Война глазами участника Парада Победы. От Крыма до Восточной Пруссии. 1941–1945 - Вадим Мальцев

Усилиями нашего командира майора Кулиша, хорошего организатора и руководителя боевой и хозяйственной деятельности эскадрильи, удалось обеспечить питание личного состава, близкое к установленным нормам для авиации. Для этого потребовалось организовать охоту на зайцев, лов селёдки, поиск трофейных складов и запасов, оставленных нашими войсками в ноябре 1941 года.

Обеспечение войск в Крыму в течение всей операции было плохим, являлось результатом неумелого руководства войсками, а не только господства немецкой авиации и удалённости основных морских портов (Новороссийск, Туапсе).

Мне было разрешено жить в частном доме посёлка Катерлез, рядом с аэродромом, на котором стояли наши самолёты. Хозяева дома, уже пожилые люди, имели корову, запасы картошки, кукурузы и зерна. Приняли они меня хорошо, дали что-то для постели, подкармливали молоком, мамалыгой и проявляли другую заботу. Вечерами наперебой рассказывали, со свойственной только старикам поспешностью и подробностями, с какой жадностью и нахальством проводили обыски румынские солдаты, как они забирали ножи и вилки, искали и отбирали пуховые подушки и совершали другие пакости. С какой-то настороженностью сообщали о расстрелах в Багеровском противотанковом рву и с восторгом вспоминали появление в их огороде трёх моряков, с головы до ног обвешанных оружием.

Хотя немцы и румыны укрепили побережье дотами и постоянно патрулировали берег, десант со стороны Мамы-Русской для них был полной неожиданностью, и это позволило нашим морякам успешно завершить захват побережья. К тому времени, когда я смог осмотреть места боёв, большинство трупов было уже убрано, но под снегом, особенно в низких местах и камышах, виднелись одетые в серое, с тёмными лицами, убитые румыны и немцы. Всюду валялось много различного оружия и боеприпасов. Было ясно, что противник пытался организовать оборону, но затем был вынужден поспешно отступить. Прежде всего, он боялся возможного окружения.

Впечатляюще выглядели большие, на конной тяге, с огромными колёсами и узкими железными ободьями, возможно, румынские пушки, очень похожие на орудия XIX века. Они застряли посреди улицы, окружённые зарядными ящиками и штабелями снарядов. Снаряды валялись по всей улице, и ребята бесстрашно катались на них с обледеневших горок. Здесь же, в снегу, лежали сильные породистые лошади, которые в спешке отступления не смогли протащить в гору по грязи тяжёлые пушки. На второй день после прибытия на одном из снарядов как-то случайно подорвался военный интендант.

Из-за большого желания пострелять по немецким самолётам меня больше всего интересовали зенитные пушки и спаренные эрликоновские установки. Их было много, но, к сожалению, все они были без прицелов и замков. Немецкие бомбардировщики несколько раз в день пролетали на малых высотах над аэродромом, а две зенитные батареи, защищавшие наши самолёты, стреляли не всегда удачно.

Бомбардировщики нашей эскадрильи СБ из-за малой скорости полёта и недостаточно эффективного вооружения, а также отсутствия опыта боевых полётов экипажей несли потери. Лётчикам приходилось вылетать на задания рискуя, а иногда жертвуя жизнями экипажей, в надежде на благоприятную случайность. В интересах подготовки очередного наступления с целью прорыва ак-монайских позиций противника эскадрилье поручались сложные и ответственные задания по разведке, которые она выполняла с большими потерями. В это время командир эскадрильи своим личным примером учил лётчиков лётному мастерству, выдержке и смелости. Возвращение самолёта с задания по фотографированию немецких позиций ожидалось всегда с нетерпением и надеждой. Переживали все члены лётного экипажа. Штурманы были вынуждены наблюдать разрывы зенитных снарядов по курсу полёта и ждать, когда артиллеристы противника уменьшат упреждение, также безропотно ожидать атак немецких истребителей с задней полусферы. Стрелки-радисты были не лишены тяжёлых переживаний. Прилетая на аэродром, они забывали разряжать пулемёт, не выключали радиостанцию, не убирали выпускную антенну. Лётные экипажи успокаивались и приходили в себя, только оказавшись на твёрдой земле аэродрома.

Мне очень часто приходилось ремонтировать антенны, заплетать коуши и крепить двухкилограммовые грузики, которые отрывались как по вине стрелков-радистов, так и из-за листовок, сбрасываемых из бомболюка. К моему удивлению, в запасном имуществе (ЗИПе) этих грузиков оказалось так много, что их могло хватить до окончания войны, если бы не было боевых потерь самолётов.

