Весёлый лес - Светлана Багдерина

Запах запустения. Запах уныния. Запах старого дома, оставшегося умирать в одиночестве.

Потом, в свете тускло переливающейся палочки крестного, он заметил на беломраморном полу неровную ржавую дорожку, поверх которой через каждые несколько шагов мутно поблескивали круглые красные пятна. Которые могли остаться только от свежей крови, накапавшей совсем недавно поверх такой же крови, проливавшейся по этому маршруту долгое время и постоянно.

Кухня.

Завернув за очередной угол, отряд вдруг остался в темноте: то ли мерцающая чахоточным бледным светом палочка, наконец, испустила дух, то ли места ее хозяину показались небезопасными. Уточнить никто не успел: глаза адаптировались к тьме и неожиданно различили тусклую серую полосу полуоткрытой двери. Из щели ощутимо пахнУло дымной горечью безнадежно подгорающего мяса, и до слуха застывших у стены людей донеслись приглушенные расстоянием и дубовыми створками голоса. Один из них был, похоже, тот самый, брюзгливый, разговаривавший с жаборонком. Второй – грубее и ниже.

Люди, как один, бесшумно приникли к дубовым резным доскам дверей и замерли, прислушиваясь.

– …вонять… – кислым утробным басом цедил грубый голос.

– Горелое мясо всегда вонять, – в порядке объяснения отвечал их старый знакомец, очевидно, заслуженный шеф-повар замка.

– Гнусь, – с отвращением изрек грубый.

– Гнусь, – тут же согласился повар. – Жечь мясо на огне – портить.

– Бугни есть когда?

– Гдддр отнести горелое мясо человеку женщине – и тушу рубить.

– Какая туша?

Послышалось неопределенное мычание, звук шагов и протяжный разочарованный вздох, больше похожий на стон.

– Опя-я-ять змееконь…

– Хороший, – сурово пресек недовольство кулинар.

– Тощий. Маленький, – не сдавался бас.

– Грррм хочет толстого – ест семирука.

– Гнусь! – еще более быстро и решительно, чем говоря о предыдущем пункте меню, выпалил бас.

– Заелся…

– Скажи леталу – пусть рукоеда приносить!

– Летало рукоедов не любить, змееконей любить.

– Грррм змееконей не любить!

– Сам охоться.

– Гнусь! Гугни охотиться! Гугни – гнусь! Бугням летало еду приносить! Рукоед вкусно… С травой, которую люди из деревни хозяину давать. С их плодами желтыми. И красными. И с хлебом. И с мокром.

– С чем?

– Ну, с влажном.

– С чем?…

– С… с сыром! Тоже вкусно?

– Не знаю.

– Ты пробовать?

– Нет. Хозяин узнать.

– Давай чуть-чуть?

– Узнать!

– А если вкусно?…

Осторожно-преосторожно, словно змееконь в засаде, Агафон просунул сначала нос, потом голову в приоткрытую створку и одним жадным испуганным взглядом ухватил открывавшуюся картину.

Длинная, утонувшая в грозовом предрассветном полумраке кухня зияла холодной чернотой огромных, как норы гиперпотамов, каминов. Перевернутые столы, бочки, чаны, корзины, скамьи и прочая мебель пополам с утварью слагались в горы и горные массивы вдоль прохода, прямого как стрела. Единственное озерцо света, озарявшее невидимых доселе собеседников, исходило от камина в самом дальнем конце.

Один из них наклонился и, похоже, потыкал в огонь кочергой, разбивая не прогоревшие поленья. Задремавшее было пламя встрепенулось, подскочило, подсвечивая стоявшую вполоборота фигуру, и тут же метнулись пучками разноцветные искры драгоценных камней – словно шатт-аль-шейхский калиф в вывернутом наизнанку плаще Гаруна аль-Маруна заглянул на огонек – озаряя зеленую кожу, безволосое лицо и голову, уши, похожие на рога, и колючие черные гребни вдоль рук и ног.

Чародей вздрогнул и юркнул назад.

– Что там? – нетерпеливо прошептал рвущийся в бой де Шене.

– Двое бугней, – загробным голосом ответил маг.

– Кого?…

– Чего?…

– Бугней. Тех зеленых уродов из легенды. Телохранителей Гавара. Родственники гугней – только поумнее, позеленее, и любят всё блестящее и красивое.

– А ты не путаешь? – прищурилась принцесса.

– Рост за два метра, усыпанные самоцветами словно елка в калифском дворце, зеленые… Угадай с трех раз, кто это?

– Оружие есть? – ничуть не обескураженный новостью, требовательно уточнил Люсьен.

– Наверное…

– Тс-с-с-с! – сердито шепнула Изабелла. – Они снова заговорили!

И люди опять прильнули к щели.

– …Давай человека женщину? – спрашивал тем временем бас.

– Хозяин тебя самого потом!..

– Давай?… – не отставал хрипатый. – Вкусно!

– Уйди, – был неизменным непреклонный ответ.

Тогда гурман сменил тактику.

