Расколотые небеса - Андрей Ерпылев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Уснул что ли?
— Да нет, слышу… — находившийся еще в плену эйфории Николай не удержался от шутки: — Бесы, наверное, утащили твоего Воинова.
— Ты так не шути, — строго заметил Решетов, человек очень набожный и суесловия, особенно на такие вот скользкие темы, не терпевший. — Мы, можно сказать, на том свете очутились, а ты про бесов… Прости Господи мою душу грешную!
— Так, может, тут уже не наш Бог, а какой-то другой всем заправляет, — продолжал зубоскалить вахмистр, благополучно возвратившийся в привычное состояние духа: на миру — не в одиночку, и смерть красна! А уж чего-чего, а смерти бравый служака не боялся — он и счет потерял, сколько раз под ней ходил. — Магомет, например. Или я, вот, слыхал, Будда такой есть…
— Балаболка… — буркнул унтер-офицер. — Как есть — балаболка… Смотри, налижешься в аду раскаленных сковородок за свою болтливость.
— А ты зато непременно в рай попадешь! — никак не мог успокоиться, несмотря на жуть, царящую вокруг, Лежнев. — Потому как…
Но развить свою мысль он не успел, потому что из парного облака вдруг вывалился человек в таком же, как и у него «скафандре», поводя во все стороны стволом автомата.
Один, не двое.
— Э-э, Егор, — начал было солдат, но «выходец с того света» вдруг плюхнулся наземь, перекатился в сторону, укрывшись за факелом пара, и снег возле головы Лежнева брызнул черными колючими фонтанчиками.
— Атас! — успел крикнуть он, но что-то с таким грохотом, что заложило уши, ударило в шлем, солдата плашмя крутануло на скользком, будто мыло «асфальте», и его сознание померкло…
6
— Опять — двадцать пять…
Несомненно, уже можно было утверждать, что пилоты Гжарбиньского достигли поистине ювелирного мастерства: теперь они сбивали «потусторонних посланцев» исключительно при помощи пушек, поэтому бренные останки зондов не приходилось собирать по степи. Сбитые «Сулицы» падали аккуратными «тушками», практически не поврежденными в воздухе. В воздухе…
Увы, даже цельнометаллическая болванка при падении с одиннадцатикилометровой высоты, да столкнувшись с твердым препятствием… Что же говорить о довольно тонком устройстве? К тому же — с баком, заполненным «под завязку» топливом, в ряде случаев превращающимся в мощную взрывчатку.
Одним словом, на складе научно-исследовательского отдела хранилось уже целых шесть ракет в разной степени разрушения. Но сегодняшний случай был особенным…
— А если бы в доме кто-то жил?
На этот раз в роли нашкодивших дошколят выступали уже ученые, а распекал все их «научное сообщество» во главе с генералом Бежецким торжествующий Ляхов-Приморский. И экзекуция происходила на глазах высоких чинов, будто назло прибывших из Санкт-Петербурга, как никогда вовремя, да еще на пепелище одного из домов многострадального Чудымушкино, разрушенного до основания рухнувшим с небес «подарком».
Последний пассаж, естественно, адресовался столичным «гостям», поскольку сам генерал от авиации, конечно же, был в курсе, с какой тщательностью и предупредительностью убирались от греха из «зоны» аборигены, счастливо избежавшие приземления невезучего «Святогора» на их мирные крыши. Знал, но отказать себе в удовольствии «прищучить» «этого выскочку» не мог. И оправдываться сейчас значило еще больше «потерять лицо».
Но расчеты старого вояки не оправдались.
— Позвольте, — внезапно пришел на выручку «виноватому» один из приезжих — невысокий мужчина лет пятидесяти в неброском на первый взгляд гражданском костюме, к сожалению, лично Александру не известный, но почему-то очень-очень знакомый внешне. Или похожий на кого-то очень-очень знакомого. — А разве все мирное население не было заблаговременно удалено из района падения «Святогора»? Я слышал, что эта местность вроде бы объявлена районом специальной войсковой операции на неопределенный срок. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
И видимо, был он настолько облечен властью, что грозный триумфатор смешался, забубнил под нос что-то невразумительное, а потом и вовсе замолк.
— Вот видите, — улыбнулся «гражданский», убедившись, что инцидент исчерпан, — каждый исполнил свой долг, никто не пострадал… Считаю, что казна от щедрой компенсации этому селянину не обеднеет… В добавление к уже выплаченным суммам. Ваши соколы, Василий Михайлович, — обратился он к Ляхову-Приморскому, — заслуживают всяческого поощрения. Я лично буду просить Николая Александровича о награждении и повышении в чинах особенно отличившихся.
«Блин! — мысленно хлопнул себя по лбу Бежецкий. — Да это же сам Георгий Петрович!..»
