Всемирная история: в 6 томах. Том 2: Средневековые цивилизации Запада и Востока - Коллектив авторов История

1. «Король должен жить своим» — это всеобщее убеждение, совершенно нереальное к концу Средневековья, в XII в. еще недалеко отстояло от истины. Земли и различные судебные и фискальные права, леса и пустоши, находившиеся в непосредственном владении короля, приносили ему основные доходы. Правом собирать налоги со всей страны не обладал никто. Даже право сбора «датских денег», введенное Вильгельмом I (именно по праву завоевателя), английским королям сохранить не удалось. Понятие «столица» еще находилось в стадии зарождения, большую часть времени короли проводили в разъездах по своему домену. Только так они могли эффективно контролировать территорию и, путешествуя от поместья к поместью, от пфальца к пфальцу, как и в раннее Средневековье, потреблять произведенный в домене «прибавочный продукт». Домен нужен был и для испомещения на нем рыцарей или министериалов, верных лишь королю. Увеличить домениальные доходы можно было путем распашки пустошей, поощрения торговли, оптимизации управления имуществом: королевские лесничие охраняли леса от браконьеров, королевские прево собирали доходы и штрафы. Домен можно было расширить также за счет приданого, конфискаций и выморочного имущества.

2. Реализовать верховные судебные права было легче всего королям-завоевателям. Рожер I Сицилийский и Генрих Боклерк без особого труда утвердили право королевского суда принимать апелляции на решения любых сеньориальных курий. Дополнительную стройность королевскому правосудию придавали судебные реформы в Англии Генриха Плантагенета, одновременные мерам Фридриха Барбароссы, устанавливавшего новый правовой режим в Ломбардии. Оба монарха, как и их старший современник Рожер Сицилийский, использовали помощь ученых правоведов, извлекавших из римского права ряд полезных принципов, согласно которым «то, что угодно правителю, имеет силу закона», а сам правитель является «одушевленным правом» (lex animata). Но напрямую претворять эти идеи пока не удавалось, что показали битва при Леньяно, дело Томаса Бекета и мятежи калабрийских баронов. Слишком велико было сопротивление как обычаев, так и канонического права, за которым стояла растущая мощь церкви.

Католическая церковь предоставляла возможность иного, менее конфликтного пути усиления королевских судебных полномочий. Монарх имел больше шансов на успех, если выступал хранителем «Божьего мира», переосмысленного в «королевский мир». Эта функция придавала его судебному и даже военному вмешательству в конфликты более обоснованный вид и наполняла королевские прерогативы сакральностью. Всякий, кто нарушал «королевский (а также герцогский или графский) мир», бросал вызов еще и Богу и потому уже мог считаться святотатцем (что ярко было выражено в «Арианских ассизах»). Поэтому королевский судья в дальнейшем перестает выступать только арбитром в споре сторон, но обретает возможность самостоятельно возбуждать дела против преступлений, нарушающих «мир и общее благо». Но это потребует уже иного уровня развития правосудия.

Самым надежным средством установления королевского контроля над правосудием была запись обычаев. Фиксация кутюмов, фуэрос, consuetudines и usages приветствовалась не только крестьянами и горожанами, но и сеньорами, видевшими в этом подтверждение старых прав и защиту от новых требований. Но записанный обычай менял свою природу. Попав на пергамен, он подвергался толкованиям юристами, обрастал комментариями, постепенно включаясь в общее королевское законодательство. Да и сам факт признания обычая монархом, его подпись или печать, превращала короля в источник этого права, которое милостиво «даровалось» коммуне, общине или области. Надзор над «обычаем» открывал путь к контролю над территорией.

Помимо политических выгод, контроль над правосудием сулил выгоды материальные — судебные штрафы, пошлины и конфискации служили важным источником дохода. И все же для XII в. можно говорить лишь о первых шагах по установлению королевских судебных прерогатив или о восстановлении прав, которые были некогда узурпированы сеньорами.

