Точка кипения - Фрэнк Лин

– Мне надо было быть умнее, не стоило вам доверять. Вы как флюгер: куда ветер подует, туда и вы, – вскинулась Марти, выхватывая письмо из моих рук.

– Я говорю только то, что может сказать любой юрист. Лучше признайтесь мне, как вы заработали свой синяк?

Кончиками пальцев она осторожно дотронулась до скулы.

– Долго рассказывать. Я встретилась с вами не для того, чтоб жаловаться на личную жизнь.

– Вы уверены?

– Абсолютно! Скажите мне, что вы думаете об этом письме? У меня есть некоторые сомнения в интерпретации Деверо-Олмонда.

– Мне бы не хотелось говорить.

– Но должно же у вас быть свое мнение.

– Со стороны защиты было глупо вытаскивать на свет божий послужной список вашего отца. Это-то и позволило обвинению утверждать, что убийства совершены в манере, присущей военному профессионалу.

– О том и речь. Похоже, что защита отца делала все, чтоб его засудили, а не оправдали.

– О'кей, положим, Джеймс Макмэхон, вел дело плохо – по крайней мере, Деверо-Олмонд осмеливается на это намекать, уйдя на пенсию. К сожалению, это не основание для апелляции. Судья, который принимал решение…

– Ха! Судья!

– Послушайте, Марти, до 1996 года существовало лишь три основания для подачи апелляции, теперь осталось лишь одно, хотя более емкое, – сомнительность приговора. А никакой суд не признает приговор, вынесенный вашему отцу, сомнительным без новых фактов. А где нам взять эти факты, если он не желает даже обсуждать свое дело?

– Последнее я и без вас знаю. Сто раз уже проходила.

– Хвалю за честность. Деверо-Олмонд пишет, что ведение Макмэхоном перекрестного допроса полицейских показалось ему неубедительным.

– Отец вообще хотел отказаться от услуг Макмэхона, ведь он уговаривал папу признать вину.

– Сколько вам было тогда лет?

– Восемь, и с тех самых пор дня не прошло, чтоб я не думала об отце. Вам не понять, каково жить с этим. У нас была нормальная семья, мы ни в чем не нуждались, и вдруг – в одночасье оказались на помойке. Мать бросила меня, когда отца признали виновным, спихнула ребенка социальным службам и пулей унеслась обратно в свою Германию.

Бар, где мы сидели, не мог похвастаться квартетом цыганских скрипачей, игра шла на струнах моей души. И, как всегда, это сработало.

– Хорошо, – мягко сказал я, – со своей стороны Макмэхон мог бы сделать больше. Например, он мог бы подвергнуть сомнению показания полицейских. Тайный осведомитель предупредил полицию о предстоящем грабеже, а Фуллав прибыл на склад один, Джонс появился там гораздо позднее. Разве не странно? Макмэхону следовало тщательнее поработать с показаниями, но теперь-то мало кто из судейских признает некомпетентными действия человека, занимающего такой высокий пост.

– Вы правы. Поэтому отцу и отказали в апелляции с формулировкой «за недостаточностью оснований».

Я кивнул, не представляя, чем смогу ей помочь.

– Но вы-то сами ведь не можете не признать, что основания для сомнений есть? – взмолилась Марти. – Меня доканывает мысль, что папа умрет в этом жутком месте. Он всегда был такой активный. В детстве он всегда возил меня за город и мог пройти километры со мной на плечах.

– Может, удастся найти зацепку для апелляции, – сказал я. Мне не хотелось с ходу разочаровывать ее, я решил сделать это как можно мягче. – Сейчас суды более снисходительны, чем в прежние времена. Не возражаете, если я сниму копию у себя в офисе? Мне нужно еще поразмыслить. Вот так, сразу, трудно сказать что-то определенное. Покажу письмо другу юристу – может, что-то и выгорит, а может, и нет.

– Думаете, есть шанс?

– Странно, что никто не пожелал получше расспросить полицейских о том, как они нашли вашего отца. Преступники редко попадаются в такие ловушки.

– Преступники! – усмехнулась она, скривив губы.

– Марти, Винс сам признает себя профессиональным преступником. Ему уже в любом случае до конца не отмыться. Не надейтесь, что он сможет благоухать как распустившийся цветок. Вряд ли перед ним откроются двери клуба «Тарн».

– Значит, он не попадет в дурную компанию, – улыбнулась Марти. – Когда вы помогли мне выбраться из лужи в Тарне, я поняла, что вы хороший человек.

– Хороший человек для чего?

– Кто знает? То, что я сказала ранее об отсутствии романтики… может измениться, не стану же я пребывать в одном и том же настроении до конца жизни.

– Но вы сказали еще, что я человек, который в любом случае идет до конца?

– Это была шутка. Правда.

– Хотите зайти ко мне в офис? Я возьму такси, это всего в трех минутах отсюда, подождете, пока я сделаю копию.