– Гдддр, зачем хозяину человек женщина? Не нужна! Бугни ее есть – хозяин спасибо сказать!

– Зачем? Тебя не спросить, Грррм!

– Давай! Не заметить хозяин!

– Уйди.

– Кусочек? Маленький?

– Молчи! – яростно рявкнул кулинар, но в голосе его дрогнули и зазвенели на всю кухню басовитые струны сомнения.

– Давай ногу? – услышал вожделенную музыку и усилил атаку хрипатый.

– Скоро…вородкой… кинуть? – пригрозил искусителю[17] повар.

– Не нужно человеку женщине ногу! Убежать с ногой! – отыскал еще один убойный аргумент настырный – или измученный змееконной диетой – Грррм. – А бугень – ловить как дурак!

– Убежать, точно…

– Да в болоте утонуть, с ногами вместе… Добро пропадать!

– Пропадать… – задумчивым эхом вздохнул повар.

Изабелла гневно дернулась, и только проворное вмешательство шевалье не позволило переключить зеленым гурманам внимание с ножек герцогини на голову ее племянницы.

– Я требую немедленно разделаться с этими мерзкими людоедами! – прошипела принцесса, вырываясь из крепкой хватки Люсьена. – И как ты смеешь прикасаться ко мне, нахал!

Агафон сжался: казалось, звук пощечины мог быть слышен на другом конце кухни даже за дверью и на фоне кулинарных дебатов бугней.

– Если так называемые рыцари и великий маг сию секунду не вылезут из своей норы, то я пойду сама и…

– Расцарапаете им морды? Выскажете всё, что про них думаете? Дадите пощечину – если допрыгнете? С которого начнете? – ушатом холодной воды пролились на пылающий гнев королевской дочери слова недрогнувшего шевалье. – А если кричать еще громче, то они придут сами, и вам не придется утруждать себя дорогой через кухню, ваше высочество.

Принцесса глухо рыкнула, закусила губу, сжалась, словно пружина арбалета, и замолчала – то ли осознав всю нелепость своего порыва, то ли собирая новые аргументы и силы.

– Как ты посмел притронуться к ее высочеству? – сообразив, что может, наконец, сказать что-то, за что не будет обруган или высмеян, Лесли набычился и свел брови на переносице.

– Если это был вызов… – сверкнули в ответ недобрым огоньком очи де Шене.

– Тихо! – шикнула вдруг за плечо не отрывавшаяся на очередное представление Грета. – Они выходят!

– За тетушкой?! – снова взвилась Изабелла.

– Не знаю! Пока вы там… развлекались… заглядывал еще один бугень, позвал этих, и они выходят… вышли! Без еды!

– К тетушке?!..

– Заходим быстро! – выпустил из рук принцессу и рванул тяжелую створку на себя шевалье.

Петли коротко скрипнули.

– Никого? Точно? – замешкался, не желая покидать относительную безопасность, Агафон.

В дальнем конце коридора за их спинами, словно в ответ, послышались медленные шаркающие шаги, и отряд моментально и дружно, оставив сомнения, юркнул в образовавшуюся щель.

Вприпрыжку, не отрывая взглядов от двери в дальнем конце кухни, готовые при первом же признаке возвращения бугней шмыгнуть во тьму пустого камина, спасатели тетушек за полминуты домчались до противоположного конца поварни. Рядом с горящим камином – скорее, в качестве сиденья для повара, нежели как кухонная утварь – лежал перевернутый котел. Над огнем обреченно обугливался на вертеле огромный бесформенный кусок мяса. У стены в тени разделочного стола, растянувшись во всю длину, лежал со сломанной шеей небольшой змееконь – добыча, принесенная дрессированным – или дружественным – жаборонком бугням на завтрак. Чуть поодаль расположился объемный ларь.

Шестым чувством не евшего почти сутки человека его премудрие понял, что и где ему сейчас больше всего надо, подобно самонаводящейся стреле устремился к ларю и без раздумья распахнул крышку. Компания радостно охнула, на мгновение позабыв и про томившуюся где-то в сердце вражеской цитадели герцогиню, и про бугней, и даже про Гавара.

– Колбаса!..

– Сыр!..

– Репа!..

– Хлеб!..

– Набираем и прячемся! – скомандовал Люсьен, осторожно выглянул из полуоткрытых дверей, осмотрелся и выскользнул в опустевший коридор.

По первому пункту блиц-плана шевалье уговаривать не надо было никого.

Даже если бы повар разрешил своему обжоре-приятелю приобщиться к кулинарным благам человечества, вряд ли он причинил бы припасам колдуна больший ущерб, чем четверо голодных, как сто рукоедов, людей. Сыр, колбаса, репа, хлеб, зелень, редиска – все пошло если не сразу в рот, то в карманы, за пазуху или в подол. В считанные секунды недельные запасы Гавара уменьшились едва ли не в половину, и только тогда экспедиционный корпус, превратившийся в отряд фуражиров, вспомнил, зачем он здесь, и заметался: куда?…