Ты проснешься - Марина Зосимкина

Отряхивая руки, с гордой хозяйской улыбкой на губах они предъявили Кате чудный почти новый дубликатор, который безрукие простофили с третьего этажа намеревались выбросить за ненадобностью, но тут поспели наши ушлые ребята и сказали тем ребятам: «Отличный хлам, можно мы его себе на винтики заберем?». А те: «Да забирайте, нам меньше работы, а то тащи этот гроб к контейнеру».

А наши смекалистые подхватили хлам и к ней, Катюхе, потому что тяжелый, сволочь, оказался, на пятый не дотащишь, а его еще реанимировать вполне можно, правда, жесть?

— А если на лифте? — ядовито поинтересовалась Катюха.

— На лифте нельзя! Ты что, на лифте! Застрянет в лифте, и что? А — то! — выкатив глаза, затряс щеками Валерик.

— А реанимировать кто будет? Ясно, что не я. И, главное — когда? — продолжала вредничать Катюха.

— Катечка, — запел мягкий Ромчик, оглаживая серые бока агрегата, — ну ты посмотри, какой он красивый! Какой функциональный! Это же не просто ксерокс, это же почти типография! Не гони нас, Катечка! — и рухнул на одно колено.

— Да, кстати, Катюх, я тут позырил на последнюю конфигурацию, ну ту, что ты для бухгалтерии наваяла, — это вступил Валера. — Слушай, круто! Очень круто! Я бы так не догадался, а ты… Ты — молоток, Катюх, ты гений!

Если бы у приблудного дубликатора был хвост, он бы им завилял.

Катя вдруг весело хлопнула ладошкой по подлокотнику, встала и произнесла бодро:

— Ну что же, вы меня убедили, поэтому я пойду прямо сейчас, а вы трое, — и она кивнула в сторону молчащего дубликатора, — оставайтесь, не буду мешать.

Ноги Катины быстро шагали по скрипучему подмороженному тротуару, подернутому кое-где сухой корочкой льда, а сама Катя боялась. Шла и боялась.

Она шла на прием к следователю, что тут страшного? Но тихая паника вместе с холодным воздухом заползала в рукава дубленки, и Катю начал бить озноб. «Сейчас начну клацать зубами и не смогу говорить, — мрачно думала Катя. — Психопатка. Возьми себя в руки, наконец!»

Но указания мозга психикой не принимались. Катя здорово трусила.

В последнее время она вообще сделалась какая-то неадекватно неуверенная, отчего бы? Ну да, синдром. Астено-невротический или депрессивно-маниакальный, на выбор.

Говорят, что есть женщины, которые и на развод, и на замужество смотрят очень непринужденно. Вышла замуж, развелась, снова вышла, поссорилась с мужем, помирилась с бывшим, развелась, но вышла не за бывшего, а за кого-то еще, а с бывшим дружит и новому кому-то предписывает дружить, и все это непринужденно, жизнеутверждающе и резво и, что главное, без потерь.

То есть вообще никаких душевных или нервных, или прочих невещественных потерь. И слово «травма» к ним не применимо.

Катя считала, что это все литература или бравада — если по жизни.

Каждая переболевает по-своему, каждая страдает, кто вслух, кто очень громко, при каждой возможности и на каждом перекрестке, кто в душе и только там.

Вот Катя, к примеру. Казалось бы, радуйся, вырвалась, а она тяжко предательство переживает, и еще унижение, и еще стыдно перед соседями, родственниками и прочими людьми, хоть ничего постыдного лично она не совершала. Дурочка.

И все это скверно отражается на любом общении, даже в троллейбусе, не то что на работе. Не то что в милиции. Надо лечиться.

«Ты же нормальная, трезвая, почти циничная, что же ты так удивилась? Неужели ты и вправду надеялась, что муж тебе защита и опора и тот, кто пожалеет и поймет? А теперь она, видите ли, осталась без защиты. А была защита? Была иллюзия, забудь. И учись жить».

Она научится. И пошли они все на фиг.

Вот эта улица, вот этот дом. Вот этот подъезд. Внутри ничего неожиданного, все, как в сериалах: дежурный в окошке, стол у противоположной стены, рядом два стула, четыре щербатые ступеньки наверх, коридор. Нужная дверь найдена.

Вдох, выдох, постучали, услышали, вошли, вот и умница.

За столом никого, а возле стеллажа у стены перебирала какие-то папки сухощавая особа без следов косметики на лице. Но ее гардеробчик Кате понравился — серый свитер, синие джинсы и черные ботинки на ребристой подошве. На голове универсальное каре.

Темненькая Катя заправляет волосы за уши, а блекло-русая сотрудница УВД затянула свои лохматой резинкой, но в остальном… «Наш любимый усредненный вариант», — удовлетворенно заключила про себя Катя.

