Ты проснешься - Марина Зосимкина

Борис Сергеевич, такой сильный и великодушный, проговорил, растянув губы в доброй улыбке:

— О чем плачет милое дитя? Кто обидел такую славную девочку?

Славная девочка вознамерилась ответить что-то вроде: «Да отвали ты… старик Козлодоев» и отвернуться, но опомнилась, быстро оценив китайскую «швейцарию» у него на запястье, енотовый воротник молодежной куртки и подозрительно золотистую оправу модненьких очков.

Тогда она улыбнулась слабой беззащитной улыбкой и проговорила тихим и грустным голосом с легкой хрипотцой:

— Спасибо за участие. Видимо, вы очень добрый молодой человек. Но вы вряд ли сможете мне в чем-то помочь.

— Знакомься, Катерина, это Валечка. Девочка пока поживет у нас, ты не возражаешь, надеюсь.

Катя стояла и оторопело молчала.

— У Валечки проблемы с родителями, вернее, с отчимом, и жить ей пока негде.

И муж начал помогать странной девице снять пальто, а шарф он с нее уже снял и повесил на крючок поверх Катиной куртки.

— Я не поняла, она что, жить с нами будет? — наконец очухалась Катя.

— Ну да, поживет немножко. А потом мы что-нибудь придумаем. Да и сейчас нам на всех места хватит, правда, Мышонок? — это он уже к Валечке обратился и ободряюще улыбнулся ей, глядя поверх чучела жены.

Катя с испугом поняла, что еще немножко и эта девка вселится, а ее, Катю, отправят жить в кладовку, и ринулась головой в скандал.

Скандалить она не любила, потому что не умела. Дожила аж до тридцати двух, а грубых технологий наездов, вопросов с подковыркой, искусства преувеличения с извращением так и не освоила.

Папа — главный инженер и мама-педиатр не научили, когда маленькая была, а во взрослом виде наука сия не приживалась. Катя старалась, Катя пробовала, но получалось всегда неубедительно и слабо.

Но тут она рассвирепела. Молча сорвала с вешалки чужое пальто, клетчатый шарф, засаленный на сгибах, и ткнула этим тюком в девицу.

Девица рефлекторно подачу приняла, но и только. Не смутилась и не испугалась, посмотрела с усмешечкой на Борика.

А Борик глядел на Катю и улыбался с холодным превосходством. Он сказал:

— Ты разочаровываешь меня, Катерина. Ты ведешь себя, как скандальная торгашка с оптовки. Я не говорю уже о том, что само по себе некрасиво выгнать ребенка на улицу, в то время как ему больше некуда пойти.

И повел бровью, и посмотрел покровительственно на Валечку, и приобнял ее за тощее плечо. И собрался препроводить ее дальше, в глубь квартиры, Катиной квартиры!

— Ребенок?! — заорала Катя. — Да этому ребенку столько же, сколько мне!

От лихой обиды Катя так осмелела, что дернула девкину сумку, расстегнула, перевернула и потрясла над полом.

На линолеум вывалилась обычная женская требуха и паспорт, который Катерина быстро и цепко схватила, открыла. Ткнула Борику в очки доказательство правоты, действительно, давно не ребенок.

Четыре руки дернулись выхватить, но Катя на адреналине отпрыгнула в глубь квартиры и оттуда ликующе прокричала:

— О! Да тут и прописочка есть. Сейчас мы по базочке-то и проверим, так ли все безнадежно, как девушке показалось. Не горюйте, девушка, возможно, все не так трагично, возможно, что с жилплощадью у вас проблемки нет, а вы просто запамятовали по-девичьи.

Девушка Валя метнулась вырвать документ, а Катя его и не держала, потому что адрес и так запомнила.

Пальцы быстро и уверенно застучали по клавиатуре, нужная база — крякнутая, естественно, — открылась, нужная информация нашлась, и Катя ее не утаила.

— Девушка, я же говорила, что все будет хорошо. Кстати, Борик, обрати внимание, у твоей дамы однушка, в которой больше никто не прописан, фирштейн?

Борик, до этого пристально следивший за всеми Катиными операциями из-за ее плеча и тоже прочитавший на мониторе про квартирку бедного ребенка, внимательно посмотрел на подкидыша, задрав вопросительно брови.

Подкидыш взволнованно и торопливо заговорил:

— Боря, я не обманываю, я в этой квартире с мамой живу… Жила. Пока она этого борова в дом не привела. А он такой злой, противный, выгнал, говорит, жру много, а он не обязан…

— А что же маменька? Не заступилась за кровиночку? — усмехнулась Катя, которой полегчало.

Напрасно.

Потому что ее мужу было безразлично наличие или отсутствие квартиры, или отчима, или маменьки. Видимо, дело все-таки было не в чужих мексиканских страстях.

