Вынужденная оборона - Станислас-Андре Стиман

— Сейчас я тебе его дам, — сказал он.

Клейн ни на йоту не шевельнулся, но, стоя посреди комнаты, следил взглядом за малейшим жестом Ноэля.

Ноэль переставил несколько рам и вытащил на свет ту самую картину:

— Вот она.

Клейн схватил ее и стал долго разглядывать со всех сторон, словно видел впервые, словно не сам ее написал. Провел рукой по лаковой поверхности, соскреб ногтем какой-то подтек. Потом засунул ее под пиджак и направился к двери.

Уже собравшись открыть ее, вроде о чем-то вспомнил.

— Спасибо, — выговорил он, наконец. Поколебался: — Клер очень ее любила.

— Любила? — повторил Ноэль.

И внезапно все понял. Когда он видел Клейна в последний раз, его жену после трудной беременности неотложно отвезли в больницу.

— Клер? — спросил он, и его голос невольно задрожал от воспоминания о несчастном бледном личике, обрамленном иссиня черными волосами.

Клейн опустил голову.

— Умерла? — снова спросил Ноэль.

— Да, — ответил Клейн, — и ребенок тоже.

Это прозвучало одновременно так просто и так патетично, что Ноэль не смог найти нужных слов. Да Клейн больше ничего и не ждал.

— У тебя… у тебя еще коньяку нет? — спросил он.

Ноэль с сожалением показал жестом, что ничем помочь не в силах.

— До свидания, — сказал Клейн и машинально добавил: — До скорого.

Когда он ушел, Бэль вышла из-за ширмы в халате.

— Слышала? — спросил Ноэль.

Она жестом показала, что слышала, приблизилась к нему и впервые за неделю нежно поцеловала.

Глава 13

Назавтра, когда Ноэль вышел из дома и пошел вверх по улице, чья-то рука опустилась ему на плечо.

— Добрый день, месье Мартэн.

Ноэль даже вздрогнул от неожиданности.

— Ах! Здравствуйте, комиссар! — ответил он, узнав говорящего. — Ко мне что ли идете?

— Вовсе нет, просто мимо проходил… В город направляетесь?

— Да.

— Ладно. До следующей трамвайной остановки с вами дойду.

«Мимо проходил», — сказал комиссар. Но Ноэль ни на йоту не поверил. Он-то знал, что на улицу Бьеф так случайно не свернешь; это улица отдаленная, встретить на ней можно лишь привычные фигуры, которые уходят с нее, но непременно возвращаются, словно в жилище отшельника.

Он искоса наблюдал за комиссаром. Толстяк малость запыхался (может, убыстрил шаг, чтобы Ноэля нагнать?), снял котелок и вытирал лоб ситцевым платком.

— Знаете ли, — внезапно сказал он, — вчера мы уж думали, что нашли убийцу!

— Не может быть? — сказал Ноэль. Он не смог сдержать улыбку, сообразив, что употребил излюбленное словечко своего собеседника.

Комиссар искоса взглянул на него, либо, чтобы удостовериться, что Ноэль над ним не издевается, либо для того, чтобы проследить за его реакцией.

— Может читали, что в вечер убийства из витрин исчезли фаянсовые статуэтки эпохи династии Минг? Так вот, мы их нашли у секретаря убитого, Абдона Шамбра. А ведь от кражи до убийства…

Негодование Ноэля превысило его удивление. Конечно, Шамбр всегда внушал ему резкую неприязнь. И все же вообразить, что он вошел ночью к человеку, за дочерью которого страстно приударял, и, воспользовавшись его смертью, прикарманил ценные произведения искусства…

— Арестовали его? — спросил он.

— Я бы за милую душу! К счастью для этого небезынтересного молодого человека, мадемуазель Вейль дала свидетельство в его пользу. Заявила, что заставила отца подарить статуэтки Абдону в знак вознаграждения за его преданность. Ну, в общем, нечто вроде аванса от приданого… — Комиссар засунул платок обратно в карман: — Кстати, исчезли не только фаянсовые статуэтки… Была совершена еще одна кража, но мы даже не знаем, что о ней и думать…

Он явно ожидал вопроса, но его не последовало. Ноэль, казалось, думал о другом. На самом же деле, с тех пор, как это преступление утратило для него значение, он, странным образом, более не ощущал себя его автором.

— Вначале я думал, что это убийство из ревности. А теперь вовсе не так уверен…

И все-таки то, что комиссар Мария, столь замкнутый во время первых двух свиданий, внезапно с ним разоткровенничался, было полной неожиданностью. Если толстяк ставил себе целью изучить его рефлексы, лучшего способа выбрать бы не смог.

Ноэль вступил в игру.

— А почему вы вначале подумали, что это убийство из ревности?

