Кровавое копье - Крейг Смит

Бахман порой знакомил с ней мужчин определенного типа. Все они были художественными натурами, все не имели ни гроша за душой и мечтали обзавестись богатым покровителем. Эльзе всегда казалось, что таким образом муж пытается продемонстрировать ей свои победы — по крайней мере, которых он собирался добиться, но, конечно, она не могла быть в этом уверена. Вопросы такого сорта не обсуждаются учтивыми супругами, а в их браке учтивость всегда присутствовала. Если в данном случае у Дитера были такие планы — если он решил отправить ее в Сет, а сам собирался пробыть еще несколько дней в Каркассоне и соблазнить молодого искателя сокровищ, — то он жестоко просчитался. Герру Рану нравились женщины. Эльза поняла это в то самое мгновение, как только он посмотрел на нее. А через несколько минут она уже была в этом уверена. Он сразу включил ее в разговор, взглядом оценил красоту ее рук и плеч, а чуть позже и волос. Через некоторое время, когда она встала из-за столика, то увидела в зеркале его отражение и поняла, что он изучает ее походку! Конечно, его взгляды не были чересчур откровенными. Невоспитанным герр Ран явно не выглядел: он вел себя сдержанно, по-джентльменски. Никакого заигрывания. В конце концов, с ними за столиком сидел ее муж, но все же это очень походило на флирт.

— Надеюсь, вы задержитесь на несколько дней в Каркассоне? — спросил Ран.

Эльза подумала, что он задал этот вопрос ей, но за них обоих ответил Бахман.

— На самом деле мы завтра уезжаем. У нас домик в Сете. Сняли на все лето, так что, думаю, нам стоит вернуться туда, чтобы деньги не пропадали.

Неужели в глазах Рана промелькнуло разочарование? Женщине хотелось так думать, но она напомнила себе, что герр Отто может всего-навсего поддерживать беседу. Возможно, она ничем не отличалась от Бахмана и принимала желаемое за действительное.

— Конечно, мы будем рады, если вы сможете нас там навестить, — добавил Бахман. — Места у нас достаточно, а Средиземное море там особенно красиво.

— Это очень любезно с вашей стороны…

Взгляд на Эльзу. Нет, он не просто поддерживал беседу. Еще раз оценив ее красоту, он размышлял о том, какие у него шансы, если он явится с визитом в Сет. Существовали мужчины, которым нравились исключительно замужние женщины. У Эльзы были подруги, которые рассказывали ей о таких знакомствах. Они признавались, что их пытались соблазнить, и, возможно, это удавалось, но они об этом умалчивали. Вероятно, некоторые мужья закрывали на это глаза. Не решил ли герр Ран, что тут дело обстоит именно так?

Эльза посмотрела на Бахмана. Порой он, замечая, что мужчина проявляет к ней явный интерес, принимался ее оберегать, но сейчас такого не происходило. Герр Ран увлек его настолько, что какие-то мелочи вроде ревности нисколько не ослабляли его энтузиазма.

О политике разговор не заходил до второй порции спиртного. Бахман упомянул о том, что они живут в Берлине, но у них вошло в привычку проводить лето за границей «из-за беспорядков».

— Все действительно так плохо? — осведомился Ран с искренним участием.

— Вы в последние годы посещали Берлин, герр Ран? — спросил Бахман.

— Боюсь, уже несколько лет не бывал, хотя я там учился в университете. Мне всегда нравился этот город. Ужасно было бы видеть, как его рвут на части!

— Не только вам. Любому добропорядочному немцу! А все из-за красных! Они решили разрушить все!

Коммунистов Бахман ненавидел всего лишь немного сильнее нынешнего правительства. Аристократ, лишенный дворянского титула декретом тысяча девятьсот девятнадцатого года, он хотел бы делать вид, что для него это ничего не значит, но на самом деле рана была глубока, и когда он обнаружил, что люди его круга водят знакомство с нацистами, он присоединился к ним. Благодаря солидному состоянию его благосклонно приняли во внутренних кругах партии, и этого оказалось достаточно, чтобы стать страстным поборником дела нацистов. Эльза помнила не один приятный вечер типа сегодняшнего, когда милая светская беседа переходила в жаркий спор из-за язвительного замечания по адресу то коммунистов, то нацистов. Бахман был готов встретиться с нерешительностью и даже с нежеланием говорить на эти темы — людей, в конце концов, нужно убеждать. Но если он сталкивался с сопротивлением, то бросался в бой. Не исключено, что он завел этот разговор только ради того, чтобы прощупать герра Рана. Эльза затаила дыхание.

