Как устроен мир - Ноам Хомский

Выступали с протестами и представители Таиланда, предрекавшие, что американские санкции подорвут антитабачную кампанию тайского правительства. Касательно утверждений американских табачных компаний, что их продукция лучшая в мире, тайский свидетель заявил: «Несомненно, наш «золотой треугольник» поставляет несравненную продукцию, но нам не приходит в голову применять к ней принцип свободной торговли». Критики вспоминали Опиумную войну 150-летней давности, когда британское правительство принуждало Китай распахнуть двери для опиума из Британской Индии, лицемерно восхваляя блага свободной торговли и при этом насильственно превращая китайцев в наркоманов.

Перед нами величайший наркотический скандал. Представим заголовки, вопящие: «Правительство США — ведущий мировой наркоторговец!» Газеты расхватывали бы, как горячие пирожки. Но вся эта история прошла почти незамеченной, без намека на самоочевидные выводы.

Или другой аспект проблемы наркотиков, тоже ускользнувший от внимания: ведущая роль правительства США в стимулировании наркоторговли после Второй мировой войны. Отчасти это началось тогда, когда США взялись после окончания войны подрывать антифашистское сопротивление и сделали своей главной мишенью рабочее движение. Во Франции угроза усиления рабочего движении и его прихода к власти усугублялась ее стараниями усилить свои вооруженные силы для отвоевания при помощи США своей бывшей колонии, Вьетнама. Поэтому ЦРУ стало ослаблять и раскалывать французское рабочее движение при помощи верхушки американских профсоюзов, гордившейся этой своей ролью.

Для этого требовались штрейкбрехеры и наемные головорезы. Поставщик был известен — мафия. Она, разумеется, занималась этим не ради удовольствия, а требовала расплаты. И получила ее в виде разрешения восстановить героиновый рэкет, прекращенный было фашистскими правительствами, — пресловутых «французских связных», доминировавших в наркоторговле до 1960-х годов.

К тому времени центр наркотрафика сместился в Индокитай, особенно в Лаос и Таиланд. Этому опять-таки содействовало ЦРУ: армия его наемников вела там во время Вьетнамской войны свою «тайную войну». С ней тоже приходилось расплачиваться. Позже, при переносе центра активности ЦРУ в Пакистан и Афганистан, наркорэкет расцвел и там.

Подпольная война против Никарагуа также стала инъекцией наркоторговцам в регионе: нелегальные авиарейсы с оружием от ЦРУ американским наемникам послужили простым способом переброски обратно в США наркотиков, порой даже с использованием баз ВВС США, как утверждают сами наркоторговцы.

Тесная связь между наркорэкетом и международным терроризмом, иногда это именуют противодействием повстанцам, конфликтами низкой интенсивности и прочими эвфемизмами, не вызывает удивления. Для тайных операций требуется много денег, причем таких, которые невозможно отследить и конфисковать. Значит, тут не обойтись без специалистов криминала. Остальное можете домыслить сами.

Война — это мир. Свобода — рабство.

Невежество — сила

Политическая терминология обычно двусмысленна. Одно значение термина словарное, другое — то, которое полезно для обслуживания власти, то есть доктринальное.

Взять, например, слово «демократия». Здравый смысл подсказывает, что общество демократично в той степени, в какой народ может осмысленно участвовать в управлении своими делами. Доктринальное значение иное: демократия — это система, при которой решения принимают секторы бизнес-сообщества и связанная с ними элита. Общество превращается из участника в зрителя, как объясняют ведущие теоретики демократии, в данном случае Уолтер Липпман. Ему дозволяется утверждать решения его «лучших представителей» и наделять поддержкой тех или иных среди них, но не вмешиваться в суть дела: политика государства — не его ума дело.

Если какие-то сегменты общества пробуждаются от апатии, организуются и начинают выходить на арену, то это не демократия, а, говоря технически, «кризис демократии», угроза, которую надо так или иначе преодолеть: в Сальвадоре для этого применяются «эскадроны смерти», в США — более тонкие, не настолько прямолинейные действия.