— Добрый день, — по-офисному красиво поздоровалась она. — Я бы хотела поговорить со следователем Путято, не знаю имени и отчества, извините. Я звонила и договаривалась.

— С кем вы договаривались? — неприветливо осведомилась особа и так же неприветливо осмотрела Катю с головы до ног. — Вы же со мной говорили. Решили, что с секретаршей? У нас их нет. Проходите, садитесь, — и она направилась к столу, коротко махнув рукой, указывая место, а сама устроилась напротив, не забыв при этом включить настольную лампу, чем вызвала у Кати ответную неприязнь.

— Что вы хотите мне сообщить, госпожа Позднякова? — взглянув в лежащий перед ней Катин пропуск, почти без интонации задала вопрос милицейская дама.

— Простите… А как мне к вам обращаться? — прокашлявшись спросила ее Катя.

— Можете обращаться ко мне по имени и отчеству, Марианна Вадимовна.

Надо же, Марианна она!

— Марианна Вадимовна, я знаю, вы ведете дело об… убийстве в детском доме… Слышала, что версия у вас есть и подозреваемый.

Путято кашлянула, попередвигала на столе какие-то папки, снова уставилась на Катю. Катя примолкла.

— Да, я вас слушаю, продолжайте, продолжайте, — после паузы так же неприязненно и бесцветно проронила Путято.

— Я не буду сейчас разубеждать вас в том, что подозреваемый Коростылев Гена не мог этого сделать…

— Да уж, пожалуйста, не надо, — перебила ее мадам следователь. Или мадемуазель?

— Да, да, конечно, я о другом… Понимаете, Марианна Вадимовна, тут выяснилось, что преступник мог быть и с улицы, не обязательно из интерната, — и Катя заторопилась, стараясь сказать как можно больше, пока ее не попрут. — Видите ли, если предположить, что преступник все-таки пришел снаружи, то возникает вопрос — как? И вы знаете, была такая возможность, я вам сейчас постараюсь быстро объяснить, чтобы вас не задерживать, я ведь понимаю…

— Вы меня не задерживаете, — опять перебила ее Путято. — Время есть, продолжайте.

И Катя продолжила, стараясь донести самое главное — Гена не виноват, давайте поищем еще, ну хотя бы попытаемся!

Скупо пересказав подробности их с Викой демарша, она добавила:

— Но это не все. Вчера вечером мне дети позвонили, звонила Виктория Медведева, Геннадий рядом стоял. И сообщили интересную подробность. Среди малышей — у них спальни на третьем этаже, вы в курсе — так вот, среди маленьких муссируется слух, что ночью, видимо именно той ночью, по коридору расхаживал посторонний, который был похож на Деда Мороза.

Милицейская дама вскинула на Катю глаза, желая определить, что это — издевка, шизофрения или, так сказать, аллегория. Потом с глубоким вздохом произнесла:

— Хорошо, я выясню у администрации интерната, не был ли приглашен кто-нибудь из фирмы по проведению праздников. У вас все?

Катя молчала, не понимая, что еще можно сказать этому невозмутимому роботу, не к месту вспомнила про электрошокер, отмахнулась мысленно, потом быстро заговорила:

— Марианна Вадимовна, я вас очень, я вас убедительно прошу, это не Гена.

Путято усмехнулась:

— Голову даете? Или руку? Или только зуб?

Катя молчала.

Тут затренькал ее мобильник, и она, наплевав на все китайские церемонии и на желание подлизаться, угодить, не напортить, нажала клавишу приема и поднесла трубку к уху. Послушав минуту возбужденное Викино пищание, сказала ей: «Подожди, Викусь, минуточку». А потом — милицейской даме:

— Дети папку нашли. Ту самую, которая пропала из приемной. Красная дерматиновая папка с документами, подготовленными для спонсоров, ее всю субботу искали и не могли найти, но зато нашли сейчас. За пожарным щитом на лестничной клетке третьего этажа.

Утро среды началось обычно, и день не предвещал никаких неожиданностей, и это само по себе было прекрасно.

Около одиннадцати по местному телефону позвонила Светлана Николаевна и пригласила к ним в патентный отдел на торжественное чаепитие по поводу дня рождения Пузика, ее кота. Чаепитие назначалось на обеденный перерыв, значит, кот Пузик будет чествоваться обстоятельно и с помпой.

Катя с удовольствием согласилась. Мысль о предстоящем мероприятии отвлекла ее от грустного созерцания нарушенной гармонии внутреннего пространства: серая молчаливая громадина дубликатора, счастливое Валерино приобретение, торчала, кое-как впихнутая между стеллажами прямо у входа, мешая движению и раздражая своей неуместностью.

Агрегат уже лишился кожуха, который аккуратно был задвинут за шкаф с инструментами, а дальше этого дело реанимации пока не шло.