Рыба-одеяло (рассказы) - Константин Золотовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А я опять остался один... Который теперь час? Не узнать под водой времени. Мне кажется, прошло уже часов двенадцать. Воды в костюме много. Коченею. Принялся чечетку свинцовыми подметками дробить, не от веселья, конечно. Плясал-плясал, уже ног не поднять. Вверх стал поглядывать, не идет ли помощь. Наконец вижу: приближаются из водяного тумана две знакомые подметки, колышутся обитые красной медью носки...
Опустился водолаз ниже. В руке огромный кухонный нож. У кока нашего на камбузе ножи всегда что бритвы. Вот хорошо, сразу мне сигнал разрежет! Ой, опять Науменко! Лицом к стеклу прилип, нос и губы сплющились.
Встал он на грунт, схватил мой сигнал и стал махать ножом, как саблей перед боем. "Ну, - думаю, - сейчас зарубит!" Вырвал я у него сигнал и бежать. А далеко ли убежишь, если конец на винтах запутан. Оглянулся, а он рядом. Догнал! Притянул меня к себе, взмахнул ножом и... отхватил сигнал у самой груди.
Дернул я за шланг, и меня подняли наверх. А на трапе доктор стоит, санитары, носилки... Стянули костюм, а из него ведра три воды на палубу вылилось. От носилок я отказался, сам в лазарет пошел. Переоделся в сухое, согрелся хорошо и поднялся на верхнюю палубу. А там Ярченко трясет сигнал и говорит:
- Не отвечает Науменко, заснул, наверно!
И только он так сказал, Науменко вдруг дал тревогу. Вытянули его из воды. С ножом в руке. Сняли с моего друга шлем. Глядит он мутными глазами и покачивается.
- Готово, - говорит, - очистил винты.
А сам на ногах не стоит, и даже из снятого шлема спиртом несет на всю палубу.
- Он же пьяный! - говорю. - Когда успел нарезаться?
- Что ты, он трезвый спустился! Сам знаешь, не пьет ведь.
- Погоди, а вы новый шланг спиртом промывали?
- Конечно, - кивнул головой Ярченко, - только вот торопились к тебе на помощь и после промывки прокачать воздухом не успели.
- Понятно!
Долго после этого водолазы смеялись: "Дайте-ка ваш шланг, хоть чуть понюхать!" Науменко все отмалчивался, а однажды поднес шланг: "Нате, понюхайте, чем пахнет!" Сунули нос ребята: "Фу, лекарство какое-то!" А Науменко улыбается: "Не нравится?"
Это он изобрел заменитель спирта для промывки водолазных шлангов, чтобы не случалось под водой чрезвычайных происшествий.
СОМ ОТ МАЛОКРОВИЯ
Никита Пушков был самый здоровый и сильный в водолазном отряде. "На эту загорелую спину можно свободно поместить концертный рояль, музыканта и певицу", - говорил о Никите Пушкове старшина водолазного бота.
Только была у Никиты странная особенность: достаточно ему поперхнуться и кашлянуть, как он начинал думать о бронхите и воспалении легких. Заболит у него живот после кислого кваса, и бежит Никита к доктору, спрашивает, не заворот ли у него кишок, а может быть, рак желудка. Останется на расческе волосок, и Никита в отчаянии ждет, что через день-два облысеет, как глобус. Однажды довелось ему увидеть через микроскоп инфузорию в капельке воды, и он целую неделю терпел, не пил воды.
Сегодня был редкостный день - Никита Пушков считал себя совершенно здоровым. Но вот проснулся его сосед, черноглазый, подвижный водолаз Содомкин, и выкрикнул:
- Никита, смирно! Равнение на меня!
Пушков остановился.
- Чего тебе?
- Ох, Никита, у тебя сегодня цвет лица очень бледный, - горестно сказал Содомкин.
Пушков схватил зеркальце и с беспокойством посмотрел на свою красную пухлую физиономию.
- Нет, парень, цвет лица как будто подходящий.
"Не поддается, черт его дери, - подумал Содомкин. - Ладно, попробую его еще разок испытать".
- Ты, Никита, во сне бредил и долго кричал: "Держи его, держи его!"
- Неужели кричал? - удивился Никита.
- Страшно орал. Я даже спать не мог. Это явный признак острого малокровия.
Никита приложил обе руки к груди и испуганно посмотрел на Содомкина.
"Ага, кажется, клюнуло", - подумал Содомкин и сказал:
- К доктору ты не ходи - не поможет, а я знаю очень толковое средство: рыбью печенку.
- А разве она помогает? Я, парень, и сам что-то уже слышал о печенке!
- Слышал, а еще спрашиваешь, - серьезно сказал Содомкин. - Да ведь рыбья печенка - лучшее лекарство в мире! Рыбья печенка моментально излечивает совсем тяжело больных. А если здоровый ее съест, то никогда малокровием не заболеет. И чем крупнее она, тем целебнее. Только употреблять ее надо в сыром виде.
Пушков внимательно выслушал и сказал:
- Да, парень, лекарство правильное. Сегодня же схожу к рыбакам за самой большой рыбой, испробую печенку.
