Въ двѣнадцатомъ часу - Фридрих Шпильгаген

Какая тишина вокругъ! Не доносится туда шумъ колесъ, разбивающихъ волны! Тамъ, на берегу замѣтна крошечная фигура какого-то охотника. Онъ выстрѣлилъ въ дичь, порхавшую вѣроятно въ чащѣ кустарниковъ; вонъ видно синее облачко отъ выстрѣла, но ничего не слышно — ничего, кромѣ жужжанія насѣкомыхъ въ кустахъ ежевики, которою поросли горныя разсѣлины, да веселаго крика сокола, который высоко надъ ними и еще выше надъ развалинами кружился въ воздушной синевѣ.

Ничего не видалъ Свенъ изъ этой дивной картины; онъ стоялъ на колѣняхъ предъ плачущею красавицей; онъ держалъ ея руки въ своихъ рукахъ; онъ говорилъ сладкія, нѣжныя рѣчи, которыя текутъ неистощимымъ потокомъ прямо изъ сердца мужчины, когда онъ взволнованъ до самой глубины искренней любовью и состраданіемъ.

— Да, плачьте, плачьте! говорилъ Свенъ: — это лучше, гораздо лучше, чѣмъ нѣмая печаль, больно сжимающая сердце и возлагающая мученическій вѣнецъ на ваше прекрасное чело. Даже въ прошлую ночь я не умѣлъ ничего вамъ лучшаго пожелать, какъ только слезъ! Да, плачьте, плачьте, и когда пронесутся дальше темныя тучи, омрачающія ваши глаза, тогда прояснится вашъ взоръ и тогда вы увидите, какъ роскошна эта жизнь, несмотря ни на что, и какъ прекрасенъ міръ.

Корнелія отняла платокъ отъ глазъ. Слезы смыли всѣ слѣды жесткости и гордости съ ея прекраснаго лица; блѣдно и покорно было оно, какъ у младенца. Глаза ея не избѣгали Свена, но она не смотрѣла на него; спокойно и довѣрчиво покоились они на ароматическомъ далекомъ пространстве, какъ-будто разсвѣтала тамъ заря счастья, о которомъ предвѣщалъ ей голосъ вблизи.

— А когда вамъ понадобится другъ, продолжалъ Свенъ дрожащимъ отъ волненія голосомъ: — другъ, который имѣетъ одно только желаніе — видѣть васъ счастливою, который готовъ все отдать, чтобы сдѣлать васъ счастливою — о! довѣрьтесь тогда мнѣ. О себѣ я не думаю, себѣ я счастья не желаю, и если подобное счастье явилось мнѣ въ эти часы, то вѣдь это была мечта, которая пригрезилась мнѣ во снѣ. Какой-то голосъ въ сердцѣ говорить мнѣ, что я могу быть вашимъ добрымъ геніемъ, если буду чистой волей стремиться къ этой цѣли. О! ни одинъ жрецъ не охранялъ святыни своего храма съ такой заботливостью, съ какою я буду оберегать и защищать ваше счастье.

— Мое счастье? сказала Корнелія, и скорбная улыбка мелькнула на ея губахъ: — мое счастье? гдѣ оно? въ чемъ оно? я и сама почти не знаю того...Пойдемте же впередъ.

Она встала и молча сдѣлала нѣсколько шаговъ.

— Господинъ фон-Тиссовъ! сказала она, вдругъ останавливаясь.

Свенъ повернулся къ ней.

— Дайте мнѣ вашу руку.

Свенъ схватилъ ея руку и хотѣлъ прижать ее къ губамъ.

— Нѣтъ! нѣтъ! не то! я не стою такого благоговѣнія... И притомъ же вы мой другъ! Не правда ли, вы другъ мой? Вы хотите быть моимъ другомъ?

— Да.

— Благодарю васъ. О, какъ много я должна благодарить васъ!

Она пожала его руку съ задушевной искренностью.

— Такъ идемъ же въ путь; надо присоединиться къ другимъ.

Отъ разсѣлины утеса вилась на другой сторонѣ стремнистая тропинка между чащею кустарниковъ. Труденъ былъ по ней путь, но не опасенъ. Свенъ иногда поддерживалъ мистрисъ Дургамъ при спускѣ по крутому скату и нѣсколько разъ протягивалъ руку, чтобы помочь ей. Но ни одного слова не было ими сказано. Прежде чѣмъ Свенъ и его прекрасная спутница успѣли успокоиться отъ сильнаго волненія и снова найти возможность вести разговоръ, вдругъ вышли они на вершину и прямо изъ чащи кустарниковъ очутились предъ гостинницей, занимавшей почти половину площадки на черной вершинѣ, гдѣ находились живописныя развалины. Тутъ столпилось все общество, и съ такой странной тревогою, что ихъ прибытіе осталось почти незамѣченнымъ. Упрямая лошаденка подъ адъюнкт-профессоромъ Миллеромъ, взобравшись почти на самую вершину, вдругъ передумала и помчалась съ горы назадѣ съ своимъ несчастнымъ всадникомъ, который судорожно уцѣпился за ея гриву. Никому не удалось удержать ретивого коня. Нѣкоторые изъ всадниковъ тотчасъ повернулись, чтобы догнать бѣглеца. Еще не извѣстно, удалось ли имъ захватить его, и всѣ были въ ужасѣ, какъ бы ни случилось съ юнымъ адъюнктомъ серіознаго несчастья. Страхъ какъ была блѣдна молодая особа, своею романической прихотью подавшая поводъ всему несчастью. Бенно хлопоталъ и утѣшалъ ее, имѣя неясное убѣжденіе, что адъюнктъ вѣроятно отъ этого приключенія счастливо отдѣлается, только руку или ногу себѣ сломитъ. Вдругъ понеслись съ дороги веселые крики и вскорѣ появились всадники, погнавшіеся за бѣглянкой, и посреди ихъ торжественно ѣхалъ адъюнкт-профессоръ все еще на своей норовистой лошади, но для большей безопасности ввѣрившій управленіе ею двумъ молодымъ англичанамъ, которые также торжественно вели ее за повода. На логичной головѣ доцента былъ великолѣпный дубовый вѣнокъ, возложенный на него какимъ-то проказникомъ вмѣсто шляпы, погибшей въ этой бурной скачкѣ. При этомъ появленіи дамы стали рукоплескать, мужчины прогремѣли: браво! Когда же герой дня освободился отъ своего рысака, злобно позади его бившагося, тогда юная особа съ бѣлокурыми локонами наклонилась къ нему и прошептала:

