Знают истину танки ! - Александр Солженицын

И против ворот, против вахты - большая баррикада.

И тоже стоят постовые с пиками: двое мужчин, одна женщина.

А за зоной

пехотные окопные ячейки. В них сидят-мерзнут хмурые пулеметные расчеты, смотрят

на лагерь.

ШТОРКА. ОБЫЧНЫЙ ЭКРАН.

На двери приколота бумажка:

ШТАБ ОБОРОНЫ

Перед дверью прохаживается с пикой молоденький зэк-часовой.

За этой дверью - по вазону с широкой агавой мы узнаем бывший кабинет оперуполномоченного. За письменным столом

сидит полковник Евдокимов в военном кителе с невоенными пуговицами.

Гай уронил черную стриженую голову на поперечный стол и как будто спит.

Сложив руки, сидит Магомет, спокойный, как гора.

В разных позах еще в комнате - Климов, Богдан, Барнягин, Галактион Адрианович и пожилой нормировщик. Все - без номеров. В углу стоит худощавый Антонас и очень строго смотрит.

Говорит Евдокимов:

- Я не знаю - какие могут быть претензии к штабу? Мы в осаде восемь дней. Никакой свалки вокруг продуктов, никаких злоупотреблений на кухне. Имеем месячный запас. Караульная служба - безупречна. Полный порядок!

КОСЫМ РЫВКОМ

переносимся к Барнягину:

- На хрена нам ваш порядок? При МВД тоже в лагере был порядок! Он на шее у нас - порядок! Нам не порядок, а свобода нужна!

- Но откуда нам достать свободу, майор Барнягин? Может быть, в первую ночь мы еще могли разбежаться. Никто, однако, этого не предлагал. А сейчас - момент упущен, перестреляют.

Климов, рядом с Барнягиным:

- Для свободы нам нужно оружие! - а мы его не ищем.

Евдокимов. Рассудительно-снисходителен:

- Слушайте, друзья, ну нельзя же планировать операции, находясь на уровне грудных детей. Значит, с ножами и пиками идти добывать пулеметы? - уложим половину личного состава. А что делать потом с оружием? Захватить рудники? Что это нам даст? Идти с боями на Караганду? Утопия.

Пожилой нормировщик, рыхлый, растерянный:

- Товарищи! Товарищи! Да где вы читали, где вы видели, чтобы лагерные восстания удавались? Это же не бывает!

Он мучается, ломает пальцы. Галактион Адрианович, двинув бровями, говорит ему по соседству:

- А где вы вообще видели восстания? Они только начинаются.

Евдокимов:

- Никаких активных и позитивных действий мы предпринять не способны. И недаром каждый день от нас уходит по несколько дезертиров. Эт-то показательно.

Богдан кричит:

- Так шо нам - за бабьи сиськи трематься?.. Нас тут як тараканов передушат! Треба яку-сь-то иньшу справу!..

Климов зло:

- Значит, "не надо было браться за оружие"?!

Евдокимов (твердо и на этот раз быстро):

- За ножи? - да, не надо было! Прежде, чем все это начинать, головой надо было думать, м-мыслители!..

Магомет поднимает руку, удерживая Климова от ответа:

- Хорошо, полковник. Но уже после ножей вы взялись руководить. Значит, вы видели выход. Какой?

Евдокимов всех обвел глазами. Чуть подумал. Не потому, что не знает. Усиленно сдерживаясь:

- Давайте рассуждать трезво, товарищи. Победить - мы вообще не можем. Никто из вас не возьмется даже назвать, как это мы могли бы "победить".

Нормировщик, очень волнуясь:

- Но нам три дня подряд предлагали выйти на работу - и надо было не отказываться!

Антонас из угла (он все так же не садится):

- А расстрелянных - в землю? А номера - опять на лоб?

Евдокимов:

- Не надо нам гадать. Никаких фантазий нам не надо. Рассуждайте логически. Мы можем только с м я г ч и т ь п о р а ж е н и е. И эту грозную передышку в несколько дней - меня оч-чень беспокоит их молчание - надо использовать действительно не для того, чтобы за сиськи трематься, как я тебе, Богдан, и говорил! - а для п е р ег о в о р о в! Чтобы наименее болезненно вернуться в рамки... мирной жизни.

Косой рывок.

Барнягин:

- То есть... просить гражданина начальника... разрешить нам вернуться на каторгу?.. Так??

За его спиной раскрывается дверь. Часовой:

- Товарищ полковник! Дежурный по дозорам - Мантров. Срочное сообщение!

Голос Евдокимова:

- Пусть зайдет.

Часовой выскакивает, впускает Мантрова и Федотова. Они перепоясаны, подтянуты, Мантров - с номерами, Федотов - без. У Мантрова его постоянное рассчитанное спокойствие, говорит как об обычном:

- Со станции слышен сильный рев моторов. Это - не автомашины. Или трактора, или...

оборачивается на Володю. Тот взволнован, решителен, переклонен вперед:

- ...танки! Я различил стволы и башни. По шуму - танков с десяток.

