Музыка ночи - Барбара Сэмюел

С этого расстояния он не мог разглядеть деталей и выражения ее лица, но игра была старой как мир. Элли подпрыгивала, наклонялась, боролась с собакой, поворачивалась, бежала и останавливалась. Эйприл скакала и носилась за ней. Блю потирал грудь, наблюдая за ними и отпивая бурбон. В сгущавшихся сумерках красная рубашка девушки казалась ярким пятном, ее волосы — кляксой, а собака — черно-белым клубком.

Потом они обе устали, а Блю все стоял, босой, и отхлебывал виски. Эйприл растянулась на небольшой полянке перед крыльцом, и девушка упала рядом с ней. Они еще немного повозились, Элли взъерошивала шерсть собаки, а затем положила голову на ее черно-белый живот. Она обняла псину за шею и рассеянно гладила ее, лежа на траве. Они долго-долго лежали так. И только когда обе поднялись и вошли в дом, он отправился в комнату, захватив с собой новую порцию виски и пакетик чипсов.

Блю автоматически включил телевизор и упал в свое любимое кресло, старое и огромное, которое было постоянной принадлежностью комнаты с тех пор, как он себя помнил. Это было кресло отца. В мигающем голубом свете телевизора он задремал, а потом и крепко заснул. И как это часто случалось, когда он не оглушал себя выпивкой, ему приснился сон. Длинный, тускло освещенный коридор с закрытыми дверями по обе стороны. Блю ощутил давящее, горькое чувство потери, когда посмотрел на эти двери. Если бы он только знал, какую из них открыть. Он открыл одну, и там был его брат.

— Эй, забияка, — сказал Джек, и «ежик» на его голове засверкал в лучах солнца. — Блю со вздохом облегчения опустился в кресло у окна.

— А я думал, что ты мертв.

А потом он увидел, что его брат на самом деле был мертвым.

Он подскочил и проснулся, рассыпав чипсы по всему полу. Долго панически моргал, а слишком яркая, живая картинка сна не исчезла. Боже, как он ненавидел этот сон! За каждой дверью одно и то же: его мать, его жена. Он провел ладонью по лицу. По крайней мере спящий мозг не показывал ему отца.

Сквозь открытые стеклянные двери донеслась музыка, которая вместе с ветерком прилетела со стороны реки. Не останавливаясь ни на секунду, Блю встал и пошел на звук, как лунатик, все время понимая, что его притягивает безмятежность, с которой Элли играла с собакой. Он пошел босиком по лугу, привлекаемый печальным женским голосом, который пел блюзы. Временами эта музыка была единственным его утешением.

В открытую дверь домика он увидел Элли, раскачивавшуюся в танце. Она стояла посреди комнаты с листком бумаги в руке, как будто поднялась, чтобы сделать что-то, и оказалась захваченной музыкой. Она как будто стала частью ее. Ее плечи, голова и руки двигались нежно, легко, словно скользя по течению темных нот. Блю стоял на глинистой земле и наблюдал за ней, опустив руки, не в состоянии ни войти в дом, ни уйти вообще, зачарованный музыкой и беззаботной душой женщины, которую он, не должен был желать, но почему-то желал.

В голове Элли проносились самые разные образы. Она стояла посреди комнаты и раскачивалась под музыку, позволяя духу Мейбл поселиться в ее теле. Она была уже не самой собой, а шестнадцатилетней негритянкой, которая танцевала в музыкальном клубе. Платье из искусственного шелка скользило по ее голым ногам. Она пыталась услышать смех Мейбл, ощутить его заразительный огонь но даже в музыке и танце он не материализовался. Со вздохом она опустила плечи и, открыв глаза, снова стала Элли.

Эйприл сидела у кухонного стола, подняв голову и навострив уши, а ее хвост счастливо колотился по полу. Элли повернулась. Сквозь потемневшие от времени жалюзи на дверях она увидела Блю. Он стоял во дворе, расстегнутая рубашка отброшена назад, ноги босые. Лампа освещала одну его щеку. Его потерянная, безыскусная красота поразила ее. Он просто стоял там. Элли очень медленно подошла к двери и осторожно открыла ее приглашающим жестом. Она ничего не сказала, только ждала, пока он сделал шаг, потом другой, остановившись у ступенек. Она поощрительно кивнула.

На стерео зазвучала песня Сонни и Брауни «Уплывай», обольстительно-медленная, словно подернутая дымкой, и полная обещаний, которые не могут быть выполнены. Блю посмотрел перед собой и, казалось, проснулся, понял, где он находится. Он опустил глаза, снова взглянул на Элли.

— Я услышал музыку, — хрипло проговорил он.

— Входите, — она открыла дверь, — у меня еще есть пиво. Я достану вам бутылочку.

— Вот в это время я и посылал вам сообщения по Интернету, — сказал он, поднимаясь на крыльцо, — в это время ночи. Я заходил в чат посмотреть, о чем вы болтаете, и отвечал вам.

Элли улыбнулась:

— Я тоже писала по ночам. И чуть не занялась этим сегодня, но потом решила, что это будет глупо, раз вы всего в двух шагах от меня.

— Через сеть общаться легче.

Она ощущала его присутствие, как первый глухой рокот приближающейся грозы.

— Да, — согласилась она, — это так.

— Я вам не помешаю?

«Помешаете», — чуть было не сказала она. Но только потрясла головой и жестом пригласила его войти. Он повернулся боком, она отклонилась назад, прижавшись спиной к дверной раме, но он все равно ребрами скользнул по ее груди, а одной рукой задел ее бедро и, вместо того чтобы пройти, резко остановился.

Остро чувствуя, где они соприкасаются, она не смела даже вздохнуть. Элли не поднимала головы, ее захлестнула волна стыда и ощущения опасности — почему она не пригласила его, как обычный человек? — и испытывала особую неловкость. Так бывало всегда, когда она начинала понимать, что очень сильно чего-то хочет.

Этот момент все тянулся — одну секунду, две, пять, пока она не вынуждена была вздохнуть, что заставило ее грудь плотнее прижаться к нему, и она знала, что это произойдет. Его рука теперь касалась ее бедра ладонью. Она подняла глаза.

Он ничего не говорил, ничего не делал, только стоял, легко прикасаясь к ней. От него слегка пахло виски, и Элли подумала, что он, наверное, немного сошел с ума. А может, и по-настоящему. Наверное, было глупо принимать его приглашение погостить, и еще глупее впускать его сегодня, когда все то, что придавало ему вид нормального человека, испарилось и раскрылась его суть: обреченный. Он был обречен, и знал это.

Она выскользнула и оставила его стоять там, а сама прошла к холодильнику. Эйприл поднялась поприветствовать его, так спокойно, как будто он здесь жил. Элли открыла холодильник и достала две бутылки пива. Когда она обернулась, Блю не было. Вместо облегчения, которое испытала бы любая здравомыслящая женщина, она ощутила острое разочарование. Она почти кинулась к дверям и позвала, выйдя на крыльцо.

— Я здесь, — очень низким голосом проговорил он. — Мне нужен был глоток воздуха.