Сильна девка.

— Ты остаешься здесь, — твердо проговорил Борик.

— Вы выметаетесь оба, — не менее твердо проговорила Катерина.

— Надо же. Несходство характеров, — прервала неловкую паузу Светлана Николаевна. — Вы на нас не обижайтесь за расспросы, Катенька. Если не хотите рассказывать, то и не надо. Только врать-то зачем? Мы и так поймем, что не желаете делиться. А несходство характеров, это, извините, смешно. Смешно и глупо.

Н-да, оскорбилась, надо же…

Валерия хмыкнула:

— Это у нас юмор такой аристократический, да, Катерина? Чтобы отстали и не лезли, правильно?

Зато Киреева, как ни странно, не обиделась и даже засмеялась одобрительно, хотя глаза были холодные:

— Молодец, Катюх, никого это на самом деле не касается. Но мой совет: никогда не отказывайтесь отвечать. Наоборот, рассказывайте подробно о том, как застали подлеца с парочкой студенток, или, что пьянствовал и пропивал ваше нижнее белье, или приревновал к пенсионеру и подбил вам глаз, ну и так далее. Главное, побольше деталей, чтобы никто и не усомнился даже.

— Так же, как вы? — ехидно вопросила Бурова.

На что Надежда Михайловна гордо ответила:

— Я никогда не вру!

И опять расхохоталась.

— Какая же тетка хорошая. Отличная тетка, — думала о ней Катя, возвращаясь в свою берлогу. — И объяснять ей ничего не надо, все она прекрасно понимает. Жаль только, что и не любит никого. Хотя кто сейчас кого любит?..

И посмотрев на часы, Катя решила, что уже можно звонить Викусе.

С рюкзачком через плечо и большим полиэтиленовым пакетом в правой руке, который был набит под завязку провизией «неотложная скорая помощь», то есть батоном хлеба, двумя пачками пельменей — одной их не накормишь, кетчупом и мороженым «48 копеек», три брикета, Катя вошла в подъезд и остановилась у почтовых ящиков.

Проверить? Не проверять? Проверить.

Обнаружилось несколько листовочек про остекление и пиццу, а также газета «Центр плюс», а открыток никаких не было. Это внушало надежды на то, что…

Ну как на что?.. На то, например, что некто, нацелившийся вредить Катерине, передумал. Или забыл про нее. Или нашлись у него другие более важные дела, чем мотать нервы и пугать ни в чем не повинную одинокую, — нет, независимую! — молодую женщину, которой даже и посоветоваться не с кем.

Подъездная дверь хлопнула, сзади раздался топот ног, короткие смешки и шумное дыхание от быстрой ходьбы. Катя оглянулась, посторонилась, чтобы не сбили ненароком, и усмехнулась, потому что это ввалились Вика и Гена, ее дорогие сегодняшние гости.

Загалдели, здороваясь, Гена выхватил у Кати увесистый продуктовый пакет, Вика тут же сунула в него нос и убедилась, что мороженое есть, Катя вызвала лифт, Вика отпустила пакет и теперь висела на Кате. Катя невпопад спросила про уроки, физиономии покислели, Катя раскаялась.

«Интересно, я недавно сделалась занудой или была такой всегда, но не замечала?» Хотела исправить бестактность, но тут они доехали, и парочка, оттеснив хозяйку, рванула мимо ванны на кухню и уже вовсю хозяйничала возле плиты.

В основном хозяйничала Викуся, поскольку строптивый норов Катиной кухонной техники знала лучше, чем Генка. Ворча: «Когда, наконец, в этом доме появится нормальная плита», дернула красный рычажок на газовой трубе, выбила искру их пьезозажигалки и долго ждала, когда же появится пламя. Пламя пыхнуло, Вика взвизгнула, шмякнула на конфорку кастрюльку с водой, вскрыла пельмени, встала над кастрюлькой, уперевшись руками в тощие бока. Процесс пошел.

Потом Гена очень мужским движением выставил посередке стола бутылку «Пепси», и Катя решила не напоминать, что руки перед едой мыть все же надо.

Викуся быстренько достала тарелки, набросала на них горячих пельмешков тремя равными кучками, уселась, и гости принялись споро их убирать, особенно не пережевывая.

Катя сидела, недоуменно наблюдая процесс поедания. Она заподозрила неладное, и подозрения подтвердились.

— Сбежали? — поинтересовалась она как можно более спокойно и иронично. На самом деле она испугалась, ведь следствие же идет, убийца не найден, а эти сбегать удумали.

— Катерина Евгеньевна, мы же сейчас уже назад, нас не хватятся, сто пудов, — промычал Генка, запивая пельмени «Колой».

— А почему вас, собственно, не отпустили? Двоек нахватали? Или почему?

Вика вздохнула, а потом вдохновенно зачастила: