Зайди ко мне, когда уснёшь - Эдуард Еласов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Этого еще не хватало. Уж никак не мог подумать, что духовный мир такой…
– Какой?
– Мрачный и грязный. А ещё, эти… говорящие крысы и безголовые водители.
Старик от души рассмеялся.
– Ну, во-первых, ты ещё не в том мире, где материя теряет всякий смысл. А во-вторых, как бы это сказать, духовный мир каждого человека свой. Чем он жил, его мысли, его иллюзии, то он и представляет собой, сбросив физическую оболочку. Наличие головы ещё не значит, что она есть.
– Что же это, я умер?
– Думаю, что нет, но уже близко к тому. – ответил странный старик. – Не страшно? Тогда давай прогуляемся.
Они вдвоем направились вдоль аллеи. Лёня обратил внимание, что сквер теперь напоминал некий ботанический сад. Растения, которые не могли расти на Урале, пышным цветом распустились вдоль множества тропинок. Диковинные цветы яркими пятнами расположились от земли до макушек деревьев. Не все они были прекрасны и безобидны, как могло показаться. Среди них встречались ядовито-лиловые и траурно-красно-чёрные особи, которые к тому же были ещё и хищниками. Время от времени они раскрывали свою лепестковую пасть и хватали разнообразных насекомых и даже маленьких птичек. Некоторые, самые наглые, умудрялись изворачиваться и кусать за штанину человека. Брюки Леонида были испорчены, а к старику растения проявляли завидное миролюбие, никаких поползновений. На ветках сидели крупные птицы, похожие на индеек, и сонно глядели на окружающий мир. У некоторых были самые настоящие человеческие головы. Они дремали, зевали и даже иногда шипели друг на друга.
– Это птицы гамаюн. Ночные жители, – пояснил старик, – отсыпаются. А ночью могут быть опасными, тогда лучше на них не смотреть и не слушать. А не то отдашь им своё лицо.
– Птицы, которые забирают лица, как это вообще возможно? Бред какой-то!
– Здесь бред – реальность, а реальность как бред. Привыкнешь со временем, – старец хитро посмотрел на собеседника.
– А Вы чем здесь занимаетесь и как попали сюда?
– Это вы приходите и уходите, а моя доля – быть здесь вечно. У меня есть маленький домик, где я живу и хозяйничаю, хочешь, покажу?
Старик остановился и вопросительно посмотрел на Лёню. Тот кивнул. В конце концов, ему некуда было торопиться, а дед располагал к общению.
Его загадочный визави зашел за старый дуб, увлекая вслед за собой. Одним широким жестом правой руки распахнул, как ширму, заросли дикого шиповника, и вот они уже очутились на Сибирской улице, недалеко от главного гастронома. Они стояли прямо под квадратными часами, которые, как известно каждому пермяку, никогда не показывают точное время. В месте, достаточно далеко находящемся от сквера Миндовского. Как старику удался такой фокус, оставалось непостижимой загадкой. Тогда Лёня решил не удивляться ничему, а всё принимать как есть.
Они пошли дальше, вверх по Сибирской. Старик со своей шаркающей походкой на удивление быстро передвигался, но не позволял попутчику отставать от себя. Лёня терялся в догадках.
– «Может, это какой-то волшебник? А это всё вокруг – просто сказка? Хотя какая может быть, к чёрту, такая грубая, некрасивая сказка? Наверно, этот тип просто фокусник. На том и порешим», – подумал он, а вслух спросил:
– А вы кем работаете?
– Есть у меня небольшое хобби, сейчас увидишь, – ответил старик.
– Простите, я не спросил, как Вас зовут.
– Часовщик, подходящее имя.
Лёня хмыкнул, не часто приходилось слышать такие оригинальные имена. Они повернули направо, и вскоре оказались у маленького неприметного домика. Вернее, если посмотреть иначе, очень приметного на фоне уродливых многоэтажек, которые угрожающе нависли над ним. Одноэтажный с двухскатной крышей, больше похожий на деревенский, домик терялся среди зелёного плюща, обвивавшего его со всех сторон. Маленький резной балкончик на уровне чердака, окошки с красивыми наличниками создавали приятное впечатление.
Хозяин незатейливого жилья толкнул незапертую дверь и пропустил гостя вперед. Сразу за тесной прихожей начиналась комната. Это была не просто комната, а какой-то дворцовый зал с высокими потолками. Как такое пространство уместилось в маленький домик, непонятно. Полы, выстланные морёным дубом, стены, облицованные гладким зелёным камнем, а высоченный потолок сиял белизной. И часы. Кругом были часы. В многочисленных шкафах, на стенах, на столе. Соответственно – настенные, настольные, напольные, песочные и водяные. Всевозможных размеров, от простых до богато инкрустированных. Глаза просто разбегались от такого циферблатного безумия.