Собеседник явно почувствовал себя неловко. Может быть, он коммунист? Стоптанные каблуки его туфель, бахрома на воротничке говорили о том, что он человек небогатый, а значит, вполне мог оказаться коммунистом. Почему бы и нет? В эти дни у всех имелись какие-то политические убеждения, и чем радикальнее, тем лучше. Умеренная позиция ничего не решала.

— Да, конечно, — проговорил герр Ран, — что-то должно измениться. В это верят все, кроме жуликов в правительстве, но пока перемены не наступят, мне бы не хотелось во что-то вмешиваться.

— Германия сейчас на распутье, — ответил Бахман. — Те, кто сейчас остается в стороне, наверняка сильно отстанут, когда страна пойдет в новом направлении! Для молодого человека, такого как вы, определенно есть над чем задуматься.

Прежде чем муж успел удариться во все тяжкие, Эльза прикоснулась к его руке.

— Дорогой, политики нам и в Берлине хватает, — сказала она. — А мне так хотелось бы послушать о золоте катаров, которое нашел герр Ран.

— Я и не знал, что я его ищу, — с удивленной улыбкой ответил Ран.

Ему явно интересно было узнать, откуда у четы Бахманов такое мнение.

Взглянув на мужа, Эльза сказала Рану:

— Простите. У меня сложилось такое впечатление, что вы…

Тут Отто догадался.

— Вам так Магре сказал? — спросил он Бахмана. — Что я — искатель сокровищ?

Бахман смутился и почесал макушку. Да, он так понял. Ран удивился. Это его даже немного рассердило, но в следующее мгновение Отто рассмеялся. Судя по его легкому характеру, он действительно много общался с французами.

— А чем же вы тогда здесь занимаетесь? — поинтересовалась Эльза.

— Собираю материал для книги об альбигойском Крестовом походе тринадцатого века.

— Правда? — воскликнула Эльза.

Все постепенно становилось ясным. Ран писал книгу. Это вполне объясняло и природное красноречие, и его уверенность в себе, которую он носил, будто корону. Ран был образованным человеком — она могла бы сразу догадаться об этом! И все же он выглядел слишком молодо для чего-то настолько… скажем, настолько серьезного и скучного.

— Еще один энтузиаст по части катаров! — хмыкнул Бахман, пригубив вино.

Похоже, он собирался повторить какое-то высокопарное изречение, почерпнутое от Магре днем раньше.

— Я должна сообщить вам нечто ужасное, — сказала Эльза, пока ее супруг вновь не монополизировал беседу.

Оба собеседника с улыбкой ждали признания в «чем-то ужасном» из уст красивой женщины.

— Вчера вечером, за ужином, я слушала, как месье Магре рассказывал нам о катарах, но все же я так и не поняла, что у них была за вера и, если на то пошло, кто они такие!

— Хотите знать, почему Магре не сумел вам ничего растолковать? — спросил Ран негромко, как если бы собрался поделиться секретом с близкими друзьями.

— Очень!

— Потому что он сам об этом понятия не имеет! Если хотите знать ужасную правду, — добавил Ран с притворно-зловещей усмешкой, — на самом деле никто не имеет никакого понятия! Ни о том, кто они, ни о том, во что они веровали! — Он откинулся на спинку стула небрежно, словно урожденный аристократ, и залпом допил вино. — К счастью для всех, — возвестил он спокойно и убежденно, — я намерен изменить такое положение дел.

Эльзе и Бахману не терпелось узнать о сути теории герра Рана относительно еретиков-катаров — народа, который был в буквальном смысле слова истреблен в первой половине тринадцатого века. Но на взгляд Бахмана, это стоило подробнее обсудить за обедом, поэтому все переместились в гостиничный ресторан, где герр Ран смог бы усладить трапезу, так сказать, пением.

— Первое, что вы должны понять, — сказал Бахманам Ран, — это то, что атака Ватикана явилась экономически обоснованной. Катарская «ересь» стала удобным поводом для войны. Не было ни движения, направленного на изоляцию, на очищение веры, ни спора относительно догматов. Катары попросту ориентировались на все духовное, как святой Франциск, живший в ту же эпоху. Они следовали учению Христа, если хотите, но при этом открыто не отвергали власть Папы. Ватиканские священники, впервые оказавшиеся в регионе, где обитали катары, встретили там людей настолько глубоко верующих, что некоторые из них стали переходить к местным религиозным обычаям. После этого, естественно, вспыхнула война и жребий был брошен.

— Судя по тому, что я читал, — вмешался Бахман, — катары были гностиками-дуалистами, манихейцами[23] — называйте как хотите. — Это он, конечно, почерпнул от Магре. — Они считали Бога и дьявола равными. Что-то в этом роде.