Полночные наслаждения - Элоиза Джеймс

Софи с удовольствием откинулась на спинку сиденья, обитого бархатом апельсинового цвета.

«Замечательно, что мы выезжаем на час раньше. Значит, будет время поболтать с Шарлоттой, а еще — чудесно побыть сейчас в одиночестве».

Ее мама всегда садилась в переднюю часть кареты. Софи видела ее прямую спину. Рука в изящной перчатке крепко сжимала ременную петлю, прикрепленную к стенке кареты. Натянута как струна, усмехнулась Софи и попыталась еще уютнее устроиться на своем месте.

Колеса кареты мерно постукивали по булыжной мостовой. «Что это такое со мной происходит? — думала Софи. — Почему мое сердце танцует при одной только мысли, что на званом ужине будет Патрик Фоукс? И приятно покалывает вот здесь. — Она попыталась определить, где у нее покалывает, но так и не смогла. — В любом случае я его увижу… а потом, после ужина, возможно, устроят танцы… Наверняка устроят, ведь Шарлотта любит танцевать. И кроме того, она так заинтересована, чтобы мы с Патриком… — Софи прикусила губу и выпрямилась. — Боже, что за глупые мысли! При чем тут Патрик Фоукс и что может быть у меня с ним общего?»

В этот момент карета слишком круто повернула. Софи успела ухватиться за ремень, но все равно ее бросило к стенке.

«Плохо быть маленькой. К тому же Андре такой лихач! Наверное, он считает себя не кучером, а курьером. И кнутом орудует так залихватски. Он у него закручивается в воздухе спиралью, я видела».

Лошади перешли на рысь, карета снова начала мерно покачиваться и поскрипывать. Софи вытянула ногу и принялась задумчиво осматривать туфлю. Платье у нее сегодня было золотисто-бронзового оттенка, довольно близкого к белому. Дело в том, что белое предпочитала мать, а Софи этот цвет избегала. К тому же в белом на балах были почти все лондонские девицы. Белое — это цвет невинности, цвет обручения. Софи раздраженно хмыкнула. «А вот золотистый цвет к невинности не имеет никакого отношения. — Она нахмурилась. — Как называлась пьеса, которую я смотрела на прошлой неделе? „Непритворный Эрос“? Вроде не так. „Поверженный Купидон“? Нет, там речь шла не о боге любви Купидоне, а именно об Эросе, боге вожделения. Впрочем, не важно». Софи улыбнулась.

Эрос в этой пьесе был небольшого росточка. В аккуратной бледно-золотистой тоге он семенил по сцене и стрелял позолоченными стрелами в героев трагедии. Да, это была трагедия. Ужасная до невозможности! Причем не в смысле трагичности происходящего, а в бездарности. Благочестивая девушка влюбляется в негодяя (козни Эроса!) со всеми вытекающими отсюда последствиями. В конце пьесы она бросается с моста в реку. По мнению Софи, в высшей степени неубедительная сцена.

«Вот бы мне сегодня на помощь этого маленького бога, — подумала она, — в тоге, цвет которой так подходит к цвету моего платья. Пусть он всадит в спину Патрика Фоукса стрелу, да потолще. Хотя если вспомнить, то в пьесе именно такую стрелу Эрос и пустил в негодяя, что не помешало тому в конце бросить героиню с маленьким ребенком. — Уголки губ Софи чуть приподнялись в слабой улыбке. — Чего это я забеспокоилась? В том, что Патрик меня желает, сомнений нет. По глазам видно. Так что не Эрос мне нужен, а как раз Купидон. Да-да, Купидон, одетый в белоснежную ночную рубашку. Это он должен пустить в Патрика одну волшебную стрелу. Потому что в жизни повесы редко когда влюбляются, особенно в собственных жен. А если такое и случается, то длится очень недолго».

Последняя мысль Софи успокоила. Она глубоко вздохнула. Нет, мечта о том, что Патрик Фоукс может в нее влюбиться, — это всего лишь мечта. И не больше. То, что ему от нее нужно, с браком никак не связано. Да, возможно, сегодня она его увидит. Ну и что? Этот ужин устраивается в честь ее помолвки совсем с другим человеком.

И все же… ее сердце танцевало. Даже распущенные по спине шелковистые волосы, эти воздушные локоны, разбросанные в живописном беспорядке, жаждали, чтобы к ним прикоснулись его пальцы.

Карету сильно встряхнуло. Это Андре так «изящно» остановился перед особняком Шеффилдов. Лошади поднялись на дыбы, причем все разом, а затем почти одновременно опустили копыта на землю. Сбруя отчаянно заскрипела.

— Энди, — крикнул лакей, сидящий с ним рядом на козлах, — мне бы хотелось, чтобы их светлость видели, какие трюки ты выделываешь с лошадьми.

Он легко спрыгнул на землю и, быстро обежав карету, открыл дверцу. Молодая леди никаких претензий по поводу резких маневров предъявлять не станет. Это ясно. А вот, прости Господи, маркиза, или какой еще у нее там титул, та, если ей взбредет в голову, может устроить редкостный нагоняй.

По правде говоря, Софи от такой резкой езды тоже была далеко не в восторге. Сначала она ударилась плечом об угол кареты, а затем при остановке ее резко бросило вперед, в результате чего она упала на колени между сиденьями.

— Филипп, — сказала Элоиза, опираясь на руку лакея, — передай Андре, что после такой езды я чувствую себя, как будто только что вылезла из маслобойки.

— Да, миледи, — проговорил Филипп, пряча улыбку (его голос приглушал высокий шейный платок), — я сообщу ему это.

Софи вслед за матерью легко взбежала по мраморным ступеням к парадному входу особняка Шеффилдов, где их встретил степенный дворецкий.

— Здравствуйте, Макдугал. — Она очаровательно улыбнулась.

— Добрый вечер, леди Софи. — Макдугал распахнул дверь, принимая у нее бархатную накидку. — Вы сегодня такая красивая!

Встретив ее вопросительный взгляд, Макдугал заговорщицки подмигнул:

— Графиню вы найдете в ее апартаментах.

Наблюдая за тем, как Софи исчезает за большой мраморной лестницей, которая вела в верхние покои особняка Шеффилдов, Макдугал улыбался. Леди Софи красавица. Маленькая и легкая, как эльф, а улыбка — такая улыбка, наверное, может согреть даже луну.

Увидев Софи, сидевшая за туалетным столиком Шарлотта быстро развернулась. Ее лицо просветлело.

— Софи! Ты пришла пораньше. Как замечательно!

— Не надо, не вставай, дорогая. — Софи наклонилась и чмокнула Шарлотту в щеку. — Я вижу, Мари сооружает на твоей голове что-то уж очень мудреное. — Горничная Шарлотты укладывала волосы госпожи в виде изящного птичьего гнезда, состоящего из переплетений косичек, атласных ленточек и цветов.

— Bonsoir[6], Мари.

— Mon dieu[7]! — воскликнула Мари. — Посмотрите на свое платье!

Софи послушно посмотрела. Да, перед слегка помялся. Мари метнулась к звонку и дернула за шнур.

— Леди Софи, пожалуйста, снимите платье. Сейчас им займутся. Вот, — Мари схватила пеньюар, — пока платье будут гладить, можете надеть это.

Софи покорно наклонила голову, позволяя горничной снять с нее платье.