– Вот мое хобби. Я обожаю часы. Ремонтирую их, настраиваю, – похвастал Часовщик и, понизив голос, заговорщицки прошептал. – И иногда я с ними разговариваю.
Лёня отпрянул и посмотрел на деда в поисках признаков безумия или хотя бы иронии. Но нет, тот был спокоен и деловито серьёзен. Теперь понятно, почему он предпочёл представиться не именем, а своей специальностью. Просто часовой маньяк какой-то!
– Столько часов! Какой смысл?
– Смысл?! – брови того взлетели в недоумении. – Часы пропускают через себя то, что вы даже не видите – Время. Время непреклонно, неподкупно и правдиво. Ни один из вечных жителей не может противостоять ему!
Старик шагал по залу взад-вперед. Видимо, он в Леониде увидел того человека, которому можно было выговориться. Долгое молчание тому причина или настроение, но дед не унимался:
– По-твоему, в мире сколько измерений?
– До сегодняшнего дня было три. Это, видимо, четвёртое.
Часовщик поморщился.
– Вот так все говорят. Четвёртое измерение – это время. Хотя я его назвал бы первым. Когда вы назначаете встречу, говорите координаты, а, б, с и, конечно же, время. Иначе как же вы встретитесь?! В полёте огромной стаи ни одна птица не столкнётся с другой без ведома Времени.
– А это место, где я нахожусь, какое измерение?
– Неважно. Пятые, шестые и прочие измерения – они есть. Люди верят только своим примитивным органам чувств, и поэтому для них открыты всего три координаты. Вам так трудно проникнуть в другие пространства. Особенно внутри себя. Но все эти пространства пронзает Время, которое может искажать их, изменять и даже оборачивать вспять. А значит, Время – наиважнейшая константа бытия.
Часовщик подошел к дальней стене, задрапированной от потолка до пола тяжёлой занавеской, и отдёрнул её. Вместо окна взору Леонида представился огромный механизм, обрамлённый шлифованным гранитом. Без лицевой панели, с выставленными наружу пружинами, шестерёнками и маятниками. Массивный, похоже, он был сделан полностью из металла, о чём свидетельствовали многочисленные заклёпки и кованые узоры. Без цифр, с одной единственной массивной стрелкой, похожей на лезвие меча, которая с лёгкостью двигалась по кругу, отмеряя свой единственный час.
Всё это крутилось, лязгало и жило своей неведомой жизнью. Такие часы даже внушали некий первозданный ужас. Гипнотический страх, от которого ноги не бегут и глаза не отрываются. Хотелось смотреть и смотреть, на их работу, и чем больше вглядываться, тем самым неминуемо быть притянутым к ним, чтоб исчезнуть в колесах и шестерёнках этого чудовища.
– Вот оно, Колесо Времени! – Часовщик был просто одержим.
– Жернова, – только и проговорил Лёня, и был недалеко от истины. Он ярко представил суть этого механизма, который неумолимо перемалывал время, а вместе с ним всё остальное. Лёню тоже буквально притягивало туда. Он даже сделал несколько шагов к железному монстру, пока Часовщик не придержал его за руку.
– Ладно, будет смотреть, – старик задёрнул занавес. Лёня оторвал взгляд, перевёл на Часовщика и понял, что когда тот говорил про вечность, то была вовсе не аллегория, а самая что ни на есть действительность.
– Вы живёте вечно!? Значит, Вы можете управлять временем?
– Заметь, мой друг, это сказал не я.
– Но кто же Вы?
– Простой Часовщик.
– Похоже, что не простой.
Старик достал из потёртого комода чайник с чашками и предложил гостю присесть к столу. Они пили чай из смородинового листа. И все эти тикающие часы, окружающие их, были словно живые. Они наблюдали за Леонидом, отстукивая секунды. Тик-так, тик-так. Время вдруг стало видимым словно прозрачная река, оно огибало все предметы, встречающиеся на его пути. Всё это постепенно вымывалось, таяло, частичка за частичкой, пока, не устав сопротивляться, растворялось и превращалось в тлен.
Лёня встряхнул головой. Видение исчезло. Исчез и домик с загадочным хозяином и всеми его часами.
Глава 8. Хельга
Лёня проснулся, лежа лицом вниз на своём диване. Тень огромной птицы кружила по полу. Он перевёл взгляд на одинокую лампочку в люстре. Нет, не птица, а простой мотылёк летал в свете тусклого огонька.
«Какой же невероятный сон я видел. Реалистичный. Вплоть до малейших деталей. Так, надо вспоминать, что же было накануне. Сергей и Володя привели меня домой. Это уже хорошо», – Лёня лежал в своей постели и, как мог, напрягал память. Его мучила жажда. Он перевернулся на спину. Двигаться не было ни сил, ни желания.