Семейный архив - Юрий Герт

Здесь я увидел молодых людей, юношей и девушек, облаченных в военную форму, с автоматами через плечо или болтающимися на груди. Они, солдаты израильской армии, были повсюду — на улицах, в автобусах, на площади перед Стеной Плача. Я увидел на главной иерусалимской улице, в самом центре, окна без стекол, с заостренными зубцами вдоль рам, и черные подпалины на стенах, и балкон с развороченными, смятыми воздушной волной железными перилами... Я ежедневно садился в автобус по маршруту 18, проходившему вблизи от дома, где жили Гриша и Нонна. Здесь, по этому маршруту, недавно прогремели взрывы, из автобуса выплеснулись фонтаны крови, залили асфальт... Здесь шла реальная борьба за существование еврейского народа, продолжение той борьбы, которая началась двадцать два века назад Маккавеями, которая была продолжена девятнадцать веков назад защитниками Масады... Народ разгибается, сознает себя народом... А я?.. А все мы, обретающиеся в благословенной Америке?..

Но о Масаде речь еще впереди...

О Масаде... О той самой Масаде, о которой говорят надписи на множестве маек, мы видели их и в Иерусалиме, и в Беер-Шеве, и в Тель-Авиве: «Масада больше не повторится!» 

Не знаю, стало ли это в Гришиной семье обычаем или случилось это в связи с нашим приездом, но в пятницу к нему пришла на седер семья Вовы и приехал Юра из Беер-Шевы, всю свою семью привезти он не мог. И вот Гриша, как библейский патриарх, сидел во главе стола, за которым расположились Вова, Света, две прелестные их девочки, Гришин внучонок Илюшенька, которого Гриша и Нонна регулярно ездили нянчить, кроме них — Юра и мы с Аней... Седер, пятница, преддверие субботы...

Перед тем, как приступить к еде, Вова прочитал молитву. За ним поднялся Юра и так же, в полной тишине, прочитал молитву на иврите (Вова — на русском). Тут братья конкурировали между собой, и это была не просто конкуренция самолюбий, а — религий, вер, убеждений...

Юра — фигура сильная, в значительной мере эгоцентричная. В религии для него важно то, чем он является в ней, какова его роль, значительность. В детстве и отрочестве он много болел, здесь, в Израиле, иврит ему не давался, в Астрахани он был детским врачом, в Израиле работает электриком... Отсюда — стремление самоутвердиться, и не столько в собственных глазах, сколько в глазах окружающих...

Тонкие губы, острый тонкий нос, глубоко посаженные очень синие, печально-зоркие глаза, серьезные, всматривающиеся, углубляющиеся в собеседника... Негустая восточная бородка... Ему около 40 лет. В свое время мы с Аней сыграли некоторую роль в его судьбе. Чтобы встретиться с нами, он прилетел из Астрахани в Ленинград, где мы проводили отпуск, и задал нам огромное количество политико-философских вопросов. Тут было все: и Солженицын, и диссидентство, и прошлое России, и отношение к Октябрю... Ни мать, работник обкома, ни отец своими ответами его не удовлетворяли. Нас же интересовало другое: почему он принял фамилию матери — Сахаров? Он объяснил, несколько смущенно, что на студенческих концертах, когда он выступал в русском костюме и с балалайкой, фамилия «Горжалцан» выглядела смешным диссонансом... Такое объяснение для нас не выглядело основательным. Зато мы — втроем — читали Бялика, которого дал нам наш ленинградский друг Вихнович, Бялик потряс и Аню, и меня своей «Поэмой о погроме», и впечатление от нее, испытанное Юрой, было сильнейшим... Его эволюция, вплоть до приезда в Израиль, имела начальной точкой, полагаю я, именно ту нашу встречу...

И еще, думаю я, и его, и Вову в чем-то оттолкнули носители ортодоксального иудаизма — в стране, куда они с юношеской страстью рвались. Юра и его русская жена Анечка в течение года проходили гиюр, желая сделаться стопроцентными евреями, затем трижды сдавали «экзамен», при этом всякий раз надо было ехать из Наарии, где они жили, в Тель-Авив, и вопросы, которые им задавались раввинами, были заковыристы, и сама процедура никак не соответствовала принципам Галахи. Юра до сих пор эти экзамены расценивает как прямое издевательство... Тем не менее гиюр они прошли, обоим их сыновьям и самому Юре в больнице сделали обрезание...

Оттолкнули его не только раввины-ортодоксы, но и порядки, с которыми Юра столкнулся. Например, в бригаде, в которой он работает, 4 человека, все «русские», т.е. евреи, но если бы среди них оказался действительно русский, не-еврей, его бы не взяли на военную базу, где они сейчас кладут проводку. Не-евреев, т.е. русских врачей в больницы берут, соблюдая процентную норму. К арабам относятся лучше — их попросту боятся. Альтернативные кладбища только теперь начали создаваться — после истории с убитым солдатом, которого ортодоксы не желали хоронить, как других, поскольку он, по их мнению, не являлся полноценным евреем... И это, и субботний ритуал представляется молодежи абсурдом: он, Юра, например, не может поехать к родителям в субботу из Беер-Шевы: автобусы не ходят. Значит, надо в пятницу после работы мчаться на последний автобус, отправляющийся в Иерусалим вечером... Свадьбы, точнее — регистрация браков, скверная зарплата, дорогое жилье — и молодежь стремится уехать... А школа?.. Восемь лет бездельничают, зато последние четыре года учатся по перегруженной программе, сдать экзамен на аттестат зрелости могут далеко не все, не сдавшим выдается простая справка, а это в свою очередь снижает шансы найти работу...

Такое, со слов Юры, получили мы представление об Израиле. Мне кажется, он в чем-то сгущает краски, будучи обозленным на всех и вся собственными неудачами... Но дело не только в этом...

— Никогда, пожалуй, мы с женой не были так единодушно счастливы, когда узнали, что Рабин убит...

Юра пришел к выводу, что его мать, Нонна — из хазар...

Хазары импонируют ему своей веротерпимостью и гуманистическими догматами, которые более значительны, чем и десять заповедей и учение Иисуса Христа...

Он хочет вернуться в Астрахань, так как в Хазруте, книге, где сосредоточено учение, которое исповедовали хазары, сказано, что придет пора появления руководителя, пастыря, к нему придут многие и многие... Так что учить и вести надо именно там, где существовала когда-то Хазария... Он, Юра, подразумевается, и есть этот пастырь... У него бывают пророческие видения, потом они сбываются... И про необходимость отъезда в Астрахань тоже говорилось в одном из них... Между прочим, Гриша подтверждает, что иные из Юриных предсказаний сбывались... 

Перед нашим приездом в Израиль я написал Саше Воронелю, что неплохо бы встретиться... Он созвонился с Гришей и в назначенный день приехал к нему вместе со своей женой Нинэлью, ранее известной мне в качестве переводчика. Стихи Нинэли Саша привез когда-то в Алма-Ату и мы опубликовали ее подборку в «Просторе», теперь она стала известным в Израиле романистом...