Османская Турция. Быт, религия, культура - Рафаэла Льюис

Помимо алебардщиков гарема за безопасность дворца отвечали четыре отряда лучников, набиравшихся из янычар, блестящая личная гвардия султана, воины, служившие посыльными, охранниками и солдатами эскорта, а также гвардия знати.

Город за пределами дворца состоял из определенного числа кварталов – махалля, обычно окружавших мечеть, а также церковь или синагогу, – если эти кварталы были заселены преимущественно немусульманскими жителями. В каждом квартале имелись торговые лавки, баня и открытый рынок. Названия некоторых махалля отражали главную достопримечательность квартала. Так, название Кагитхане происходило от бумажной фабрики, бравшей из источника воду, которая прославилась способностью отмывать вещи без применения мыла. Купцы, привозившие по пыльным дорогам тюки дорогих шалей из Индии, погружали их в источник. Вода не только отлично очищала их от пыли, но и восстанавливала цвет. Название Тупхане происходило от мастерской по литью пушек. Одна из них выстрелом ежедневно оповещала о восходе и заходе солнца, о рождении ребенка у султана или о смерти казненного – важного государственного преступника, об отъезде султана из города или его возвращении, о начале и окончании Рамадана и других священных дней, о военных победах или прибытии в период войны ужасных грузов – отрезанных ушей и носов, которые складывали у ворот сераля. Другие кварталы носили названия, взятые от дня работы рынка на главной улице, например, Салипазари – рынок во вторник, или же от наименования анатолийских и балканских населенных пунктов, откуда родом были жители квартала, например, Йенимахалля, обитатели которого происходили из Йенишехира. Большинство махалля отличались вполне определенной репутацией. Например, грозные дубильщики Стамбула, которые принадлежали к одному из старейших и влиятельных цехов, поселились после завоевания Византии в Йеди-Кале, Семи башнях, и захватили там карантинный лагерь. Там путников, проходивших через районы эпидемий, изолировали на семь дней, прежде чем им разрешалось войти в Стамбул. Дубильщики превратили лагерь в ряды лавок, своих и мясников, – коллективное предприятие. Вскоре это место стало густонаселенным, неряшливым и шумным пригородом холостяков, потому что в нем из-за неприятного запаха не смели показываться сколько-нибудь респектабельные женщины. Стражники редко искали в этом квартале воров и убийц, скрывавшихся от закона, – сами дубильщики ловили преступников и заставляли их собирать собачьи экскременты – необходимый компонент технологии дубления. Поскольку всем дубильщикам в период обучения ремеслу приходилось этим заниматься, их затея, хотя и непривлекательная, не была лишена смысла: в ряде случаев преступники совершенствовались в ремесле и становились в этом жестоком, неуправляемом сообществе подлинными мастерами дубления. Во время войны дубильщики были обязаны поставлять 5 тысяч стойких воинов, а в мирное время сумели заслужить репутацию самых преданных султану людей, с которыми побаивались встречаться в бою даже янычары.

С другой стороны, богатый квартал Эюб, у вершины бухты Золотой Рог, славился своей красотой и спокойствием. Там находилась самая важная святыня мусульман в Европе – захоронение одного из сподвижников пророка Мухаммеда, Эюб аль-Ансари, павшего там в битве с неверными. Вокруг его гробницы с прекрасным куполом, объекта паломничества, вырос комплекс мечетей и медресе, бань и богаделен, караван-сараев и базаров. Все постройки выполнены в благородном и привлекательном стиле традиционной оттоманской архитектуры. Вокруг гнездились на куполах и свободно расхаживали аисты, а у подножия холмов, среди кипарисов, были гробницы тех, кто с приходом последнего часа выбрал место захоронения рядом с гробницей святого воина. В квартале Терсане (судоверфь) содержались султанские барки и их экипажи, а вокруг них располагалась стража: в Касимпаша размещались арсенал и тюрьмы – мрачное соседство для жителей района. В цыганском квартале Балатмахалля проживали потомки цыган, переселившихся из Балата, они по традиции занимались изготовлением плетеных корзин, предсказаниями судьбы и коневодством. В Кагитхане на лугах с сочной травой пасли султанских коней, а возле находившейся здесь знаменитой протоки жители города любили устраивать пикники. На азиатском берегу Босфора располагался Ускюдар, через который проходили все путники из Анатолии, Аравии, Персии и Индии, перед тем как перебраться на другой берег в центр города. Этот район славился одиннадцатью своими гостиницами. В одной из них, построенной Михримах, дочерью Сулеймана Великолепного, путник мог отдохнуть и обдумать свои дела. Во время трехдневного пребывания он получал свободные апартаменты, двухразовое питание, свечу на ночь, фураж для своей лошади или мула. В Ускюдаре же от других путников отделяли прокаженных и помещали в общий номер гостиницы за городом.

