Сочинитель - Андрей Константинов

А потом Кудасов вдруг ощутил однажды, что ему с Татьяной просто неинтересно, что она превратилась для него в какого-то родственника, причем — родственника «бедного», потому что она-то от него зависела (и прежде всего психологически), а он от нее — если и зависел, то гораздо меньше… Самое страшное заключалось в том, что Таня была очень хорошим человеком — и матерью замечательной, и женой верной и заботливой. Что толку… Вместо «оливье» все равно был винегрет…

Кудасов не побоялся задать себе честные вопросы и дать на них честные ответы, а когда дал — так ему плохо стало и муторно — хоть стреляйся… А Тане-то ведь еще хуже было, она если умом и не понимала, то по-бабьи сердцем хорошо чувствовала, что ушло что-то очень важное из их отношений… И если у Никиты была возможность заглушить тоску любимой работой — то чем спасаться оставалось Тане? Она полностью ушла в Димку, в их сына… А Кудасов, работая в главке, начал задерживаться на службе даже тогда, когда в этом и особой необходимости-то не было, лишь бы оттянуть момент, когда придется заглядывать в испуганно-тоскливые глаза жены… О разводе он даже не думал, считал, что Таня с Димкой пропадут без него.

Поставив крест на счастье в личной жизни, Никита с еще большей остервенелостью окунался в работу… А работа в «разбойном отделе» была действительно захватывающей — опера «поднимали» нападения на очень интересные квартиры, где жили очень солидные люди. Случалось и так, что и разбойнички принадлежали к этому кругу — и случалось такое частенько… Поскольку постоянно происходили «обносы» и нападения на коллекционеров антиквариата, пришлось Никите окунуться и в их среду. Тот еще мирок, кстати говоря — в нем встречались и шизанутые полуголодные фанатики, сидевшие в буквальном смысле на сокровищах, но не имевшие денег на нормальные еду и одежду, и холодные, расчетливые дельцы, делавшие свой бизнес на обманах, кражах и различного рода махинациях…

В 1987 году ему передали дело о разбойном нападении на квартиру академика Мальцева — хоромы на улице Марата неизвестные злодеи «под ноль» не обносили, взяли только знаменитую коллекцию картин русских передвижников. Занятно, что когда Кудасову поручили это дело, с момента преступления минуло ни много, ни мало — полтора года, а сам академик, видимо, не перенеся утраты, ушел в лучший мир. Дело это было классическим, стопроцентным «глухарем». Но Никита впрягся, досконально изучил материалы, поговорил с кем мог из окружения Мальцева, агентуру свою сориентировал… И подфартило ведь Никите — стукнул один «добровольный помощник» незначительную на первый взгляд информашку, но Кудасову она дала сначала одну зацепочку, потом другую… А потом Никите потребовалась командировка в Москву, где в результате совместной работы с ребятами из МУРа был арестован некий авторитетный урка с «погонялом» Харитон. От Харитона ниточки к картинам из пропавшей коллекции потянулись по всей стране…

Потянуться-то потянулись, но вот какая особенность проявилась у этой «паутины» — «узелками» ее были люди влиятельные и известные: либо чиновники, занимавшие значительные посты, либо артисты — любимцы всего Союза, либо те дельцы, кого уже тогда называли «теневыми»… «Теневыми» этих людей называли потому, что деньгами и делами они ворочали огромными, но в официальных бюджетах все это не учитывалось. «Теневые», как правило, редко выставляли на показ внешние атрибуты своего могущества — хотя реальная их власть была огромной — они владели целыми фабриками и заводами… Была у «теневых» и своя «пристяжь», состоявшая, в основном, из людей проверенных и надежных, сделавших не одну «ходку к хозяину»[17]. Дух захватывало от этой картины… И чем, больше «узелков» попадало в поле зрения сыщиков, тем тяжелее им становилось разматывать клубочки дальше — нет, на них не давили впрямую, все происходило проще и пристойнее. Как только приближался кто-то к очередной интересной фигуре — его сразу же (или почти сразу же) перебрасывали на другую, как правило, «более важную и ответственную работу»… И еще одна интересная особенность была в деле о пропавшей коллекции — слишком много покойников — правда, умерших либо «естественной» смертью, либо от «несчастных» случаев… Успел Никита заметить и тень Антибиотика в этой «паутине». Даже не столько заметить, сколько прочувствовать — а больше он не успел ничего: после попытки допроса одной очень известной певицы, тогдашней почти официально признанной «королевы эстрады», отозвали Кудасова из командировки и бросили на другой участок работы… Тем не менее, та командировка в Москву очень много дала Никите, причем не только в сугубо профессиональной сфере.

