Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник) - Анна Гаврилова

Осень царствовала вовсю: дерева оголились, трава пожухла, почернела. Холодный ветер грозил пробрать до костей, кабы не надёжные плащи. Он покрывал спокойные воды Волхова рябью и трепал макушки вечнозелёных корабельных сосен.

Рассказ Розмича оказался под стать этой осени. Он поведал о нападении бьярмов, в котором полегла большая часть отряда. О безрадостной встрече с белозёрскими дружинниками, хитроумном навете. Про разгул тамошней веси, про разрушение словенских капищ. Вести из Киева и собственные мысли о христианах тоже не забыл поведать.

Князь слушал внимательно, уточнял, заставлял вспоминать подробнее. Злился и горевал не меньше Розмича. Особую ярость владыки вызвал рассказ про Ултена.

— Монах из свиты моей жены… — поморщившись, сказал он. — Что ж… Не зря остальных выдворили.

— Куда? — удивился Розмич.

— Острова осваивать. Скотты их по старой памяти Авалоном зовут. Не иначе, будут яблони разводить, — усмехнулся Олег. — Но по-корельски Валамо [56].

Дружинник хотел промолчать, но не удержался:

— А что же княгиня?

— Риона-то? Я допытался до правды. Она вообразила, что, коли Полат на княженье вместо Рюрика сядет, спровадит меня назад, за море. Думала, вернёмся в зелёную Скотию, к ней на родину. Потому и обещала Полату поддержку, но истинного зла совершить не успела. Не нравится Рионе в наших суровых краях. Разумеешь?

Розмич не понимал, но прикусил язык в надежде сойти за умного.

— Как бы там ни было, а, сама того не желая, моему промыслу она сбыться помогла. Чую, слово кульдея на решение Полатово повлияло. Не будь этой малости, вдруг бы и раздумал в Новгород спешить.

Тут Розмич кивнул, сообразил, значит.

— А ещё эти бабьи шашни мне глаза открыли, — продолжал Олег. — Новая вера только с виду беззлобна и миролюбива, а чуть отвернёшься — зубы покажет. Это настоящая напасть! И если хотим жить по-людски на своей же земле — счастливо жить, нужно бороться. Бороться за право на собственную веру, за дедовский старинный обычай!

— Ултен вещал: нет ничего лучше для его сердца, когда язычники с язычниками дерутся.

— Это ты к чему?!

Розмич смутился, покраснел.

— Это я про вепсов. Они ведь тоже многих богов чтят, но капища словенские рушат, богов наших поносят. Волхв говорил, что если так пойдёт и дальше, то скоро в Белозёрье и памяти о словенах не останется.

— Значит, придётся немного порадовать христиан. Иначе не получится.

Дружинник просиял — всё-таки есть в мире справедливость!

— Вот ты этим и займёшься, — заключил Олег.

— Я? Но ведь я сын пахаря!

— И что с того? Ты делом доказал, чего достоин. Вдобавок Полата победил. Он хоть и гадиной был, ешь его тролли, но всё же Рюрикович. В глазах знати как бы выше стал, равным боярину. Да ты и всегда был высок…

Розмич не знал, радоваться ему, благодарить или что ещё, только почуял, что краска густо заливает прежде бледное и осунувшееся лицо.

— Поправишься, большую дружину тебе дам, варяжскую. И вперёд. Наведёшь в Белозере должный порядок. И с Жеданом поквитаешься заодно — за друзей и товарищей своих. Коли по весне уйдёшь, то к первому снегу как раз возвратишься. О том, что да как — ближе к делу переговорим.

Розмич приподнял бровь — подсмотрел этот жест у одного из бояр. Олег усмехнулся и пояснил:

— Думаю, пора придёт Киев навестить. Я про отступника Осколода уже наслышан. Купцам ильмерским опять же проходу нет. Но прежде наказать не мог. А теперь возьмёмся все вместе: варяги, русь да словене. И кривичи в долгу не останутся, давно у них зуб на Куявию вырос. Такую трёпку Осколоду зададим, мало не покажется! Ведь и с Полатом, как ты говоришь, сносился. Если в смертях Едвинды и сына моего повинен — ужасной будет его участь.

И напомнил строго:

— Так что возвернись из Белозера в срок!

Розмич кивнул. С одной стороны, уж очень хотелось покарать ненавистный город, казнить отступников, найти и захоронить останки друзей, дабы не маялись на Том Свете. С другой — хватит ли духу поднять руку на Сулу и её дитя? А ведь они, получается, тоже отступники, и куда опаснее клеветника Жедана или заносчивого воеводы Дербыша.

Олег словно мысли прочитал:

— Действуй беспощадно, Розмич! Милосердие к врагу и роду его всегда приводит к ещё большей крови! Пусть не дрогнет твоя рука! Ингорь подрастёт — ему и без того дел хватит.

Розмич хотел усомниться, поспорить, но тут взгляд зацепился за странную, плывущую вдоль берега корягу. Дружинник проморгался, пригляделся и ахнул:

— Коркодила!

Чудище, словно бы заслышав это прозвище, вильнуло толстым, как бревно, хвостом. Зыркнуло выпуклым глазом и злорадно распахнуло зубастую пасть, смывая в мутные воды Волхова кровь недавних жертв.

Приложения

Из «Краткой хроники вендских королей»

795 г. Умер король вендов и ободритов Вит (и) слав, сын короля Ариберта и внук Ульфреда Английского, и было лет его правления тридцать восемь.

796 г. Родился Гостомысл, сын Годраха, внук Т (д) рас (ж) ко (на) [57].

808 г. Убиен был данами Годлиб, сын короля Витислава, а сидел он в Велиграде.

809 г. Погиб Траско (н), сын короля Витислава. И стал править его брат Славомир, как старейший в роду.

811 г. Женил король Годрах, сын короля Траско (на), сына своего Гостомысла. А женою ему дочь князя словен Буривоя.

812 г. Родила ему дщерь Рогану.

813 г. И родила ему Умилу.

815 г. Родилась у Гостомысла третья дочь.

816 г. Был король вендов и ободритов Годрах у франков.

817 г. Наказали франки Славомиру править с Годрахом. Воевал Славомир с франками и привел на них данов.

818 г. Оставил бог Славомира, и был он пленен франками. И стал править один Годрах.

821 г. Умер у франков король Славомир, последний сын Витислава.

822 г. Ходили послы славян к франкам.

823 г. И была война, и погиб от руки ободритов великий князь велетов Люб.

827 г. Был убит от данов муж Роганы. Выдал замуж Гостомысл вторую дочь Умилу за племянника своего Табемысла али Добремысла, иже сам ему был дядькою.

828 г. Родила Умила сына Рюрика.

829 г. Родился Выборг, первый сын Гостомыслов, и был тот радостен.

830 г. В том году покинул мир король Годрах. Было лет его правления тринадцать, а от смерти Славомира девять. И был ему наследником король Гостомысл.

831 г. И родила Умила от Табемысла в един день Сивара и Трувара, се внуцы короля Гостомысла. Родился у короля Гостомысла другой сын, и назвала его мать Словеном младым, как было прежде в роду Буривоя. А Старый Словен с родом своим и со всеми, иже под рукой его, сидел на реке, прозываемой Мутною. А ныне Волхов зовется от сына Словенова старейшего.