Бунт в «Зеленой Речке» - Тим Уиллокс

Теперь, без нее, Эгри один жил в четырехместной камере, расположенной в дальнем конце нижнего яруса блока „D“ и оборудованной в соответствии с принятыми среди пожизненников „Зеленой Речки“ понятиями о роскоши. Тут были цветной телевизор и видюшник с коллекцией порнографических лент, музыкальный центр, кровать с пружинным матрасом и деревянное сиденье на очке параши. Холодильник. Четырехскоростной вентилятор. На двери висела муслиновая занавеска, создавая атмосферу приватности, но в то же время просвечивая настолько, чтобы силуэт каждого человека, подошедшего к двери, вырисовывался на ткани. А в соседней камере днем и ночью дежурили двое его парней, готовых в любую минуту принять на себя пулю или нож, предназначавшиеся Эгри.

Сам Эгри был мужчиной среднего роста, уже начинавшим лысеть, что невозможно скрыть короткой тюремной стрижкой. Его кожа белая, как свеча, была покрыта редкими рыжими волосками. Он имел от природы коренастую фигуру и крепкие мускулы, хотя и не был так раскачан, как эти пидоры-культуристы. Плечищи его смахивали на окорока; на левом красовалась эмблема Корпуса Морской Пехоты — череп с лозунгом „Честь Превыше Смерти“.

Эгри потянулся к аптечке, достал оттуда охапку разных бутылочек и по очереди проглотил таблетки „Мегавитамина“, немного женьшеня, грамм витамина „С“ и по пригоршне рыбного протеина и обезвоженных пилюль для печени, запив все это холодной минеральной водой „Эвиан“. Нев не знал, помогают ли эти таблетки от чего-нибудь, да и стоили они немало, но сейчас ему не следует пренебрегать даже малейшей поддержкой. У себя в камере Эгри никогда не держал запрещенных лекарств; наркотики всегда могли принести его парни: обычно в них возникала необходимость перед занятием сексом, намного реже — перед акциями устрашения или мести. Сексом Эгри не занимался уже давно: две чертовых недели… Поставив бутылку на место, Нев осознал, что в нем поселилось чувство глубокого спокойствия. Это, как ничто другое, подтверждало, что план, который он запускает в действие, был единственно правильным.

Подняв с кровати матрас, Эгри достал самодельный бронежилет местной работы, гарантировавший полную защиту от ножей и бритв. Эти доспехи были сделаны из двух слоев кожи, склеенных эпоксидной смолой, в которую была запрессована мелкоячеистая сетка из металлической проволоки. Просунув голову в отверстие посредине, так что жилет прикрывал торс сзади и спереди, Эгри затянул шнуровку по бокам. Прохладный жилет на голой коже пробуждал воинственный дух. Нев снова надел рубашку и, застегнувшись доверху, влез в штаны.

SEMPER FIDELIS[3], мать вашу!

Из-за занавески деликатно покашляли.

— Входи, Тони, — пригласил Эгри.

Занавеска отдернулась, и в камеру вошел Тони Шокнер. Высокий, стройный двадцатидевятилетний Шокнер в своих позволенных инструкцией очках в проволочной оправе смахивал на баскетбольного тренера откуда-нибудь со Среднего Запада. Между тем он отбывал стовосьмидесятилетний срок за убийство и вооруженное ограбление. Здесь, в „Зеленой Речке“, он по распоряжению Эгри пришил уже двоих. Эгри видел в нем умного, — возможно, даже умнее, чем он сам, — и хорошего исполнителя. Если Тони и рвался в короли, в чем Эгри сомневался, то амбиции свои он скрывал прекрасно.

Сейчас он стал перед боссом, свесив длинные руки по бокам туловища, и приветственно кивнул:

— Босс.

— У тебя есть что-нибудь для меня? — спросил Эгри.

Шокнер запустил руку в карман и достал оттуда опасную бритву. Как правило, Эгри не носил с собой оружия — подобное нарушение автоматически влекло за собой десять дней в карцере — и не хранил его в своей камере. Да с такой командой на подхвате нужды в этом и не было.

Сейчас он взял у Шокнера бритву, провел лезвием по руке, выбрив в покрывавших ее волосах узкую дорожку, и удовлетворенно кивнул. Шокнер снова полез в карман и вынул маленькую пластмассовую бутылочку из-под таблеток от кашля.

— Еще вы просили это, — сказал он.

Эгри свернул с бутылочки колпачок: та была на три четверти полна героином в порошке. Эгри подцепил кончиком бритвы щепотку наркотика и мощно втянул его через левую ноздрю. Клево… Эгри презирал кокаин, считая его леденечиками для сопляков и нигеров. Но для кого не секрет, что морские пехотинцы выиграли три крупные войны, сидя на амфетаминах — и ничего, не подохли. Он, Эгри, тоже не подохнет. К его великому сожалению, ему не довелось повоевать с морпехами, поскольку большую часть времени своей службы в армии он провел на „губе“, дожидаясь бесславного дембеля. Сейчас пришло время доказать, хотя бы и самому себе, что в бою он, Эгри, не посрамит флага корпуса. Втянув вторую щепотку героина, он прикрыл бутылочку колпачком и вернул ее Шокнеру.

