Уровень Война - Вероника Мелан

На втором часу ожидания тревога стихла — кончились силы, и резко, будто подкараулив правильный момент, навалилась усталость — сидеть с открытыми веками стало невмоготу. Ани пыталась слушать радио, но то усыпляло лучше всякой колыбельной, пыталась перебирать в памяти хорошие события, но на ум то и дело лезли плохие, щелкала себя по кончику носу, чтобы взбодриться, но и это не помогало.

Где проклятый Эльконто? Где его носит? Где? Ей нужна всего минута, чтобы подобраться к автомобилю, перещелкнуть выключатель из положения «выкл» в положение «вкл» и свалить отсюда. Вот только для начала ей нужен сам автомобиль — треклятый черный джип.

Что за ночь? Что за неудача?

К четырем часа утра собственные веки казались цементными мешками на худеньких дрожащих плечах — проще просесть в коленях и дать осесть всей конструкции, нежели удерживать ее на жалких резервах истощившейся воли.

Не спать, не спать, не спать.

Но как тихо и сладко спал вокруг район — ни одно окно не светится, в спальнях уютная полутьма, под одеялами тепло. Руки и ноги разметаны по мягким матрасам, под пальцами простыни, под головами подушки, носы сопят мелодию ночи… Им завтра не вставать спозаранку… Вкусный завтрак, утренние новости, взошедшее золотое солнце — это все позже, а пока можно поспать. Ведь это так вкусно, так сладко, когда тело расслабленно, когда можно перевернуться на спину, на бок, на живот и снова на бок, подтянуть подушку под щеку, устроиться поудобней и, не пробуждаясь, вновь провалиться в мягкую постельную негу.

К пяти часам утра, так и не дождавшись джипа, Ани уснула — проснулась в половине девятого, когда вместо едва забрезжившего рассвета, вокруг ярко светило солнце, по дорожке — бодрые и деловые — сновали люди, поливались дворниками клумбы и выгуливались хозяевами собаки.

Черт…

Мотор серого седана завелся со второй попытки. Бросив в зеркало короткий взгляд, Ани-Ра крякнула от разочарования — внедорожник Эльконто так и не появился — и вывернула на соседнюю улицу, чтобы влиться в оживший на проспекте машинный поток.

В четырех стенах ее постоянно терзало чувство безделья — собственной бесполезности и непричастности к нужным событиям, и оттого проснувшаяся в следующий раз уже около полудня она позавтракала и почти моментально сбежала на улицу. Гулять, ходить, опять проводить бесконечно тянущиеся дневные часы в ожидании вечера — завернувшийся в змеиное кольцо жизненный план.

Ани злилась.

Раздражало яркое теплое солнце, улыбки прохожих, безмятежность проезжавших по привычным маршрутам желтых автобусов, играющая из дверей кафе музыка — она должна довершить начатое. Довершить, убедиться, что Эльконто мертв, и уже тогда успокоиться. Иначе не жизнь, а пытка. К трем часам дня на Лингтон драйв ей случайно попалась на глаза доска объявлений с разноцветными листовками и рекламными проспектами с отлепившимися краями; трепетали на ветру наполовину оборванные «язычки». Из всей массы напечатанных букв глаза выхватили строчки:

«Психологическая помощь при депрессиях. Лечение. Консультация профессионала. Недорого».

Сама не зная зачем, Ани оторвала всю листовку целиком и спрятала ее в карман.

(Lara Fabian — Adagio (English))

Может, так действовали выпуклые корешки стоящих на полке умных книг? Или медленно покачивающийся на бежевом деревянном столе небольшой хромированный маятник? Или же песочные часы, которые давно никто не переворачивал, будто указывая на факт неспешности, наличия неограниченного количества времени, которого хватит на все — на то, чтобы выслушать, разобраться в ситуации, понять и помочь.

Ани-Ра не знала, что именно так действовало — мягкая софа, спокойный взгляд темных женских глаз или же успокаивающая игра солнечных лучей на ковре, но в этом кабинете действительно хотелось говорить.

И она говорила, говорила и говорила, и все никак не могла успокоиться — перебивала саму себя, захлебывалась эмоциями и выдавала все новые порции путаной, порой бессвязной речи.

— …Все изменилось тогда, когда мы нашли карту — ту самую карту, понимаете? Не бумажную, как мы поначалу искали, а электронную. Странный предмет с экраном, и на нем было видно все — местонахождение солдат, рельеф местности и юниты. ЮНИТЫ! Получается, эти сволочи, всегда знали, куда мы движемся и попросту отстреливали, как скот. А теперь о юнитах знали не только они, но и МЫ! Вы представляете, как много это для нас значило? И тогда, именно тогда, все изменилось… Вам не понять, да? Но это было важно, поверьте. Из обычной кучи «повстанцев» мы превратились в настоящий боевой отряд с оружием, стратегией, планами — мы уже могли противостоять, понимаете? Противостоять!

Руки тряслись так сильно, что небольшую фарфоровую чашку с чаем пришлось отставить на широкий деревянный подлокотник софы.

— И Ивон, стала замечать меня, принимать за свою, мы стали вместе просчитывать действия на завтрашний день, планировать набеги, думать о том, как добраться до противоположной стороны Уровня…

— Зачем?

— Чтобы найти портал.

У сидящей напротив женщины был удивительно мягкий голос — правильный, глубокий, поощряющий продолжать повествование. Темная кожа, черные кудрявые волосы и ровная, идеально отглаженная блузка, цвета морской волны. Пальцы, с накрашенными бордовым лаком ногтями, изредка вздрагивали, когда сцепленные в замок руки сдвигались на сантиметр или два в сторону.

Ани-Ра, не замечая ни деталей, ни обстановки, тонула в воспоминаниях:

— Мы очень долго шли вместе… Отряд вырос до тринадцати человек. А потом…

Ее голос вдруг прервался; в кабинете повисла тишина; на столе равномерно мотался из стороны в сторону маятник.

— А потом?

— Ивон погибла потом. Попала в засаду, и я не успела ее вытащить. Нет, успела, но не вовремя, поздно… — Слова казались куцыми, незаполненными смыслом, не умеющими передать тяжесть сожаления. — Я не успела.

Сердце вновь, как и тогда, стучало в горле.

— Я держала ее той ночью на коленях, умирающую. Руки в крови, ее крови. Она замолчала перед рассветом, а я все гладила и гладила ее голову, плечи, куртку. Она остыла у меня на руках.

Ани зависла. Долго не могла заговорить вновь — пыталась проскочить сложное воспоминание, но программа в голове дала сбой — возвращалась на поврежденный сектор и выдавала одну и ту же картинку.

— Я копала ей могилу одна. Откидывала эти камни, землю… Рыла ее штыком от винтовки. Не знаю, почему я была одна — куда делись остальные? Я отбилась от них, потеряла всех и так и не нашла. Я долго копала… кажется, целый день — очень хотела похоронить ее, как человека. Как достойного человека, который сражался не только за себя, за других. А после… не хотела жить. Думала, буду сидеть там, пока меня не подстрелят. Ждала, чтобы кто-нибудь… быстрее.