3. Король был королем и имел какую-то власть, лишь опираясь на феодальную систему. Мало кто, подобно сицилийским и некоторым пиренейским королям, мог положиться на войско преданных мусульманских воинов или получал с торговых пошлин доходы, достаточные для содержания наемного войска. Рыцарское воинство было не очень надежной, но практически единственной силой, которой до поры до времени располагали монархи. Поэтому для них было жизненно необходимо опереться на хорошо функционирующую систему феодального права. Речь шла не только об использовании военной силы. Осуществление прав сюзерена составляло значительную часть доходов английского короля («щитовые деньги», «рельеф», право опеки над вдовами и сиротами вассалов). Возможности сюзеренов на континенте выглядели скромнее, но и они старались расширительно толковать понятие «фелонии» (измены вассальному долгу), чтобы иметь законный повод для конфискации ленов. Оговоренные случаи помощи вассалов сеньору (выкуп из плена, сборы в Крестовый поход, посвящение в рыцари старшего сына, свадьба старшей дочери) использовались королями и для извлечения доходов, и для политических целей. Авторитет французских королей от Людовика VI до Людовика IX в среде европейских сеньоров основывался на том, что они предпочитали добиваться своих целей, не выходя за рамки, предусмотренные феодальным правом.

Короли XI–XII вв. не опирались на уже существующее феодальное право, они в значительной степени его и творили, преобразуя разрозненный и противоречивый набор прецедентов и традиций, жестов и клятв, а также письменных обязательств в некоторую систему, которой, в свою очередь, придавался ясно выраженный иерархический характер, под очевидным влиянием принципов церковной иерархии. Начиная с первой трети XII в. этот процесс пойдет все быстрее, поскольку в него будут все больше вовлекаться ученые юристы. Но помимо правоведов над организацией отношений в среде рыцарства начнут трудиться и иные специалисты — герольды, «короли оружия», знатоки гербов и турнирных обычаев, к которым можно с известными оговорками причислить и менестрелей с миннезингерами. Но лучшими специалистами в этих вопросах являлись сами сюзерены: графы Фландрии и Эно, германский император Фридрих Барбаросса и английский король-рыцарь Ричард Львиное Сердце.

Можно вполне определенно утверждать, что не только церковь, но и короли создали классическое средневековое рыцарство. Идеальный тип рыцаря, конечно, лишь в незначительной степени имел отношение к реальности, но это не снижает его значимости. Образ благородного воина «без страха и упрека», украшенного гербом, живущего в замке, руководствующегося в своих поступках специфической этикой, выработанной под влиянием церкви, включенного в вассально-ленную систему, приносящего оммаж, прошедшего обряд посвящения в рыцари, участвующего в турнирах, внимающего жонглерам и менестрелям и читающего рыцарские романы, — этот образ складывается не ранее XII в. Но он возник синхронно с оформлением новой концепции церкви и формированием нового облика королевской власти. Образовавшийся треугольник взаимозависимых сил придал обществу, которое мы уже с полным правом можем назвать феодальным, удивительную устойчивость. Сложившаяся система позволяла поддерживать определенный порядок без тяжких усилий по созданию сильного государства, мощь которого, как правило, была недолговечна. Эта модель осмыслялась и освящалась церковью, она была привлекательна для социальной элиты, ее выгоду оценили и короли. Поэтому феодальный тип организации общества не только привносился на завоеванные территории, но мог распространяться и без всякого завоевания. В первой трети XII в. феодальный путь избирает для себя Шотландия (во всяком случае, ее равнинные области), по нему же следуют короли Польши и Чехии. Феодальные отношения постепенно укореняются в Дании, хотя в целом в Скандинавии встречают сопротивление, чреватое восстаниями. Так, упомянутый выше (с. 411) мятеж биркебейнеров («лапотников») привел на норвежский престол короля-узурпатора Сверира, однако со временем элементы феодальной системы утверждаются и здесь.

Крестьяне и сеньоры

Средневековый Запад всегда сохранял зоны крестьянской свободы — большая часть Скандинавии, область Датского права в Англии, многие из горных районов и т. д. Но в большинстве случаев сельские жители находились под властью сеньоров, причем за столетия, истекшие с каролингских времен, довольно часто происходила перегруппировка поселений. Территория оказалась покрыта сетью замков или других центров локальной власти (ими могли быть аббатства, командорства военно-рыцарских орденов, форпосты епископской власти, иногда городские общины в качестве коллективного сеньора). Основной ячейкой являлась вотчина — сеньория или манор (как ее называли в Англии). Она представляла собой переплетение двух видов господства, проистекавшего из поземельной и судебно-административной зависимости крестьян. Историки первый тип господства называют «поземельной сеньорией», а второй — «банальной сеньорией» (от права бана). Не всегда эти виды власти были сосредоточены в руках одного сеньора.