— Вейля же аскетом никак нельзя было назвать, не правда ли? Он был в неглиже, а обычных посетителей в таком виде не принимают. На столе стояли закуски и шампанское, а это, как правило, непременное дополнение любовного свидания. Знаете ли, мы нашли на месте преступления надушенный батистовый платочек. И, наконец, к лацкану халата убитого прилип женский волос.

— Какого цвета? — не смог удержаться от вопроса Ноэль.

— Светло-каштановый.

— Это еще ничего не доказывает! — усмехнулся Ноэль.

— Доказывает больше, чем вы думаете! — продолжал комиссар. — Наша лаборатория сегодня способна с такой точностью определить происхождение и состав волоса, что два разных, даже одного цвета, никак не спутаешь.

— Ого! — произнес Ноэль.

И тут же вернулось четкое ощущение опасности. Вот только сравнят этот волос с волосами Бэль, и тут же узнают, кто та женщина, что была незадолго до убийства. А найдут женщину — автоматически разоблачат и его…

Потом он успокоился, скорее, попробовал себя успокоить: Бэль не могла одновременно находиться и у Вейля, и у больной матери. Опять забыл!

— Ничто не доказывает, — сказал он, наконец, чтобы поддержать разговор, — что этот волос принадлежит той неизвестной, которую вы ищете. Может, он прилип к халату давно, еще на предыдущем свидании с какой-либо другой из его пассий…

— Конечно! — ответил комиссар без малейшего убеждения. — Но хоть Вейль и был, в некотором роде, донжуаном, нам быстро удалось разузнать обо всех его женских знакомствах.

Они давно уже прошли трамвайную остановку, но Ноэль больше и не думал о том, как бы скорее расстаться с комиссаром. Лучшего случая заставить его разговориться никогда больше не представится.

— А почему вы стали сомневаться в том, что это убийство из ревности?

Комиссар помедлил с ответом или сделал вид, что колеблется. Он шел тяжело, устремив глаза в землю и глубоко засунув руки в широкие карманы реглана.

— Да из-за этой кражи… — ответил он, наконец.

Сразу же почувствовалось, что он считает такой ответ окончательным и как его не тряси, больше и слова не добавит.

Они прошли еще несколько шагов в полном молчании. Понемногу Ноэль начинал снова ощущать свою первоначальную подозрительность к спутнику, а следовательно, стала возвращаться ясность ума.

— Кстати, — внезапно сказал комиссар, — когда вы были на сеансе в «Ампире» в тот вечер, вы ничего не пропустили.

— Ничего, — ответил Ноэль.

«В таком утверждении, — подумал он сразу же, — нет ничего плохого».

— Вы мне только о фильме рассказывали. Но ведь, конечно, и журнал тоже показывали?

На сей раз Ноэль четко почувствовал себя в опасности, не сознавая еще о какой конкретно опасности идет речь.

— Да, — сказал он, — документальный фильм.

— Ага! А о чем, не помните?

Ноэль вызвал в памяти тот вечер, когда ходил в «Ампир» с Бэль.

— Как же, помню, — ответил он, наконец. — Цветной документальный фильм о Полинезийских островах.

— О хорошеньких юных женщинах, танцующих дикарские пляски в туземных юбочках, не так ли? При луне еще купаются?

— Именно, — ответил Ноэль, обрадованный тем, что удалось вспомнить.

— Ну, что ж… — начал комиссар, но оборвал фразу: — Прошу прощения, месье Мартэн. Вот мой трамвай. Еле догнать успею… До свидания!

Зрелище комиссара Марии, бегущего за трамваем, было в высшей степени уморительным. Но Ноэль, хоть и машинально отметил забавность ситуации, даже и не улыбнулся. Он испытывал странное ощущение нарушенного равновесия, как будто обменялся с комиссаром репликами, действительный смысл которых ускользал от него, как будто, сам того не заметив, сломя голову бросился в западню.

Вернувшись домой, он столкнулся с подметавшей двор мадам Эльяс.

— Ах, месье Мартэн! — сказала почтенная женщина. — У меня есть кое-что для вас.

— Неужели? — рассеянно произнес Ноэль.

— Бумажка какая-то… Официальная, полицейский принес… Сейчас за ней схожу!

Ноэль почувствовал, как кровь отхлынула от его щек. Подумал: «Повестка о вызове к следователю!» И тут же: «Нет, комиссар бы сказал…»

Мадам Эльяс уже возвращалась, потрясая какой-то бумажкой:

— Простите меня, месье Мартэн! Она же два дня у меня валяется… но старость не радость…

Ноэль жадно схватил сложенную вдвое бандероль, сорвал обертку и развернул.

— Ничего неприятного? — радушно осведомилась мадам Эльяс.