевалось четко, поскольку евреи «подлежали выселению» на 100 %. В начале 1941 г., перед вторжением в Россию, Гиммлер провел совещание в Везельсбурге и поставил перед подчиненными задачу «уменьшения биологического потенциала славянских народов»: требовалось «сократить» численность русских, украинцев и белорусов на 30 млн.

Для такого количества лагерей смерти не хватало. Трещали пулеметы и автоматы, наполнялись телами противотанковые рвы на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, испытывались машины-душегубки на Дону и Кубани. Там, где подходящих рвов не было, их рыли сами обреченные. Объем использовали по-научному, рационально. Для этого мужчин и женщин заставляли ложиться впритирку лицом вниз. Хлестали пули, и на их трупы укладывался второй слой, пока еще живых. Потом третий… Боевые потери Советского Союза и Германии во Второй мировой войне были равными (в СССР — 8,5 млн, немцы и их союзники потеряли столько же). Но в нашей стране погибло 17 млн. мирных жителей. Основная часть — русские, белорусы, украинцы. Поголовно уничтожали цыган. Немало истребили и евреев. Когда советская армия отступала из Западной Украины и Белоруссии, они часто отказывались эвакуироваться. Их старики помнили, что при немцах и австрийцах они оказывались в привилегированном положении, внушали соплеменникам не слушать призывов уходить. Рассказывали, какие культурные люди германцы, а известия о расправах наверняка ложь.

О зверствах узнавали наши солдаты и офицеры на фронте, узнавали в советском тылу: выходили люди из окружений, сбежавшие из плена, в контрнаступлениях отбивали города и деревни. Приходило понимание, что война действительно Отечественная. Что без Отечества, оказывается, нельзя — от этого зависит и жизнь всего народа, и твоих близких, и тебя самого. Возвращалась и вера в Господа. Как было не обратиться к Нему женам и матерям солдат, ушедших в месиво сражений? Как было не обратиться к Нему самим солдатам перед лицом смертельной опасности — даже тем, кого воспитывали в духе атеизма? С этого и начиналась Победа… Советское правительство действовало в том же направлении. Еще в 1939 г. Сталин распорядился прекратить гонения на священнослужителей, а с началом войны в уцелевших храмах шли службы, люди стекались на них во множестве. Церковь обращалась к мирянам, призывала на подвиг. Генерал Жуков, выезжая на самые напряженные участки фронта, возил с собой чудотворную Казанскую икону Божьей Матери, Защитницы Руси. В 1942 г. власти официально объявили о праздновании Пасхи Христовой, возродилась и Московская Патриархия.

Сталин во время войны опять нередко поступал противоположно царю. Николай II не хотел подвергать подданных лишениям, позволял тылу жить вполне мирно. Не вмешивался в дела промышленности и хозяйства, оставил их в ведении министров, дал широкие полномочия ВПК, Земгору. Сталин немедленно перевел страну на военное положение. Мобилизовал экономику и лично контролировал ее, возглавив Государственный Комитет Обороны. Царь держал себя очень лояльно по отношению к союзникам. По возможности, шел навстречу их требованиям, а то и капризам. А сам в случае какой-либо нужды выступал довольно вежливым просителем. Сталин тоже строго выполнял союзнические обязательства. Но обращался с западными партнерами твердо. Считал их должниками России, а себя — вправе предъявлять им решительные требования. Наоборот, вынуждал их быть скромными просителями, и это оказывалось гораздо эффективнее. Слушались, соглашались. Даже не пытались заноситься, как прежде. Авторитет России в антигитлеровской коалиции был куда выше, чем в составе Антанты.

Немцы, как и в прошлой войне, делали ставку на внутренний раскол нашей страны. Использовали остатки троцкистской и бухаринской оппозиции, прибалтийских, украинских, крымских, кавказских националистов, обманами привлекли к себе многих казаков, создавали формирования власовцев. Они достигли куда больших успехов, чем в Первую мировую, в германских войсках служило 800 тыс. советских граждан! Но взорвать государство не удалось. Патриотические устои оказались прочнее, а попытки разрушительной работы сурово пресекались. Мог ли кто-нибудь на советских заводах призывать к забастовкам, а в армии вести пораженческую агитацию? Вместо расшатывания шло сплочение, и цифры говорят сами за себя. Если в 1941 г. в плен попало 3,9 млн. солдат и офицеров, в первой половине 1942 г. 900 тыс., то за остальные 3 года войны 650–900 тыс.

Просчеты Первой мировой не повторялись, зато лучшее перенималось. В Красной армии была принята «ячеечная» система обороны, цепочки одиночных окопов. Тимошенко, Конев, Рокоссовский, начальник инженерных войск Западного фронта Галицкий, принялись вместо этого внедрять прочные траншейные позиции. Назначали инструкторами солдат и офицеров, которым довелось строить оборонительные рубежи в прошлой войне. Рыбалко при формировании своей танковой армии лично учил командиров, как правильно оборудовать траншеи, блиндажи, укрытия от артогня. По опыту школ прапорщиков были созданы курсы младших лейтенантов, начали готовить командные кадры из отличившихся солдат и сержантов. Возродилась гвардия, лучшим полкам и соединениям присваивали звания гвардейских. Появились суворовские и нахимовские училища по образцу кадетских школ. Менялась форма, на плечи воинов вернулись погоны. Вернулась Георгиевская лента на орденах Славы.

Воевал и опыт тех, кого уже не было в живых. В Финском заливе почти без изменений применили план минных постановок, разработанный Эссеном и Колчаком, он сыграл решающую роль в морской обороне Ленинграда. А при подготовке Львовско-Сандомирской операции маршал Конев затребовал из военно-исторического отдела генштаба материалы по Брусиловскому прорыву. Чтобы преодолеть мощную позиционную оборону врага, во многом повторил указания Брусилова — меры по обеспечению скрытности, по подготовке командиров и личного состава, по организации артиллерийского наступления, разведке. Точно так же, как в 1916 г., батареи выдвигались в последний день, точно так же вели пристрелку отдельными орудиями, командиры рот и батарей получали детальные «карты-бланковки» своих участков с обозначенными объектами и целями. Брусиловский опыт с картами оказался настолько удачным, что его потом использовали во всех операциях до конца войны.