Зоя. Том второй (СИ) - Приходько Анна

Карина продолжала своими действиями обольщать ссыльного Шагита. Она запирала дверь в кабинет, чтобы никто случайно не зашёл. Янек уже давно привык к таким условиям работы.

Среди ссыльных было не принято рассказывать о своих родных и месте, откуда родом. И так получилось, что в новой артели знали только о том, что он из Ростова, но не знали его настоящего имени.

Теперь для всех Янек был Шагитом. Однажды подошёл к нему один из закройщиков, с которым Янек общался особо тесно, и сказал, что Карина обещает свободу тому, кто назовёт ей настоящее имя и фамилию ссыльного Умарова.

Как-то Карина наливала себе кипяток и обварила руку. Она кричала так сильно, что в дверь стали ломиться.

– Не открывай, – прошипела она Янеку.

Но было слишком поздно. Дверь выбили.

Вбежавший охранник увидел полуобнажённую Карину, и стоящего рядом с ней ссыльного Шагита.

Охранник присвистнул. Карина и глазом не моргнула.

– Что стоишь? – заорала она на него. – Зови врача.

Охранник метнулся. Карина схватила свою рубаху, повернулась к Янеку и произнесла:

– Помоги мне одеться, рука горит, не справлюсь сама, – и протянула Янеку рубашку.

Янек подошёл к Карине, расправил рукав рубахи, Карина просунула в него здоровую руку. Когда обожжённую руку засовывала во второй рукав, резко дёрнулась, и Янек неожиданно коснулся её груди.

Его всего пронзило насквозь. В глазах помутнело. Показалось, что перед ним стоит Зоя, и он в том дне, когда она по совету Тайги оделась откровенно. И Янек прижал Карину к себе. Дрожь охватила его.

Только вошедший доктор вывел его из помутнения. Янек шарахнулся от Карины. Она смотрела на него улыбалась.

– То-то же, – сказала она ему.

У Янека защемило в сердце. Он думал, что если бы мог провалиться сейчас сквозь землю, то ни минуты не медлил бы.

Пока доктор бинтовал руку Карины, Янек мысленно просил прощения у Зои. Ругал себя за несдержанность. Украдкой смотрел на Карину, а она продолжала улыбаться, лишь иногда вскрикивала от боли. Когда доктор ушёл, она подошла к нему и произнесла:

– А ты горячий, я так и думала. Непохож на других. Не распыляешься. Ценю. Таким и должен быть мужчина.

Янек побагровел, а Карина продолжала:

– Теперь я понимаю, что нет железных людей. Меня ещё никто никогда не обнимал так, как ты сегодня. Я сделаю всё, для того чтобы ощутить тебя полностью. И ты не сможешь отказаться от этого. Сегодня уже доказал это. Иди, на сегодня свободен.

Янек помотал головой:

– Я ещё не закончил с выкройкой. Может…

Он не договорил, Карина строго произнесла:

– Чёрт с этой выкройкой, иди, кому говорю. Записку охраннику отдашь, а то подумают, что ты сбежал с работы.

Карина быстро написала что-то на листе бумаги, сунула Янеку в руку.

Янек сжал листок. Ноги были ватными, не слушались его. Он хотел было побежать, да не смог. Его шаги были такими медленными, что Карина спросила:

– Или ты не хочешь уходить?

Она встала перед ним.

– Хочу, – произнёс Янек, и собрав все свои силы, шагнул к двери.

Карина засмеялась ему вслед.

Когда Янек ушёл, она подозвала охранника и спросила у него:

– Что удалось выяснить? Кто он? Не может он быть Шагитом. Какое у него настоящее имя? За что я тебе плачу? В списке, что передали из железнодорожной артели, сплошной бардак. Как их вообще проверяют?

– Я опросил многих, все молчат. Никто ничего не знает, – ответил охранник.

– Многих? – Карина подошла к охраннику и поводила кулаком у него перед лицом. – Мне нужно, чтобы были опрошены не многие, а все! Где-то должна быть зацепка. Неужели никто не хочет на свободу?

Охранник тихо произнёс:

– Будет сделано.

– Завтра же ты должен найти мне человека, который расскажет мне, кто на самом деле Шагит Умаров. И если ты проболтаешься о произошедшем сегодня, то тебе не жить, – прошипела Карина.