Или взять «свободное предпринимательство» — термин, практически подразумевающий систему общественного субсидирования и частного присвоения при массированном вмешательстве правительства в экономику для под держания государства, существующего для социального вспомоществования богатым. Фактически любая фраза, содержащая слово «свободный», на самом деле означает нечто противоположное его буквальному значению.

Оборона «от агрессии» предсказуемо оборачивается именно агрессией. Когда США напали в начале 1960-х годов на Южный Вьетнам, либеральный герой Эдлай Стивенсон объяснял (в хоре с другими), что мы защищаем Южный Вьетнам от «внутренней агрессии» — имелась в виду «агрессия» южновьетнамских крестьян против ВВС США и наемнической армии под американским командованием, изгонявших людей из их домов и запихивавших в концентрационные лагеря, где им обеспечивалась «защита» от южных партизан. На самом деле эти крестьяне охотно поддерживали партизан, а марионеточный проамериканский режим был просто пустой скорлупой — в этом сходились все стороны конфликта.

Доктринальная система приобрела за истекшие с тех пор тридцать лет величественные очертания: мысль, что США напали на Южный Вьетнам, обычно не высказывается, более того, она никому не должна приходить в голову. Соответственно, главные вопросы той войны не подлежат обсуждению. Апологеты политкорректности могут гордиться своими достижениями, которые было бы трудно воспроизвести даже в хорошо отлаженном тоталитарном государстве.

Обратимся к «мирному процессу». Наивным может казаться, что имеется в виду поиск мира. Тогда пришлось бы считать, что мирный процесс на Ближнем Востоке включает, например, предложенный египетским президентом Садатом Израилю в 1971 году всеобъемлющий мирный договор, поддержанный почти всем миром, включая официальную американскую дипломатию; резолюцию Совета Безопасности ООН от января 1976 года, внесенную главными арабскими странами при поддержке Организации освобождения Палестины (ООП), призывавшую к созданию в рамках урегулирования арабо-израильского конфликта двух государств и получившую почти единодушную всемирную поддержку; предлагавшиеся ООП в 1980-х годах переговоры с Израилем о взаимном признании; ежегодные голосования в Генеральной Ассамблее ООН, как, например, в декабре 1990 года (144 голоса «за» и 2 «против») о проведении международной конференции по арабо-израильской проблеме, и т. д.

Но искушенные люди понимают, что все эти усилия не имеют отношения к мирному процессу. Причина в том, что для поборников политкорректности термин «мирный процесс» относится к действиям американского правительства — в приведенных примерах это блокирование международных усилий по достижению мира. Вышеприведенные примеры не относятся к категории мирного процесса, так как США поддержали отказ Израиля от предложения Садата, наложили вето на резолюцию Совета Безопасности, противились переговорам и взаимному признанию ООП и Израиля, регулярно выступают вместе с Израилем — а то и накладывают вето — против любых попыток мирно решить проблему дипломатическим путем в ООН или вне ее.

Мирный процесс сводится к американским инициативам, а они представляют собой призывы к диктуемому США одностороннему решению без признания национальных прав палестинцев. Так все устроено. Тем, кому навыки читать правильно не даются, лучше искать себе другую профессию.

Примеров этому множество. Обратимся к термину «особый интерес». Отлично смазанная пропагандистская машина республиканцев 1980-х годов регулярно обвиняла демократов в том, что они являются партией «особых интересов»: женщин, профсоюзов, молодежи, фермеров, короче говоря, всего населения. В наличии особых интересов никогда не уличался только один сектор населения — корпорации и вообще бизнес. Что разумно: в терминах политкорректности их особый интерес является общенациональным, склониться перед ним обязаны все.

Демократы в ответ скулили, что никакая они не партия особых интересов, что они тоже обслуживают общенациональный интерес. Так оно и есть, но их проблема заключалась в отсутствии у них целенаправленного классового самосознания их республиканских оппонентов. Те без всяких экивоков сознают свою роль представителей хозяев и управленцев, ведущих непримиримую борьбу с населением, причем нередко с использованием вульгарной марксистской риторики и понятий, прибегая к истерике, страху и террору, преклонению перед великими лидерами и другим стандартным приемам контроля над населением. У демократов нет той же ясной лояльности, поэтому они не так эффективны в пропагандистских войнах.