Узкие, немощеные переулки, взбегавшие вверх и сходившие вниз по склонам холмов, на которых стоял город, превращавшиеся в грязное месиво зимой и пыльные летом, с кучами мусора и лужами помоев, тянулись к основным мощеным улицам, содержавшимся городской службой в чистоте. Вдоль них располагались здания важных учреждений. Некоторые улицы не имели названий, но распознавались по каким-нибудь значительным объектам поблизости или по знаменательным событиям прошлого, хорошо известным всем, живущим в этом городе, а пришлому приходилось искать улицу, расспрашивая о ней местных жителей.

Наиболее заметной в каждом районе была мечеть с комплексом зданий, обычно выраставших вокруг нее. Их обеспечение, строительство и содержание финансировалось типично мусульманским способом, принятым во всем исламском мире. Поскольку пожертвование – одна из важнейших добродетелей мусульманина, все строительство, можно сказать, осуществлялось за счет доходов частных благотворительных фондов, называемых вакфами. Эти фонды пополнялись посредством прямого дарения людьми либо при жизни, либо после их смерти по завещанию земли, торговых заведений или другой недвижимости, приносившей постоянный доход. Деньги и драгоценности не принимались, поскольку считались несовместимыми с характерной особенностью вакфа как фонда наследования. Состоявшийся акт дарения считался окончательным, дальнейшая смена владельцев собственности не допускалась, хотя бывали случаи отступления от этого принципа, когда ремонт или реконструкция дарованного здания требовала больших средств. Тогда с разрешения кадия сдавались в постоянный наем вакуфные земли в обмен на обязательство арендатора платить авансом ренту. Если арендатор умирал, то при отсутствии наследников его имущество поступало в распоряжение вакфа.

Доходы фонда тратились на конкретные цели в соответствии с пожеланиями спонсоров. Купец, например, захотел построить в своем квартале фонтан с питьевой водой – тогда он завещал вакфу плодоносный виноградник, и с доходов от него строили фонтан, мраморную облицовку которого чистили, видимо, раз в год, а сам фонтан по необходимости ремонтировали. Спонсор имел право назначить опекуна – члена своей семьи или кого-либо еще, чтобы быть уверенным в использовании его дара согласно оговоренным условиям. Он мог поручить фонду назначить для этого своего администратора. Легко представить себе, что дар султана на строительство и содержание соборных мечетей требовал огромных средств фонда. Хуррам Султан – супруга Сулеймана Великолепного – выделила на создание общественной кухни озеро и все земли вокруг города Тиберия, включая заводи для рыбы и минеральные источники с целебными свойствами.

Денежными доходами вакфов заведовало специальное ведомство, независимое от султанского казначейства и возглавлявшееся главным евнухом. Ведомство назначало своего уполномоченного в каждый вакф – по желанию спонсора, члена его семьи, который нес ответственность за сбор доходов, а также смотрителя, обычно государственного чиновника или религиозного авторитетного человека, который следил за тем, чтобы соблюдались условия функционирования фонда. Например, в вакуфной больнице возникала необходимость в кадрах соответствующей квалификации – и ведомство назначало их в нужном количестве, от главного врача до уборщиков, последним приходилось не только убирать помещения, но и смывать со стен больницы озорные надписи. Ведомство устанавливало размер жалованья каждому сотруднику, вплоть до служащего, следившего за освещением, и уборщика туалетов. Порой, однако, назначение было просто синекурой, и, если пожертвование было щедрым, сами уполномоченные чрезвычайно обогащались.

Цели, на которые шли деньги вакфов, можно перечислять бесконечно. Ведь они требовались не только для содержания мечетей и медресе, библиотек и школ, бань и больниц, гостиниц, общественных столовых и прачечных, мостов и фонтанов. Кроме того, требовались средства на приданое для девушек-сирот, оплату долгов заключенных, захоронение покойников из бедных семей, приобретение одежды для стариков, риса для птиц, на весенний отдых детей, помощь солдатам и их семьям, сооружение и содержание крепостей и кораблей, защищавших владения ислама. Если объект, ради которого был образован вакф, прекращал свое существование из-за пожара, землетрясения, необходимости перестройки квартала или по любой другой обоснованной причине, ведомство использовало доходы упомянутого вакфа на другие благотворительные цели. Неверным также разрешалось основывать вакфы, если их деятельность не противоречила принципам ислама. Так, они имели право опекать сиротские учреждения, но не церкви. Хотя вакф должен был иметь объект благотворительности, его функции могли быть распространены на формирование семейного фонда, в котором оставались средства после всех трат на объект благотворительности, для нужд потомков спонсора. Фактически это служило средством уклонения от налогов как компенсация за пожертвование в интересах общества.