Пока она отчитывала охранника, даже не заметила, как мастер начал чинить дверь.

Янек пришёл в казарму. Там оказалось безлюдно. Все были на работе. Впервые Янек видел койки такими пустыми. Еле дошёл до своей, рухнул на неё и заплакал. Никогда в жизни до сегодняшнего дня не обнимал другую женщину. Только Зоя была в его объятиях. Только она вызывала в нём все те чувства, что испытал сегодня. Корил себя за слабость и потерю контроля над собой. А за то, что сквозь помутнённое сознание перепутал Зою с Кариной, даже возненавидел себя.

– Золо́то моё, – шептал Янек, – как же мне просить у тебя прощения? Как же я буду смотреть в твои глаза?

Янек проспал до утра. Соседи по казарме пытались разбудить его на ужин, но он не проснулся. Только привычный: «Подъём» поднял его с койки.

По-прежнему плохо чувствуя ноги, Янек выполнил утренние процедуры. На завтрак не пошёл, отправился сразу в цех.

Зоя пришла домой сама не своя. Дети сразу бросились к ней, она присела на стул, обняла их. Вспомнила себя маленькой, на миг показалось, что это не она обнимает детей, а мама прижала её к себе. Мама гладит по волосам рукой и шепчет:

– Я с тобой, я всегда буду с тобой, моя любимая девочка.

Зоя очнулась. Это по голове её гладила Евгения.

– Намучилась ты со мной, Зоя, – прошептала она. – Джан сказал, что через пять дней Прохора смогу увидеть. Боится ещё, чтобы мы все не заразились.

Дети слезли с Зоиных рук, сели за стол. Старшая Злата отложила в тарелку кашу для Прохора. А оставшуюся поставила между собой и братом, и по очереди они черпали из кастрюли ложками.

Потом маленький Джан подошёл к Зое, забрался к ней на колени и припал к груди. Он только начал ходить. Год и четыре месяца ему уже было, а он всё предпочитал ползать.

Но китаец успокаивал Зою, говорил, что это хорошо, и сын сильнее потом будет. И Джан пошёл в год и четыре. Ножки тряслись долгое время, а потом окрепли, и он уже не ходил, а бегал по дому вместе с сестрой.

– У нас больше нет работы, – с трудом выговорила Зоя и поведала Жене обо всём, что произошло. И об отце не скрыла.

– Как же так? – причитала Евгения.

– К Парамонову пойду, он поможет, – пообещала Зоя.

И он помог. Зоя попросила устроить её куда-нибудь с таким расчётом, что работать будет один день она, другой день Женя. Парамонов устроил Зою на пекарню. Разрешил забирать домой ежедневно буханку хлеба и велел вечером подойти к его новому особняку. Там позвать Михая, и тот кое-что выдаст. Зоя поначалу протестовала. На что Парамонов сказал:

– А кто тебе ещё поможет кроме меня? Не уберёг я твоего мужа. Пользуйся, пока мне есть чем делиться.

То, что вечером вынес из особняка Михай, Зоя еле донесла домой. Молила Бога, чтобы на пути не встретились разбойники или другие опасные личности.

В мешке были крупы, сухари, чай, вяленое мясо, банка кофе. Зоя пробовала его, а Евгения никогда в жизни. Все продукты подруги положили в кедровую бочку и плотно закрыли, чтобы мыши не испортили ничего.

Когда Зоя пришла в первый день на работу, то была удивлена тому, как женщины вместо одной разрешённой буханки запихивали себе за пазуху ещё несколько. Зоя не осуждала. Она всегда брала одну, совесть не позволяла брать больше. И Евгения приносила одну булку. Парамонов и так хорошо помогал. Однажды он встретил Зою на выходе, предложил проводить её домой и сказал:

– Спасибо за честность. Она дорогого стоит. Думаешь, я не знаю, сколько хлеба забирают себе люди? Я всё знаю. Я молчу. Им тяжело. Мне пока легко, и я ради них увеличиваю количество. Несмотря на тяжёлое военное время модернизирую печь, чтобы хлеба хватило всем. А они гребут больше и больше. Иногда кажется, что они знают больше чем я. Я верю в то, что всё закончится хорошо, а они как будто готовятся к чему-то.

– Всем сейчас тяжело, – согласилась Зоя.