Дядю Государя, сводного брата его батюшки Александра Петровича, императорским указом возвращенного из почетной ссылки при российском посольстве в Нью-Йорке, действительно узнать было мудрено. Уж очень он не походил на виденные в свое время Александром портреты. Возможно, потому, что на них представал минимум на десять лет моложе. И эти десять лет, конечно же, не прошли даром…
Бежецкий припомнил бродящие по Санкт-Петербургу смутные слухи на тему, что «свято место — пусто не бывает» и стоило престолу избавиться от одного фаворита, как на смену ему появился новый. И уж этот-то начнет заворачивать гайки, благо всем памятен краткий период, когда они с братцем… И уж последнему-то он не верил вообще. Наоборот, из известных ему фактов следовало, что именно князь Харбинский не давал в свое время развернуться вовсю чрезмерно деятельной натуре покойного Александра IV, служил тем надежным тормозом, благодаря которому Империя не ринулась по кривой и ухабистой колее, ведущей в пропасть. А ведь тормоз, как ни крути, самая главная деталь любого движущегося агрегата. Хотя не все и не всегда это понимают в должной мере.
Жаль, что, когда пришло время, как и всегда в таких случаях, ему пришлось платить по чужим счетам и отвечать за чужие грехи…
Пока генерал предавался воспоминаниям, августейший инспектор уже успел окончательно очаровать и обезоружить всех без исключения.
— А-а-а! — изволил он заметить Бежецкого. — Если не ошибаюсь, Александр Павлович!
— Так точно, ваша светлость, — с достоинством склонил голову Александр, помня, что до «высочества» тот формально не дотягивает. Тем более до «императорского». К сожалению, конечно, поскольку этот титул подошел бы ему больше, чем большинству остальных.
— Вы не будете возражать, господин генерал, если, отпустив всех этих достойных людей, — он окинул собравшихся, бывших уже не непримиримыми врагами, а добрыми друзьями, своим фамильным «романовским» взглядом и обезоруживающе улыбнулся, — мы с вами немножко прогуляемся? Вы ничего не имеете против, Василий Михайлович?
— Никак нет! — браво, по-фельдфебельски, ответил генерал от авиации, разве что не прищелкнув каблуками.
Стоя плечом к плечу с Бежецким, Георгий Петрович подождал, пока все, включая его свиту и телохранителей, погрузятся в многочисленные автомобили и отбудут, а потом, не чинясь, протянул узкую, но крепкую и теплую ладонь:
— Будем знакомы, Александр Павлович. Много о вас наслышан.
— Я тоже, — осторожно пожал Бежецкий руку одного из ближайших родственников Его Величества.
— Да-а-а?… Надеюсь, не слишком много ужасного обо мне болтают? Курите, Александр Павлович, — щелкнул князь крышкой аккуратного, без излишеств, портсигара — очень похоже, что платинового.
— Охотно…
И двое мужчин медленно побрели по пробуждающейся степи, окутанные ароматным дымком…
* * *— Ну что же… — Георгий Петрович оторвался от чтения последней страницы, положил выкуренную на треть сигарету на край массивной пепельницы и следил, как медленно растет столбик пепла. — Я готов признать, что ваши объяснения меня полностью удовлетворили, — промолвил он, когда хрупкий стерженек обломился и бесшумно упал на дно, рассыпавшись в такую же тонкую пыль, что устилала его толстым слоем.
Александр, с замиранием сердца ожидавший вердикта, боялся пошевелиться. Отставки он, конечно, не боялся: давно прошли те времена, когда опальных вельмож и чиновный люд ссылали в разные медвежьи углы или поступали того круче… Просто кому хочется получить пощечину, пусть и виртуальную, слушать приглушенные шепотки за спиной, ловить украдкой бросаемые взгляды…
— Скажу больше, — продолжил посланник императора, не дождавшись ответной реплики. — Ни я, ни тем более Его Величество никогда не сомневались в вашей, генерал, преданности Престолу и Отечеству, готовности жизнь положить ради его процветания…
— Я… — открыл рот Бежецкий, но князь мягко его перебил:
— Позвольте, я закончу, Александр Павлович.
— Конечно…
— Вы знаете, наверное, что я, по счастью, избавлен от предрассудков, присущих высшему свету, — улыбнулся Георгий Петрович. — Нашему высшему свету. Преимущества детства, проведенного вдали от двора, сравнительно вольное воспитание… Я слушал лекции в Гейдельберге, посещал Сорбонну… Понимаю, что это не слишком патриотично, но некий студент Романофф был замечен и в Кембридже… Так вот, я отвлекся, — перебил он сам себя. — Не хочу прослыть болтуном, разносящим слухи, но господин Ляхов имеет довольно влиятельных союзников наверху. Да-да, на самом верху. И когда поднятый этой весьма влиятельной когортой шум достиг ушей Его Величества, он просто не мог не отреагировать.