Содомкин засвистел от удовольствия. "Ура! - подумал он. - Отведаем ушицы!"
Ежедневное пшено и баранина осточертели ему. Он не ожидал, что так легко уговорит Пушкова. К рыбакам идти очень далеко, а, кроме того, Никита, как огня, боялся рыбных блюд. Однажды слышал, что кто-то отравился головой леща.
Мысль о замечательной печенке целиком овладела Никитой. Когда он пришел на бот, то по рассеянности даже отдавил лапу Тайфуну. Кроткий пес взвизгнул на всю Волгу.
- Ты что, Никита, такой расхлябанный? - спросил его старшина баркаса.
- У него хроническое малокровие, - грустно сказал Содомкин. - Но сегодня он достанет лекарство - рыбью печенку!
Старшина рассмеялся.
- И все ты, Никита, чудишь насчет болезней. Иди-ка лучше под воду, сваи пилить. Все твое малокровие как рукой снимет.
Старшина помог Пушкову надеть водолазный костюм и дал в руки ножовку.
Когда Пушков погрузился в воду, старшина спросил Содомкина:
- Где же это Никита печенку возьмет, и рыбы-то здесь нет?
- Добудет. Сразу же после работы из-за лекарства он двадцать километров к рыбакам сгоняет. Поедим свежей ухи.
- Ну, загнул. Не пойдет он по жаре в такую даль. Здоровье бережет.
- Держим пари - пойдет!
- Давай!
- Только кто проиграет, тот будет на себе верхом катать, - предложил Содомкин.
- Ишь ты, конь выискался, - засмеялся старшина.
- Так ведь кататься-то я на тебе буду, - уверенно сказал Содомкин.
- Ну, это еще неизвестно, - с достоинством заметил старшина.
Пушков не слышал спора. Он решительно вышагивал по дну реки, вздымая водолазными галошами облако разноцветного ила. Никита любил свою работу и под водой забывал все сухопутные тревоги и неприятности.
В подводном сумраке цвета яблочного компота обозначались перед ним тени, неясные и расплывчатые. Никита подошел к деревянным сваям старой пристани. Они мешали пароходам. Хозяйственно оглядев первую сваю, Никита хотел уже пилить, а для удобства опустился коленом на бревно, лежавшее внизу, да враз и отскочил.
- Ой, парень!
Пила выпала из рук Пушкова. Он быстро протер носом запотевший иллюминатор и оторопел - у бревна был рыбий хвост. Безобразная голова, похожая на бычью, шевелила длинными усами. Толстые, белые на концах усищи пружинили, хоть на кол наматывай. А спину, напоминавшую кору векового дерева, покрывала зеленая слизь и улитки.
Перед Никитой лежал громадный сом. Он дремал и почесывался о сваю, наверное, хорошо подзакусил. Конечно, это был тот самый разбойник, про которого говорил водолазам дед из местного колхоза.
- Живет сом в глубокой яме, на дне, - рассказывал дед, - закусывает утками и гусями - хватает их с поверхности, а запивает молочком. Коровы забредут в жаркий полдень в воду, сом подплывает и выдаивает их.
Никита не раз видел, как рыбаки приезжали сюда ловить сома и уезжали ни с чем. Деду перестали верить. А хозяйки начали коситься на водолазов, - мол, не они ли доят коров и поджаривают гусей.
"Вот мне и надо взять этого дьявола", - подумал Никита и наклонился к самой спине сома, но притронуться побоялся.
"А что, если свинцовой подметкой его по сопатке двинуть? - размышлял Никита. - Нет, обозлишь только. Эх, досада, ножа, как нарочно, не взял с собой! Да что ж это я - рыбы испугался? Неужели упущу этакого усача с печенкой не меньше восьми кило? Да такая печенка кого угодно сразу исцелит!"
Никита протянул руку к сому, но сейчас же отдернул: "А вдруг за свою печенку он все ребра мне пересчитает?" Однако медлить нельзя, сом каждую минуту мог проснуться и уйти.
Никита вздохнул: "Ведь этот самый толстокожий черт таскает гусей и колхозное молоко пьет, а на нас думают. Не позволю!" Никита решительно просигналил наверх: "Прибавь воздуху!" Водолаз сделал это специально, чтобы воздух ему помог.
- Амба, парень! - сказал Никита сому. - Давай посмотрим, чья возьмет! и решительно запустил под холодную сомью жабру свою правую руку, а левой обхватил толстое страшное туловище...
Сом рванулся, опрокинул Никиту и шлепнул его головой о сваю. Шлем загудел, возможно, помялся, но прочные стекла уцелели.
Никита точно ослеп: серый ил клубами, словно пороховой дым на поле сражения, обволок все три иллюминатора. Но Никита не выпустил противника.
Сом валил его, бил хвостом, но Никита не чувствовал боли, потому что костюм его надувался воздухом и делался упругим, как мяч. Но руки уже ослабели...
Никита готов был взреветь от злости и обиды, грызть сома зубами, да вот шлем мешает. Наконец Никите удалось обхватить его ногами и подмять под себя. Сом вывернулся, поставил Никиту на голову и чуть не оторвал руки.