История евреев в России и Польше: с древнейших времен до наших дней.Том I-III - Семен Маркович Дубнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В то время как Верховная комиссия усердно занималась «пересмотром действующих законов о евреях», иными словами, повторяла сизифову задачу, от которой в прошлом отказались десятки подобных бюрократических образований, политика, делающая жизнь евреев невыносимой путем введения бесконечных разновидностей новых правовых ограничений. Эти ограничения вообще принимались «вне закона», т. е. без предварительного представления их в Государственный совет; они просто вносились в качестве предложений в Совет министров и, после принятия последним, получали юридическую санкцию посредством ратификации царем. Не дожидаясь результатов пересмотра еврейского законодательства, которое оно само предприняло, русское правительство с энтузиазмом приступило к делу создания новых цепей для несчастного еврейского народа. В течение ряда лет Верховная комиссия была не более чем прикрытием для прикрытия этих жестоких экспериментов властей, стоящих у руля государства. В то самое время, когда министерские чиновники, служившие в Верховной комиссии, предавались отвлеченным рассуждениям о еврейском вопросе и изобретали различные методы его решения, Совет министров предвосхитил это решение в духе оголтелого антисемитизма и тотчас же дать ему эффект в конкретной жизни.
Ветер, дувший с высот русской бюрократии, был решительно неблагоприятен для евреев. Запоздалая коронация Александра III, состоявшаяся в мае 1883 г. и принесшая, согласно русской традиции, в виде императорского манифеста различные привилегии и послабления для разных слоев русского населения, оставила евреи строго одни. Государь внимательно выслушивал тех усердных губернаторов и генерал-губернаторов, которые в своих «покорнейших докладах» выдвигали новомодную теорию о «вредности» евреев; замечания на полях, которые он часто прилагал к этим отчетам, приобрели силу обязательных для исполнения резолюций. В начале 1883 г. одесский генерал-губернатор Гурко воспользовался случаем в своем докладе царю, чтобы отметить чрезмерный рост числа еврейских учеников в гимназии и их «вредное воздействие» на своих христианских соучеников. Гурко предложил установить ограниченный процент для приема евреев в эти школы, и царь сделал примечание: «Я разделяю это убеждение; этому вопросу следует уделить внимание».
Дело, конечно, «привлекло внимание». Он был вынесен на рассмотрение Комитета министров. Но последний не хотел переходить к нему сразу и считал более разумным подготовить его и должным образом представить для законодательного действия в какое-то время в будущем. Однако, когда одесский генерал-губернатор и харьковский губернатор в своих отчетах за следующий год вновь распространялись о необходимости установления школьной нормы для евреев, царь сделал еще одно примечание, более выразительным тоном: Желательно решить этот вопрос окончательно».
Этого было достаточно, чтобы внушить Комитету министров убеждение, «что растущий приток нехристианского элемента в учебные заведения оказывает, с моральной и религиозной точки зрения, самое пагубное влияние на христианских детей». Вопрос был вынесен на рассмотрение Верховной комиссии под председательством графа Палена. Министру народного просвещения было приказано спешно разработать постановление, воплощающее дух императорского постановления. Вскоре был готов сорвать новый плод русского бюрократического гения — «школьная норма», которой суждено было занять видное место в ткани русско-еврейской инвалидности.
Центр тяжести системы угнетения лежал, как и всегда, в ограничениях права на проживание и свободное передвижение, ограничениях, которые часто делали жизнь евреев физически невозможной, отрезая им доступ к источникам средства к существованию. «Временные правила» от третьего мая показали в этой области ослепительное разнообразие юридических пыток, которые могли бы возбудить зависть средневековых инквизиторов. «Майские законы» 1882 г. запрещали евреям селиться вне городов «снова», т. е. в будущем, освобождая тех, кто поселился в сельской местности до 1882 г. Эти стародавние еврейские крестьяне были занозой в теле русские антисемиты, надеявшиеся на внезапное исчезновение еврейского населения из русской деревни. Соответственно, был приведен в действие целый комплекс административных мер, призванных сделать жизнь деревенских евреев невыносимой. В другой связи мы имели случай указать, что русские власти, как и христианские конкуренты евреев, сделали своим делом изгнание последних из деревень как «порочных членов», заставив крестьянские сходы оказывать особое «приговоры» к ним. Этот метод был теперь дополнен новыми приспособлениями для вытеснения евреев. Деревенскому еврею, который отсутствовал на несколько дней или недель, чтобы поехать в город, полиция часто запрещала возвращаться домой на том основании, что он был «новым поселенцем». Известны случаи, когда еврейские семьи, согласно обычаю, покидали деревню на Высокие праздники, чтобы присутствовать на службе в соседнем городе или поселке, и которые, вернувшись домой, столкнулись со значительными трудностями; потому что их возвращение интерпретировалось полицией как «новое поселение». Во владениях антиеврейского сатрапа Дрентельна администрация истолковала «Временные правила» так, что евреям не разрешалось переезжать из одной деревни в другую и даже из одного дома в другой в пределах родной деревни.
Кроме того, полиции было разрешено изгонять из деревень всех тех евреев, которые не имели собственных домов на своей земле, на том основании, что эти евреи, нанимая новые квартиры, должны были бы заключать новый договор с их владельцами, и такая аренда была запрещена майскими законами. Эти злонамеренные искажения закона затронули около десяти тысяч евреев в селах Чернигова и Полтавы. Эти евреи обычно жили в арендованных домах или в домах, которые были их собственностью, но были построены на землях, принадлежащих крестьянам, и, следовательно, подлежали изгнанию. Крик этих несчастных, которым в разгар зимы грозило выселение, был слышен не в ближайшем Киеве, а в далеком Петербурге. Сенаторским указом, изданным в январе 1884 г., этим административным дорожным методам был поставлен предел.
Изгнание было остановлено, хотя за это время было выселено и разорено значительное число еврейских семей.
В то же время другим ограничениям, аналогичным образом выведенным из «Временных правил», было разрешено оставаться в полной силе. Одним из них был запрет переселяться из одной деревни в другую, хотя бы они и были смежными, так что сельские евреи практически ставились на положение крепостных, прикрепляясь к местам жительства. Эта жестокая практика была санкционирована законом от 29 декабря 1887 года. Как пишет современный писатель, закон подразумевал, что когда сожжена деревня, в которой жил еврей, или закрыта фабрика, на которой он работал, он вынужден переселиться в один из городов или поселков, так как ему не разрешалось искать приюта и средств к существованию в какой-либо другой