…Шел май 1987 года, Кудасов сидел в Москве уже около недели, но города почти не видел, даже до Красной площади с Мавзолеем не сумел добраться — не до того было… Однажды его московский коллега, муровский сыщик Гриша Безруков, не выдержал и «наехал» на Никиту:

— Все, старичок, завязывай, так пахать нельзя, надо и расслабляться иногда — мозгам разрядка нужна…

Кудасов пожал плечами и вопросительно взглянул на Гришу, мол, что ты конкретно предлагаешь?

Безруков ухмыльнулся и, подняв указательный палец вверх, важно изрек:

— У нас в Академии психолог как говорил: у человека существуют три основных направления для разрядки… Какие именно? Это — а) алкоголь, б) секс, и в) — спорт или любая физическая нагрузка… Согласен?

— Согласен, — кивнул Никита, и Гриша продолжил:

— Поскольку ты, как я успел заметить, человек малопьющий — что нам остается?…

И он ожидающе посмотрел на Кудасова, как учительница, бросившая откровенную подсказку недотепе-ученику.

Никита поскреб в затылке и кивнул:

— Да, я как-то водку не очень… После нее потом с утра башка ни черта не варит. Я бы в волейбольчик с удовольствием где-нибудь постучал…

— Да иди ты в баню со своим волейбольчиком! — заорал, чуть ли не подпрыгнув на месте, Безруков. — Ты что, старичок, деревянный по уши? Ты взгляни вокруг — весна пришла, природа просыпается! А он со своим волейбольчиком! С женщинами надо общаться — чтобы душа мхом не обросла.

Кудасов кашлянул и, разведя руками, сказал: — Понимаешь, я женат. И…

Гриша сморщился, будто съел что-то кислое, и не дал Никите договорить:

— Слушай, ты не в политотделе. И не в инспекции по кадрам. Ты что думаешь — я тебя «пробиваю»? Ну, что ты, в самом деле? Свои же люди…

— Да нет, — смутился Кудасов, — я не к тому… Просто, понимаешь…

— Понимаю, — закивал Безруков. — Конечно, понимаю… Совесть и все такое… Моральные устои… Чего ж тут непонятного? Только женат-то ты в Питере… А мы с тобой сейчас в Москве — в столице нашей великой Родины… Врубаешься? У нас тут, знаешь, какие классные девчонки есть? Полный отпад!

— В МУРе?

Гриша вздохнул и посмотрел на Никиту, как на тяжелобольного:

— Причем тут МУР? Нет, причем тут МУР, а? Ты что, совсем меня за идиота держишь? Есть старое правило: не сри, где живешь! Знаешь, как «комитетчики» говорят: «Не возжелай жену брата и сотрудницу из аппарата!» Золотые слова, между прочим… У чекистов других не бывает… Опять же психолог в Академии нам что говорил: в личное время старайтесь поменьше общаться с коллегами, вы все и так профессионально деформированы… Так что оставим наших «мурочек» гражданскому населению… Есть тема получше. Я тут с двумя актрисками пересекся. Из «Ленкома»! Слышал про такой театр?

— Слышал, конечно, — кивнул Кудасов. — Даже сходить хотел… На «Юнону и Авось». Только туда билетов не достать…

— Вот и чудно! — обрадовался Безруков. — Вот и славно! Заодно приобщимся к культуре! Все в наших руках, сварганим сами себе спектакль не хуже этой твоей «Юноны». Что мы — глупее режиссеров? Я, вон, даже сажал одного в прошлом году, правда, он с «Мосфильма» был — дурак дураком дядя оказался, сам себе срок наболтал… Ладно, не в этом дело — давай, закругляйся потихоньку, я договорился с девчонками, что встречаемся в семь у «Космоса»… Ладушки?

Никита неуверенно пожал плечами, потом вспомнил вдруг вечный испуг в глазах своей Татьяны и покачал головой:

— Нет, ты знаешь… Давай уж без меня. У меня сегодня как-то настроения нет. И… э-э… мне еще поработать надо.

— Как это без тебя? — расширил глаза Гриша. — Ты че такое гонишь-то? Э?! Совсем «ку-ку», что ли? Как я с ними двумя-то? Куда одну дену? С другого боку положу, что ли? Наши все расползлись уже… Нет, старичок, это просто не по-товарищески будет, не по-офицерски… Ты уж давай, собирай волю в кулак. Надо, старичок, понимаешь — надо. Есть такое слово. Это я тебе, как коммунист коммунисту говорю.

— Ну, ладно, — вздохнул Кудасов. — Посидеть, конечно, можно…

— Конечно, можно! — возликовал Безруков и возбужденно засучил рукава своего модного пиджака. — И посидеть, и полежать… Все — молчу, молчу! Только посидеть! За театр побазарим, за режиссерские находки. Собирайся!…