Хотя в эскадрилье не хватало того, что так важно для боевого успеха, но уже первые потери очень быстро ликвидировали всякую беспечность и благодушие. Укрепили чувство ненависти к врагу, так необходимое для настоящего бойца. Я смог ощутить и оценить это чувство, когда однажды очутился у Багеровского противотанкового рва. На его дне рядами, друг на друге, в замёрзшей глине, в обе стороны, насколько позволяла видимость, лежали трупы людей. Здесь были в основном матери с грудными детьми, старики, дети, молодые женщины. Позы убитых, синяки и раны на оголённых телах, перекошенные от страха и мучений лица подтверждали те зверства, которым подвергались эти люди. Это было истинное лицо фашизма.

Среди расстрелянных, как говорили, были евреи, активисты, коммунисты и их родственники. Немцы не успели скрыть своё злодеяние. Как потом выяснилось, здесь было расстреляно около семи тысяч человек.

У меня защемило в груди, к горлу подошёл упругий комок, который начал давить и поворачиваться, вызывая слёзы и ту ненависть, которой мне ещё не хватало. После всего увиденного я почувствовал себя вполне подготовленным к войне и окончательно оценил реального врага. Как я думаю, в Багеровском рву ещё оказались люди, отступавшие на восток и не успевшие переправиться на «большую землю», и которые, вероятнее всего, были преданы местным населением.

Тем временем кровопролитные бои на перешейке продолжались. Перед очередной попыткой прорвать оборону противника была проведена операция по фотографированию укреплений на Ак-Монайском перешейке. С этой целью было подготовлено звено наших самолётов, для сопровождения которого была поднята в воздух вся истребительная авиация полуострова. Около сотни самолётов И-153 прикрывали наше звено от атак немецких «Мессершмиттов».

В небе, в солнечный морозный день, была настоящая чехарда. Вся эта армада над целью встретила плотный заградительный зенитный огонь, потеряла несколько самолётов и была разогнана истребителями противника по аэродромам, под защиту зенитчиков, у которых пока ещё были снаряды. С задания вернулся только один наш самолёт. Такое задание эскадрилья выполняла дважды. Теперь на разведку наши самолёты летали только ночью, а для подсветки целей стали широко использоваться осветительные бомбы.

Так как интенсивность полётов наших самолётов сократилась, у меня появилась возможность реализовать некоторые свои желания. В том числе ближе познакомиться с керченскими катакомбами. Об этих катакомбах было много таинственных разговоров, в которых упоминались склады продовольствия, запасы оружия и даже наличные деньги Госбанка. Ходили слухи, что в катакомбах были спрятаны ценности государственных учреждений, не успевших эвакуироваться на восток в ноябре 1941 года.

Проникнуть в катакомбы было легко. По границам аэродрома были ямы, заросшие по краям и склонам травой, имеющие проход в каменоломни. В этих каменоломнях когда-то добывали строительный камень (пористый известняк) для разрастающихся поселений Боспорского царства. Размеры подземной части этих разработок были самые различные, но преобладали те, которые были диаметром свыше трёх метров с резкими изгибами, ответвлениями и постепенным спуском к морю. Немцы и румыны побывали в катакомбах, однако некоторые наши искатели находили чемоданы с ценными вещами, патефоны, часы, консервы и т. п.

В одном походе по подземелью я принял самое активное участие. Нас было трое: младший политрук, старшина взвода связи и я, радиомеханик эскадрильи. Кроме продуктов, оружия, аккумуляторных фонарей мы совершенно напрасно взяли радиостанцию РБ, которая обеспечивала связь с радиостанцией РАФ в начале похода только на очень малой глубине. Передвигались мы по сырому, грязному подземелью медленно, постоянно натыкаясь на завалы, пепелища и лужи. Тупиков, ответвлений и завалов было много, но мы шли, как нам казалось, вниз, глубже, дальше от поверхности земли. Часто останавливались и простукивали подозрительные стены. Многие стены были расписаны надписями, ещё относящимися к мирному времени и не позволявшими разгадать более поздние тайны катакомб.

Ходили мы более четырёх часов, но кроме винтовок, противогазов, гранат, индивидуальных пакетов и небольшого склада мин ничего интересного не нашли. Вылезли на поверхность где-то у подножия горы Митридат грязные, уставшие и очень неудовлетворённые своим походом. Было ясно, что никакой планировки или рациональной схемы добычи камня в этих каменоломнях не было, и они больше напоминали сложный, но непродуманный лабиринт.