— Октавіо, ты цѣли достгігъ!

Глава восьмая.

Насталъ вечеръ. По всѣмъ горамъ бродили, отыскивая новыя прекрасныя мѣста; построили мостъ чрезъ ручей; пропустили мимо себя процесію; набили себѣ карманы каменьями, растеніями и еще многими достопримечательностями, которыя мало-по-малу опять выбросили — сказать короче, всѣ веселились какъ умѣли; въ концѣ концовъ поужинали подъ тѣнью деревъ на площадкѣ предъ гостинницею и рѣшили съ развалинъ полюбоваться заходящимъ солнцемъ. Спѣшить было не для чего, потому что вечеръ былъ дивный и всѣмъ было желательно возвратиться въ городъ на лодкѣ при лунномъ сіяніи.

Когда же спустились наконецъ на берегъ, чтобъ садиться въ лодку, оказалось, что такое многочисленное общество не могло усѣсться въ одну лодку, и вслѣдствівіе чего пришлось раздѣлиться на двѣ партіи. Это произвело маленькое замѣшательство. Тутъ обнаружились разныя симпатіи и антипатіи, которыя пришлось принять въ уваженіе. Замедлилось переселеніе въ лодку, потому что кто боялся разлучиться съ тѣми, кто пріятны, кто пугался попасть въ лодку съ ненавистными людьми. Къ тому же вышла еще и та бѣда, что въ эту минуту солнце закатилось, а мѣсяцъ еще скрывался за горой, такъ-что стало темно и ошибиться не трудно было, и почти даже неизбѣжно. Смѣялись, шутили, спорили, а никто ни съ мѣста.

Наконецъ Бенно предложилъ для каждой лодки назначить предводителей, которые должны каждый выбирать для себя даму, а дамы въ свою очередь выбирать кавалеровъ, и такъ продолжать, пока все общество распределится по мѣстамъ.

Со смѣхомъ согласились на это предложеніе. Каждый: выбиралъ, что ему болѣе нравилось. Когда дошла очередь до мистрисъ Дургамъ, она назвала Свена.

— Я такъ и думалъ, проворчалъ Бенно съ досадой: — или вѣрнѣе, я никакъ не думалъ, чтобъ они были такъ неосторожны и выбрали другъ друга. Свенъ ни за что бы ни сдѣлалъ этого, но когда эти женщины, свернутъ съ прямого пути, стремятся къ погибели, пока ноги держутъ... Неугодно ли вамъ занять мѣсто у руля, мистрисъ Дургамъ?

— Благодарю, отвѣчала мистрисъ Дургамъ: — я предпочитаю переднее мѣсто. Господинъ фон-Тиссовъ, дайте мнѣ вашу руку, Вотъ такъ! благодарю! — и она усѣлась на носу лодки, гдѣ кромѣ нея могъ помѣститься одинъ еще Свенъ.

— Ну! проворчалъ Бенно: — чего нельзя запретить, то должно допустить, какъ выражается достопочтенная Шмицъ.

Лодка отчалила отъ берега и тихо скользила по волнамъ. Смѣхъ и шутки вдругъ смолкли, какъ-будто страшно стало прерывать этими звуками упоительную красоту ночи. Кому надо было, говорилъ шепотомъ, большинство же предпочитало молча прислушиваться къ всплескамъ волны у кормы и однообразной гармоніи то поднимающихся, то опускающихся веселъ. Изъ-за горъ выплылъ мѣсяцъ и залилъ своимъ серебристымъ свѣтомъ берега и рѣку. Всюду сверкало и сіяло; даже капли, струившіяся съ веселъ, блистали въ сіяніи.

Тогда въ ночной тиши пронеслись звуки все громче и громче, огонекъ заблисталъ все ярче и ярче; это пароходъ быстро мчался по волнамъ. Еще нѣсколъко минутъ и онъ съ шумомъ промчался мимо лодокъ, которыя почтительно посторонились, давая ему мѣсто, и несмотря на то, зыбь, произведенная имъ,. сильно закачала лодки къ ужасу нѣкоторыхъ дамъ. Еще минута и шумное чудовище было уже далеко, и вотъ опять ничего не слышно, кромѣ скрипа руля да всплеска волнъ.

Вдругъ пренеслось пѣніе съ акомпаниментомъ гитары изъ лодки, которая тоже отчаливъ отъ темнаго берега, выплыла на средину, залитую луннымъ сіяніемъ. То были студенты, пировавшіе въ прибрежной деревнѣ. Лодка ихъ быстро скользила по блестящей поверхности. Они затянули пѣсню искусными голосами:

«Съ горы бѣжитъ волна въ долину, а мой привѣтъ лежитъ къ тебѣ, стройная смуглая красавица!»