Вечное - Николай Секерин

дошёл до деревни и принялся исследовать местность.

Это была жалкая деревушка домов на тридцать. Жили здесь в основном люди убогие, которые сами добывали себе пищу. Выращивали всякие плоды и разводили скот. Брать с них особо было нечего, разве что утолить голод.

Я невозмутимо приблизился к яблоневому дереву и мимоходом сорвал несколько яблок. Не сбавляя шага, я на ходу перекусил. Что ж, здесь можно подкрепиться, а потом выследить богатого путника, который будет проходить мимо и…

– Эй ты! – окликнули меня сзади. Последний раз таким тоном мне орал стражник, это настораживало.

– Эй, кому говорю! – сердито повторил голос.

Я обернулся.

Сзади меня стоял злобный старик с заступом в руке.

– Как ты смеешь воровать мои яблоки, пёс? – грозно спросил он.

– Ваши яблоки, господин? – я сделал испуганный вид.

– Да-да, – нетерпеливо подтвердил старик. – Мои яблоки, сучий сын, бродяга. Я работаю для своей семьи, а не для каких-то бродяг!

Он серьёзно меня разозлил. Первым порывом было подойти и свернуть ему шею, но меня останавливали зеваки, окружившие нас. Слишком много свидетелей, да и не справлюсь я со всеми. Подними я руку на старика, эти свиньи тут же нападут на меня всей своей паршивой стаей.

– Если позволите, господин, я отработаю, – сказал я и добавил. – Я не ел три дня и умираю с голода.

– С этого надо было начинать! А не воровать, скот ты этакий! Конечно, ты отработаешь, вот, – он швырнул мне под ноги заступ. – Давай сюда, мне нужно выкопать яму для компоста!

Я наклонился и взял в руки заступ. Что ж, так даже лучше. Я покорно поплёлся за стариком к его дому. Удостоверившись, что всё интересное позади, зеваки разбрелись.

Мы подошли к дому старика.

– Вот, – сказал он. – Мне нужна яма, копай. Выкопаешь, покормлю и позволю помыться в бане, а там посмотрим.

– Да, господин, – продолжил я играть свою роль. Удача сама шла ко мне в руки.

Я воткнул заступ в мягкую землю и начал копать, то и дело озираясь по сторонам.

Дом злобного старикана стоял практически на отшибе. Каким образом он увидел, как я срывал яблоки с его, как он сказал, дерева я так и не смог понять. Да и какого чёрта это дерево его? Хотя ладно, тут у них, пожалуй, свои правила.

– Как тебя зовут, оборванец? – услышал я голос старика.

– Михаэль, – ответил я.

– Понятно, Михаэль, и как же ты до такой жизни докатился? Воруешь, бродяжничаешь по чужим деревням. Где твой дом, где твоя родня?

Меня так и подмывало сломать ему шею его же заступом. Но я решил сдержаться до поры до времени. Я посмотрел ему в глаза и застенчиво улыбнулся.

– У меня нет родни, господин, я вырос на улице сиротой и не знал своих родителей. Завести свою семью мне тоже не удалось, я один в мире.

Старик хохотнул.

– Если ты один в мире, то почему разговариваешь со мной? Меня, по-твоему, в мире нет? Или вон тех людей, в соседних домах, – он махнул рукой в сторону домов вдали. – Их тоже нет в мире?

Я скрежетнул зубами, но промолчал.

– Перестань говорить глупости, парень, давай лучше копай яму. Закончишь работать, и я накормлю тебя как обещал.

– Да, господин, – ответил я и продолжил копать.

Ну, тварь, сегодня ты сдохнешь.

Рытьё ямы заняло почти весь остаток дня. Когда я закончил, уже смеркалось. Старик подошёл ко мне.

– Хорошо, Михаэль, хорошая работа, идём в дом.

Я бросил заступ и проследовал за ним.

Внутри дом оказался типичным крестьянским жилищем. Кое-как сколоченный стол и табуреты. На столе стояла миска с какой-то кашей и деревянная ложка. Я сел и с жадностью набросился на еду.

Старик молча наблюдал за мной.

– А где же ваша семья, – спросил я с набитым ртом.

Дед вздохнул.

– Сын у меня калека, мавры покалечили. Лежит всё время в комнате. Жёнушка его за ним ухаживает, так и не бросила, верная. Внучка ещё есть, маленькая, она очень боится незнакомых, вот и прячется весь день.

Я доел кашу и встал.

– Вот что, Михаэль, – сказал старик. – Я тут считай один сейчас на хозяйстве. Внучка – дитё ещё совсем, жена умерла пару лет назад, сын… Сам немощный, да и невестку за собой утянул, всё им занимается. Оставайся Михаэль у меня, по хозяйству помогать станешь, я тебя кормить буду да платить по мере сил, а? – закончил почти жалобно старик.

Я не спеша прошёлся по комнате и приблизился к нему.

– Рад бы дед, да не могу, – сказал я. – Видишь ли, не моё это дело, спину гнуть. Убийца я и вор!

Старик вытаращился на меня, силясь что-то ответить, но я не дал ему больше ничего сказать. Взяв двумя руками его старую голову, я резким движением свернул его шею, будто курице.

Потом я медленно обошёл дом и сразу нашёл комнату с калекой. Рядом с ним сидела безобразная тётка. Хоть она и была молода, красивого в ней ничего не было. Она не успела закричать, я свернул ей шею, как и старику.

Калека с ненавистью смотрел на меня. У него не было обеих ног и правой руки.

– М-мерзавец, – заикался он. – Т-тварь!

Велико было искушение оставить его так, пусть сдохнет в мучениях за свою дерзость. Но я помнил о безопасности. Никто не должен помнить моё лицо.

Я подошёл и пристально посмотрел на него, чуть наклонив голову.

– Ты что-то сказал, воин? – спросил я.

Он лишь продолжал злобно смотреть на меня.

Я увидел на стене возле его кровати увесистый топор.

– Твой? – спросил я.

Калека не отвечал.

Я снял топор со стены, повертел в руках и без дальнейших околичностей рубанул калеку по голове. Череп раскололся пополам до самого подбородка. Вытаскивать топор из трупа я не стал. Пусть оружие остаётся со своим хозяином.

Внучка, внучка, где же внучка?

Я обшарил весь дом, но так и не нашёл её. Спряталась где-то. Оставить? Нельзя!

Я нашёл в доме тайник с крупным мешочком денег. Здесь было и золото и серебро, огромные деньги! Я даже представить себе не мог, что получу такую добычу! А с виду и не скажешь. Крестьяне, бедняки! Вот они, нищие!

Отчаявшись найти внучку, я собрался было уходить, как она явилась ко мне сама. В дверях стояла девочка лет тринадцати и смотрела на меня в упор. Её большие глаза были красны от слёз.

– Зачем вы всех убили? – спросила она всхлипнув.

Я улыбнулся.

– Потому что я хищник, а вы дичь, малышка, подойди сюда.

Я не думал, что она подчинится, но выполнять команды она была приучена с детства. Раболепие было у неё в крови. Что и говорить – дичь.

Она подошла.

– Что теперь со мной будет? – спросила она, продолжая плакать.

Мною овладела похоть.

Я сорвал с неё одежду и изнасиловал. Она почти не сопротивлялась, только всхлипывала и кричала. Это заводило меня ещё больше, я чувствовал свою власть! Она лежала на полу