Она сняла очки. Лицо покрывал легкий румянец – возможно, она вспомнила, как спала на кушетке рядом с моим кабинетом и что сказала по этому поводу заставшая ее там Жанин.

– Нет, Дейв, лучше не надо, – сказала она тихо. – Через пять минут я буду в метро. Не потеряйте письмо, а я с вами свяжусь.

– Где вы сейчас живете? Я мог бы отвести вас туда.

– Нет-нет, спасибо, я сама, – отказалась она, поднимаясь со стула.

– Я мог бы пойти с вами…

– Не стоит, Дейв, не хочу вас разочаровать. Давайте подождем, хорошо?

Она наклонилась и поцеловала меня в щеку.

Я смотрел ей вслед. Царственной походкой она шла по тротуару. Жаль, что Марти выскочила замуж за ревнивого драчуна – она могла бы сделать карьеру на подиуме. Тут я вдруг поймал себя на мысли, что напоминаю голодного пса у мясной лавки. Средь бела дня флиртую с едва знакомой мне женщиной. Я проглотил остаток вина и пошел прочь из бара. Чернявый официант поднял брови и проводил меня до двери взглядом, который мог означать все, что угодно. У парня, должно быть, свои фантазии насчет посетителей – ну и бог с ним, а мои фантазии – всего лишь трата времени.

– Hasta la vista, Manuel, – попрощался я по-испански.

– Ага, – холодно отозвался он, раскалывая куски льда в ведерке для шампанского.

11

– Дейв, ты набитый дурак, – отрезала Жанин.

После двух недель, проведенных в Лондоне, ее суждения стали еще категоричнее, хотя лично мне была по вкусу эта грейпфрутовая горечь. Её читателям тоже. Наверно, все мы немножко мазохисты. Жанин не очень-то откровенничала, но по вскользь брошенным ею словам я понял, что ее начальник повысил ей зарплату, чтобы удержать в Манчестере.

– Спасибо, – буркнул я. – Очень любезно с твоей стороны.

– Я тебя умоляю! Дело Винса Кинга было предметом всеобщего внимания, по крайней мере здесь, в Манчестере, хотя в последние годы о нем подзабыли.

– Все изначально считали его виновным, поэтому никто не усомнился в приговоре, – сказал я.

Мы вместе просматривали газетные вырезки по делу Кинга, которые Жанин принесла домой из конторы.

– Дейв, как сказал известный тебе человек: «Это же вещественная улика, дурень». Взгляни-ка сюда. Тут написано, что на орудии убийства найдены отпечатки пальцев Кинга.

– Общественная система, – пробормотал я.

– Что?

– «Это же общественная система, дурень». Так он сказал. Клинтон.

– Да ну тебя, – бросила она, отмахиваясь от моей поправки. – Младшему из двоих убитых, Деннису Масгрейву, было только восемнадцать. Кинг использовал его как осведомителя. Он никогда не приступал к делу, если не имел информации от кого-нибудь из охраны.

– Однако дело делал в одиночку.

– Масгрейв должен был помочь ему проникнуть на территорию. Там такая система сигнализации, что без Масгрейва ему потребовалась бы неделя, чтобы подобраться к сейфу. Масгрейв был семейный человек, отец двоих детей, – в восемнадцать-то лет, представляешь? Наверно, шустрый был пацанчик. Так вот, он успел пообещать своей жене, что скоро они переедут в отдельный домик стоимостью в сорок тысяч. Три свидетеля утверждали, что видели Масгрейва и Кинга в баре на улице Тилдесли, где жил Масгрейв.

– Я очень в этом сомневаюсь. Кинг – профессионал высокого класса. Он никогда не появился бы в людном месте вместе с помощником перед делом. За ним, между прочим, следила вся полиция страны. Если б кто-нибудь застукал Кинга с Масгрейвом, сразу стало бы известно, какой объект он собирается брать.

– Ты хочешь сказать, что все три свидетеля солгали?

– Они могли видеть Масгрейва в баре с кем угодно, только вряд ли это был сам Кинг.

– А почему бы и нет? Может, причина в том, что бюст его дочурки застит тебе глаза?

– Снова начинаешь… Жанин, если б ты знала, как отвратительно слышать такое от тебя.

– Надеюсь, ты не причислишь меня к отряду отвратительных феминисток, – ехидно ответила Жанин.

С тех пор как она вернулась, отношения наши пошли на лад, и я уже третий день, начиная с субботы, обитал в ее квартире. Жизнь казалась медом до этой самой минуты, – вот и наступили суровые будни.

– Дейв, тебя так легко разжалобить. Нужно, чтобы кто-то защищал тебя от этих хищников. Тебе не приходило в голову, что у Марти синяк под глазом оттого, что Карлайл кинул ей тяжелый бумажник, а она просто не успела его подхватить.