Гай резко поднял голову, лежавшую лбом на столе. Послушал Володю. Обвел присутствующих. Встал. Богатырь. Ястребиный профиль. В тишине - тихо:

- Это не бульдозеры, ясно... Полковник, вы не правы: начинали не мы. Начинал тот, кто сдавал нас в плен, а выжившим навьючивал немыслимые сроки. Начинали те, кто нашил на нас номера и запер бараки. Те начинали, кто...

разгорячается

...оплел нас стукачами, бил палками и бросал в ледяные карцеры. Никогда с сорок первого года - да со дня рождения самого - не было у нас никакого выбора! И сейчас его нет: надо готовить бутылки горючие! И щели копать! И будем с танками драться!!

Он - пойдет на танки! Это видно. Музыка!

И Федотов пойдет!

А Мантров (с ним в кадре)...?

ЗАТЕМНЕНИЕ. ШИРОКИЙ ЭКРАН.

Ночное небо светлее ночной земли, и рядом с баррикадой видны два черных силуэта - сторожевой дозор. Ветерок чуть треплет спущенные уши их шапок.

А дальше, за проломом - разбросанные огоньки поселка. Оттуда, издали, иногда прожектор быстро прошарит по земле, ослепит и погаснет.

Мы успели разглядеть, что здесь - Федотов и Мантров.

Они долго молчат. Вздох:

- Да, Володька... Думали университет вместе кончать, а кончим вместе - жизнь... Вот попали в заваруху...

Молчат.

- Здорово все-таки Гай сказал. Никогда, у нас не было выбора, Витька. Не выбирали мы, где родиться. А родясь - не могли не думать. А за то нас схватили - и опять-таки не могли мы не бороться. И за это теперь умрем...

Пауза.

...Утешимся только тем, что сколько мир стоит, лучшие никогда не выживают, они всегда умирают раньше. Во всей истории так. И на войне так. И в лагере.

- Ну, не согласен. Выживают всегда - умные.

- Так, может быть, умные - не лучшие?..

Молчат.

- А вообрази, если б тебя сейчас выпустили и Ауру тоже,- ведь ты б на ней не женился.

- Почему ты думаешь?

- Вас просто телячий восторг соединил. А ведь она - чужой человек: католичка, литовка.

- А та, которая нас всех сюда заложила, была комсомолка и русская.

Молчат.

- Слушай, Вовка. Последняя, может быть, ночь. Пойди уж к ней.

- Как же ты останешься один?

- Ну, на часок.

- Н-н-нет...

- Если я тебя отпускаю?

- Не соблазняй.

Пауза.

- Ну, тогда иначе. Пойди разбуди Генку, мы постоим с ним. А потом приходи с Аурой вместе - и вы постоите.

- Так - давай!

- Вали!

И Володя уходит в нашу сторону.

стихают его шаги.

Мантров некоторое время неподвижен. Ждет. И вдруг...

настороженная музыка. Что случилось??

быстро идет

в пролом!

И мы за ним!

Мы плохо видим его в темноте, у земли. Он крадется, он бежит! Легкий топот его и срывчивое дыхание. Пугающе-громко из темноты взвод затвора и:

- Стой! Кто идет?!

Мантров задыхается:

- Не стреляйте! Я к вам! Не стреляйте!

Луч фонарика оттуда ему в лицо. И теперь видим, как он поднял руки:

- Не стреляйте! Я - добровольно!

Группа военных в полушубках. Один выступил, слегка обыскал Мантрова при боковом свете фонарика.

- Взять руки назад! Марш!

Увели вглубь, сквозь них. Фонарик, перед тем как погаснуть, косо скользнул по плакату:

КТО НЕ С БАНДИТАМИ...

Темно.

Вдруг - яркий свет. Просторная комната. Портреты Ленина и Сталина. Десятка полтора офицеров - за длинным столом и кто где попало. Золотые и серебряные погоны. Широкие. И узкие судейские. Подполковники, полковники. Военного вида и чиновного.

Начальство лагеря - Чередниченко, Бекеч, оперативники - сбились в сторону, они тут ничтожны.

Яснолицый высоколобый подполковник с тремя орденами стоит посреди комнаты прочно, властно (портрет беспощадного Сталина пришелся сзади него) и как бы рубит указательным пальцем:

- Так. Обстановка в лагере, настроение, планы, организационная структура,- это все ясно. Благоразумие Евдокимова - учтем по вашему свидетельству. Непримиримость других членов штаба - тоже. Но это не все!

БЫСТРЫЙ ОБОРОТ ОБЪЕКТИВА ВКРУГ КОМНАТЫ, И ОН ПОКАЧНУЛСЯ

ПРИ ЭТОМ.

Мантров - бледный, у стены. Рядом стул, но он не сидит. Языком пробивает сухие губы. Близ него на стене - военная таблица со штыковыми приемами.

Тот же голос:

...Ведь вы были уважаемым бригадиром! Вы жили в самой этой каше и не могли не знать: кто резал людей? Кто посылал резать? Кто писал листовки? Кто руководил штурмом лагерной тюрьмы? Кто им выдал инструмент с хоздвора?

Обезумело смотрит Мантров. Таких несколько минут на жизнь, и можно потерять разум.