Край бокала - Кэтрин Гаскин

Вдруг на другом конце стола я увидела кошку, которая медленно приближалась к нам. Она показалась мне странной. Это была большая сиамская кошка со светящимися синими глазами. Она приветствовала Коннора тихим, жалобным мяуканьем и подождала, пока он протянул ей кусок сыра.

— Надеюсь, вы не против кошек? — спросил он.

— Не против. Это ваша кошка? — Хотя я уже знала ответ. Два этих создания слишком не подходили друг другу.

— Ее зовут Сапфир. Нет, она не моя. Я не увлекаюсь кошками.

— Но вы ее кормите.

— Мне ее просто жаль.

Я подумала, что леди Мод также, скорее всего, не хозяйка кошки. Старая леди не нуждалась в таком обществе. Кошки слишком независимы по своему нраву для этой самовластной натуры. Я молча смотрела, как Коннор кормил кошку. За этот вечер я увидела его по-новому. Нельзя сказать, чтобы между нами возникло дружелюбие, я почувствовала к этому человеку что-то похоже на доверие, хотя бы потому, что он не притворялся. Он отвечал на мои вопросы или не хотел отвечать, но не пытался лгать.

— А почему леди Мод не любит Отто Прегера? Кто он такой? — спросила я.

— Отто Прегер… — Коннор немного помолчал, раздумывая, стоит ли отвечать. — Но вы же, кажется, видели его? Это на него так похоже — встретить вас прежде, чем еще кто-то успел это сделать. Я-то за делами забыл о вашем приезде, но зато он с немецкой пунктуальностью известил не только леди Мод, но и меня, будучи не уверенным в ее реакции. Она ведь вполне могла вас не принять. Он обычно верно чувствует ситуацию. До войны он был хозяином компании «Оптика Прегеров». После войны… Словом, это один из тех людей, которые имели отношение к «немецкому экономическому чуду». После войны он построил целую империю легкой промышленности.

— А что он делал во время войны? Оптические прицелы и бинокли? — Мне было бы противно думать, что замок Тирелей был куплен благодаря подобным вещам. — Он что, был…

— Нацистом? Нет. Он терпеть не мог нацистов. Он был строптивым, и они отняли у него его бизнес. Одному из крупных промышленников Германии нельзя было публично не соглашаться с политикой Гитлера. Они отправили его в концлагерь, хотя он имел влиятельных друзей и его поддерживала церковь. Я сам видел лагерный номер на его руке.

— Но он выжил.

— Выжил и вернулся в Германию. От «Оптики Прегеров» почти ничего не оставалось — фабрики были разбомблены, людей не было. Но это очень энергичный и целеустремленный человек. Американцы хотели поскорее восстановить Германию как буфер против коммунизма. Он получил кредиты и сделал свое дело. Конечно, это финансовый гений. Одно дело — просто уметь выжить, другое — сделать выживание достойным.

— А леди Мод не любит этого человека потому, что он купил у нее замок Тирелей?

— Она бы невзлюбила каждого, кому вынуждена была его продать. Он-то дал очень хорошую цену за эти необитаемые развалины и пастбище. Но старая леди продолжает проклинать тех, кто сжег замок, и самого Прегера за то, что он заплатил-де слишком мало. Но, так или иначе, это случилось. Тирели всегда были немного не в себе, не она первая. Их обычные причуды — лошади, романы, азартная игра… Но когда ИРА[1] сожгла замок в смутное время, этот бедняга, отец леди Мод, лишился разума. Единственный брат Мод погиб во время пожара. Тогда-то она вышла замуж за Чарльза Шеридана, который готов был взять ее и содержать ее сумасшедшего отца. После этого она надеялась соединить земли Шериданов и Тирелей и вернуться назад.

— А зачем они сожгли замок?

— А зачем они вообще что-то сжигают? — Он пожал плечами. — Тирели были помещиками — этого уже достаточно. И Тирели были приспособленцами. Они поддерживали английскую королеву Елизавету. И за это получили землю и титул. А когда Кромвель разделался с ирландцами, Тирели завладели половиной графства. Почему, думаете, оно называется «графство Тирель»?

— Я об этом и не думала, — ответила я изумленно.

— Так подумайте, и не удивляйтесь, почему Тирелей здесь не жалуют до сих пор. Да, здешние жители убили брата Мод, может быть, намеренно. Но они предложат вам сосчитать, сколько крестьян погибло, после того, как Тирели согнали их с земли, а их дома разрушили. Спросите, что Тирели сделали для своих крестьян во время голода? Ничего! И не удивляйтесь, если немец Прегер здесь более популярен. Он построил фабрику по производству пластмассы в районе Вексфорда, и она многим дала работу. Но не забывайте и того, что Ирландия всегда была гостеприимна к врагам Англии.

Я искала иного мира, чем холодный лондонский мир Клода и ему подобных, и вот попала в этот котел страстей, ненависти и старых обид. Конечно, я не принадлежала ни к одному из этих миров. Сейчас Отто Бергер казался мне символом чего-то более надежного и устойчивого.

— А кто такая Лотти? — спросила я.

Коннор вздрогнул.

— А что вы знаете о Лотти? — резко спросил он. В его тоне мне послышались боль и раздражение.

— Ничего, кроме этого имени. Отто Прегер сначала назвал меня так.

— Когда это было?

— Сегодня днем. Я решила пообедать на траве у стены замка, но нечаянно заснула. Меня разбудил его оклик — он назвал меня Лотти.

Коннор долго не отвечал. Потом он с трудом поднялся и заговорил:

— Лотти… А, понимаю. У нее прическа была похожа на вашу. Только ваши волосы темнее. Она была нордическая блондинка.

— Ее нет в живых?

— Она погибла на мосту в ноябре прошлого года. Это дочь Прегера. — Он быстро допил свое вино. — И она была моей женой.

Я молча сидела и смотрела, как Коннор, тяжело ступая, вышел из комнаты. Через некоторое время я услышала, как хлопнула входная дверь; потом он сел в машину и уехал. Лучше бы, мне никогда не слышать о Лотти Прегер. Лучше бы мне не спрашивать его об этом! Тогда я не стала бы свидетельницей этого сдерживаемого, но вдруг прорвавшегося чувства горя.

Я задула свечи в канделябре. Кошка не сводила с меня глаз. Теперь было ясно, что это была кошка Лотти.

— Иди сюда, — позвала я почему-то шепотом.

Встав из-за стола, я почувствовала, как, спрыгнув со стола, она потерлась о мои ноги. Когда я вышла в коридор, она последовала за мной. Я поднялась наверх, в отведенную для меня комнату. Кто-то, очевидно Энни, постелил мне постель, положив в ноги грелку. Мою кровать освещала лампа, а комнату обогревал небольшой электрический камин (пожалуй, он был маловат для этого помещения). На столике, на серебряном подносе, стояли чашка с блюдцем и старый термос с горячим шоколадом.

На одном из трех письменных столов я нашла пачку фирменной бумаги со штампом «Мирмаунт, графство Тирель, Ирландия». То-то удивится Ллойд, когда получит от меня письмо, из которого узнает, что я отказываюсь от мечты о «калифорнийском рае». Пока я писала письмо, кошка начала осторожно лакать шоколад, который я для нее налила в блюдце. Я унаследовала страсти, силу и слабость, свойственные Тирелям и Шериданам, и теперь мне было ясно, что такая размеренная жизнь в Калифорнии не для меня. Разумеется, в письме я ничего подобного не писала. Просто в очень вежливых выражениях сообщала ему, что не смогу приехать.