— Угостись и пойдем, — сказал Эгри.

Шокнер встряхнул бутылочку и оттопырил губы; его глаза за стеклами очков приняли озабоченное выражение.

— Что-нибудь не так? — поинтересовался Эгри.

Шокнер пожал плечами:

— Да так, нервишки…

Эгри показал на бутылочку кончиком бритвы:

— Это восстановит те нервишки, которые тебе понадобятся и избавят от тех, что не пригодятся.

— Вы уверены, что они на это пойдут? — спросил Тони.

— Кто?

— Дюбуа и остальные.

— А у нас, знаешь ли, Тони, не демократия.

Шокнер кивнул:

— Они нас ждут.

— Отлично.

Эгри взглянул в зеркало, из которого на него блеснули ясные серые глаза. По горлу Нева прокатилась струйка горькой жидкости. Он втянул носом воздух и сглотнул: героин уже несся по его нервной системе курьерским поездом. SEMPER FI, мать твою!

Нацепив пилотские очки фирмы „Рей Бан“, он повернулся к Шокнеру:

— Пошли.

В сопровождении Шокнера Эгри миновал спиральную лестницу, ведущую на верхние ярусы, и мимо ворот блока и пункта проверки вышел в центральный атриум. На открытой площадке трехэтажной сторожевой вышки стоял охранник-старослужащий по фамилии Берроуз и, прислонясь к дубовой балке, ковырял в носу. Сама вышка представляла собой цилиндр шестиугольного сечения из камня и дерева, с металлическими дверями и косяками. На первых двух этажах в стенах были прорезаны прикрытые закопченными плексигласом окошки, выходящие на центральные проходы всех шести блоков. На первом этаже башни находился основной контрольный центр. Эгри представил себе его изнутри: двух охранников, клюющих носом перед рядом черно-белых телевизионных мониторов, изображение на которых каждые пять секунд менялось, принимая сигнал с очередной видеокамеры. Как и сами охранники, Эгри понимал тщетность этих предосторожностей: „Зеленая Речка“ постоянно находилась в движении — две с половиной тысячи человек принимали пищу, мылись, разминались, одевались, стирали и собирались на работу. К тому же здания тюрьмы были огромными и запутанными. Жалкие видеокамеры охраны покрывали разве что ничтожную часть ее территории, а уж до укромных уголков не доставали вообще.

В подвале сторожевой вышки находился коммуникационный центр двадцатилетней давности, который посредством кабелей под административным корпусом сообщался с пропускным комплексом основных ворот. Рядом с мониторами находилась панель управления дверями камер и воротами блоков. Отсюда камеры можно было отпереть как по одной, так и целыми ярусами. У ворот каждого блока находилась маленькая будочка, из которой также можно было манипулировать замками дверей, впрочем, при необходимости они блокировались из контрольного центра. Эгри был осведомлен об этой системе, и сейчас она была ему на руку.

Эгри и Шокнер у башни свернули направо, столовая встретила их вонью протухшей пищи и подгорелого жира. Здесь было пусто, если не считать десятка дежурных зэков, небрежно возивших швабрами по полу или протиравших покрытые пластиком столы перед началом обеда. Эгри двинулся наискосок мимо стоек выдачи еды прямо на кухню, пышущую жаром от длинных рядов закопченных дочерна сковород и бачков из нержавейки. Здесь царила лихорадочная суета: люди в грязных халатах, в основном мексиканцы и представители других национальностей, обливались потом, делая свое дело и стараясь не обращать внимания на понукания главного повара Фентона:

— Рис, козлы! Рис! Arros! Comprendo?

Фентон был костлявым Нигером с двумя поблескивавшими во рту золотыми зубами, которые каким-то образом сохранились на протяжении всех семи лет в тюряге. Эгри взглянул на повара, подавив отвращение; подавив потому, что Фентон был слишком ничтожным куском дерьма, недостойным ненависти. Хотя нет, сегодня Эгри ненавидел и его, за то что он — нигер, черномазый и мерзкий и, как все его собратья, не достоин дышать даже грязным липким воздухом тюрьмы. Исключение составляла только Клодина. Его, Эгри, Клодина, ради которой он собирался пожертвовать всем в порыве сметающего все на своем пути гнева. Он придет с огнем и мечом. И никаких полумер! Эгри намеревался сжечь дотла „Долину Бегунов На Длинные Дистанции“ вместе со всеми ее обитателями, а потом смыть пепел этих нигеров своей мочой.