Сердце странника - Анна Климова

— Кто это я? — из своей комнаты, опираясь о палку, вышла сама хозяйка и застыла на пороге.

— Я. Семен. Помните?

Старуха прищурилась, всматриваясь в гостя, а потом ахнула, прижав руку к груди:

— Бог мой! Семен, голубчик! Как же это… Как же вы вспомнили обо мне? Столько лет!

— Так вот… Вы уж извините, что нежданно-негаданно.

— Проходи! Проходи сейчас же! Не стой у порога. Кристина, ну что же ты! Помоги ему, детка, снять пальто!

— Не, не! — замахал руками веселый старик. — Я за вами. Собирайтесь, стало быть.

— За мной? Это как, Семен, понимать прикажешь?

— Так, на свиданье, Анжелика Федоровна, вас приглашаю. Извольте со мной променад по городу совершить. — Семен Григорьевич приблизился к хозяйке дома и приложился к ее дрожащей руке, потом ласково накрыл ее своей рукой.

— Боже, какие глупости! Свидания в мои годы? Что ты, право, такое говоришь!

— И слышать ничего не желаю! Едемте. Я на машине.

— Что ты это выдумал? Я и не выходила уже года два. Если не больше. Кстати, Кристиночка, познакомься, это Семен Григорьевич, водитель моего мужа. Изумительной души и такта человек. Сколько же мы с тобой, Семен, не виделись? Лет двадцать, наверное?

— Десять, Анжелика Федоровна. Десять годков.

— Полысел, полысел совсем, — она поцеловала его в макушку. — Боже, боже, как летит время. А я помню тебя интересным мужчиной. Сильный, чернобровый, импозантный. Ох, многие жены сослуживцев Михаила Степановича покой теряли из-за тебя. К себе даже переманивали! Слышишь, Кристина? Такой был донжуан!

— Было дело, было, — смущенно хихикал старик. — Только сгинуло все давно. Да. Одна лысина вот и осталась. А вы все такая же, Анжелика Федоровна! Ей-богу!

— Ах, кот льстивый! Надо же, что выдумал! Уж я совсем теперь не та. Разваливаюсь на ходу, скриплю вся, как несмазанная телега. Кости на погоду ломит. Без слабительного, голубчик, и в туалет незачем ходить. Вот такая стала Анжелика.

— А мы вот с вами прогуляемся, то-то сразу помолодеете лет на двадцать. Ну, давайте, давайте! Одевайтесь живенько! Машина под парами! Девушка, помогите нашей несравненной Кармен одеться!

Старик подтолкнул недоумевающую Кристину к Анжелике Федоровне.

Через двадцать минут тепло одетую хозяйку дома спустили вниз и усадили в машину, не забыв прихватить складное кресло на колесах. У самой Кристины не оставалось сомнений в том, кого Анжелика Федоровна возьмет в провожатые на эту неожиданную прогулку. Впрочем, Кристине и самой стало любопытно: может, у Анжелики Федоровны появился обожатель? Почему нет? Хоть какое-то разнообразие после Зойки.

Сидя в машине, Анжелика Федоровна жадно всматривалась в окно, провожая взглядом каждый дом, каждую незначительную мелочь, вроде рекламных щитов.

— Прежний, — произнесла она тихо.

— Что вы сказали? — переспросила Кристина.

— Город прежний. Красивый, меланхоличный и молодой. В отличие от меня. Так странно чувствовать себя в нем другой. Я здесь, словно гость в когда-то родном доме, в котором теперь живут другие люди.

Она достала платок и прижала его к глазам.

— Как вы себя чувствуете? — встревожилась Кристина.

— Как семидесятитрехлетняя старуха, просидевшая слишком долго в четырех стенах. Семен, ты помнишь, какая я была?

— Как же не помнить? — отозвался Семен Григорьевич, сидевший за рулем. — Все помню. Красивая вы были, Анжелика Федоровна. Ослепительная, как говорил покойный Михаил Степанович.

— Ослепительная, — повторила она. — Может быть. Только сожгла я все запасы света, Семен. Сгорела дотла. Век красоты человеческой короток. Это век бабочки, живущей одну неделю и погибающей, не успев насладиться всеми прелестями мира.

— Не скажите, Анжелика Федоровна, не скажите. Душа человеческая не стареет и красоты своей не теряет. Душа тлену не имеет. А душа у вас добрая и к людям улыбчивая. Я ведь не забыл, как вы мамаше моей из ГДР лекарство привезли. Всех на уши подняли, что ни день об ее здоровье справлялись. А Гришку, оболтуса моего, от Афганистана сберегли. Потому и говорю, что старости в вас и на грамм нету.

— Что ты, право! — довольно хихикая, махнула на него платочком Анжелика Федоровна. — Стара! Как самый трухлявый пень. Памяти совсем лишилась. Ноги еле держат. И душой, как прохудившееся корыто. Одни пакости сейчас и творю. Опомнюсь, а уж поздно. Как будто и не я это вовсе. Ах, Семен, Семен! И ведь вижу, знаю, что умру, а не хочется. Даже такой, как сейчас, хочется пожить. На город этот смотреть, на людей. Зачем? Сама не знаю. Вроде все дела переделала. Все увидела. А вот не надоело.

— Ну что же, если хочется жить, живите на здоровье. Дай-то Бог.

— Ах да! — спохватилась старуха. — Прости пожалуйста, совсем забыла спросить, как у тебя дела, Семен?

— Да какие там дела! На пенсии вот. Женку свою похоронил четыре года назад. Хворала. Ну, дело известное. Житейское. На другой женился.

— Неужели женился? — засмеялась Анжелика Федоровна.

— А то! Дом у меня в Колодищах. Хозяйство какое-никакое. Огородик. Как же без хозяйки? На соседке и женился. Внук девятнадцать годков, тоже скоро оженится. Сынок в бизнесе.

— В чем, в чем?

— Ну, в делах своих. Чего-то продает, чего-то покупает. Вертится как белка в колесе. Только по телефону и застанешь. Вот такие дела, Анжелика Федоровна. На чужое не заримся и свое не упускаем. Жизнь же — она, как вы говорите, короткая, а все успеть хочется. Внуку помочь, а там, даст Бог, и на правнуков взгляну.

— Ты, вероятно, счастлив? — каким-то потерянным и прерывающимся голосом спросила Анжелика Федоровна.

— Ну, счастье не счастье, а только скучать не приходится. Скука в нашем возрасте — самое распоследнее дело. Хочешь не хочешь, о смерти задумаешься от нечего делать. А она уж тут как тут, безносая, дожидается. Мол, не хотите ли пройти вместе со мной, гражданин хороший, то-то я смотрю у вас к жизни никакой охоты нету? А ежели есть охота, так она и подойти побоится. Так что, Анжелика Федоровна, гоните ее прочь, костлявую, от себя.

— Наверное, я так и поступлю. Только вот вряд ли она меня послушает. И скажи на милость, куда ты нас везешь?

— Так уж приехали.

Их провожатый припарковался у магазина с большой вывеской «МЕБЕЛЬ». Но по другую сторону виднелась Свислочь, закованная в бетонный панцирь. Последние лучи солнца играли на воде, окрасив ее в насыщенные оранжевые тона. Непогода, терзавшая город последние две недели, отступила. Воздух очистился от осенней насморочной сырости. Ветер разогнал, словно пену, остатки тяжелых облаков, собрав их по кромке горизонта и открыв город свету. И город задышал.